Час Презрения - Сапковский Анджей. Страница 16
— Един суть на свете закон! — рычал толстый жрец. — Божий закон! Вся природа подчинена этому закону, вся земля и все, что на сей земле произрастает! А чары и магия — противны сему закону. Проклятие чародеям, близок уже день гнева, когда огонь небес поразит их богомерзкий остров! Рухнут стены Локсии, Аретузы и Гарштанга, за коими собираются ныне эти безбожники, плетущие козни! Рухнут эти стены…
— И придется, мать их перемать, все заново возводить, — буркнул стоящий рядом с Цири подмастерье в одежде, умаруханной известью.
— Увещеваю вас, люди добрые и благочестивые, — не унимался жрец, — не верьте чародеям, не обращайтесь к ним за советами и с просьбами. Не позволяйте им соблазнять себя ни видом роскошным, ни речью гладкой, ибо истину говорю вам, чародеи оные есть аки гробы повапленные, снаружи прекрасные, изнутри же гнили и истлевших костей полные!
— Гляньте на него, — проговорила молодая женщина с корзинкой, полной моркови, — вот треплется! На магиков, вишь ты, лает, потому как завидует, вот и все.
— Точно, — поддакнул каменщик, — у самого, ишь, башка словно яйцо лысая, а брюхо аж до колен. А чародеи — вона какие красивые, не плешивеют, не брюхатят… А чародейки, ого, сама красотища…
— Ибо твои раскрасавицы души дьяволу запродали! — крикнул невысокий типчик с сапожным молотком за поясом.
— Глуп ты, подошва гнилая. Если б не добрые тетки с Аретузы, ты б давно с сумой по миру пошел! Им скажи спасибо, что есть чего жрать.
Фабио потянул Цири за рукав, и они снова нырнули в толпу, которая понесла их к центру площади. Послышался грохот бубна и громкие крики, призывающие к тишине. Толпа и не думала замолкать, но глашатаю с деревянного помоста это вовсе не мешало. У него был зычный, хорошо поставленный голос, и он умел им пользоваться.
— Возвещаю, — заорал он, развернув рулон пергамента, — что Гуго Ансбах, низушек по рождению, объявлен вне закона, ибо злоумышленникам-эльфам, кои «белками» именуются, в доме своем ночлег и приют доставил. То же самое Юстин Ингвар, кузнец, краснолюд по рождению, коий негодникам оным наконечники для стрел ковал. Сим на обоих поименованных бургграф поиск оглашает и ловить их наказывает. Кто их схватит, тому награда — пятьдесят крон наличными. А ежели кто даст им пропитание альбо укрытие, их сообщником почитаться будет и одинаковая кара ему, какая и им назначена. А ежели в ополье либо в селении схвачены будут, все ополье либо все селение расплачиваться будут…
— Энто кто ж, — раздался выкрик в толпе, — низушку схронение дал? По ихним фермам пущай шукают, а найдут, то всех их, нелюдев, в яму!
— Не в яму, на шибеницу!
Глашатай принялся читать дальнейшие объявления бургграфа и городского совета, но Цири потеряла к ним интерес. Она как раз намеревалась выбраться из толчеи, когда вдруг почувствовала на ягодице руку. Вовсе не случайную, нахальную и невероятно искусную.
Теснота, казалось бы, не позволяла обернуться, но Цири научилась в Каэр Морхене двигаться в местах, в которых двигаться невозможно. Она развернулась, вызвав некоторое замешательство окружающих. Стоявший у нее за спиной юный жрец с бритой головой усмехнулся нагловатой, отработанной ухмылкой. Ну и что, говорила эта ухмылка, что теперь? Чудненько покраснеешь и этим румянцем все окончится?
Видимо, жрец никогда не имел дела с ученицами Йеннифэр.
— Лапы прочь, ты, дубина лысая! — заорала Цири, бледнея от бешенства. — За свою задницу хватайся, ты… гроб повапленный!!!
Воспользовавшись тем, что зажатый в толпе жрец не мог пошевелиться, Цири собралась его пнуть, но помешал Фабио, спешно оттащивший ее подальше от священнослужителя и места происшествия. Видя, что она вся трясется от злости, он подсунул ей горсть посыпанных сахарной пудрой хрустиков, при виде которых Цири мгновенно забыла об инциденте. Они стояли около ларька, там, откуда был виден подиум с позорным столбом посредине. Однако преступника там не было, а сам подиум был увешан гирляндами цветов и служил ареной группе разряженных как попугаи бродячих музыкантов, изо всех сил рвущих струны гуслей и попискивающих на дудках и свистульках. Молодая черноволосая девушка в украшенном цехинами сердаке пела и плясала, потрясая тамбурином и весело притопывая маленькими туфельками:
Толпящиеся вокруг подиума зрители хохотали до упаду и хлопали в ритм песенки. Продавец сладких хрустиков бросил в шипящее масло очередную порцию. Фабио облизнул пальцы и потянул Цири за рукав.
Ларьков было бесчисленное множество, и всюду предлагали что-нибудь вкусненькое. Они отведали еще по пирожному с кремом, потом — заодно — вяленого угорька, заели чем-то очень странным, жареным и наколотым на палочку. Позже задержались у бочек с квашеной капустой и сделали вид, будто пробуют, намереваясь якобы купить побольше. А поскольку, наевшись, так и не купили, торговка обозвала их засранцами.
Пошли дальше. На оставшиеся деньги Фабио приобрел корзиночку груш-бергамоток. Цири глянула на небо, но решила, что еще не полдень.
— Фабио! А что за палатки и будки вон там, у стены?
— Разные увеселения. Хочешь взглянуть?
— Хочу.
Перед первой палаткой стояли одни мужчины, возбужденно переступающие с ноги на ногу. Изнутри доносились звуки флейты.
— «Чернокожая Лейла… — Цири с трудом прочитала корявую надпись на полотне, — выдает в танце все секреты своего тела…» Глупость какая-то! Какие секреты?..
— Пошли дальше, пошли, — торопил Фабио, слегка покраснев. — Взгляни, это интересно. Здесь принимает ворожейка, будущее предсказывает. У меня еще есть два гроша, хватит…
— Жаль денег, — фукнула Цири. — Тоже мне — предсказание за два гроша! Чтобы предсказывать, надо быть вещуньей. Вещание — великий талант. Даже среди чародеек не больше чем одна из ста способна на такое.
— Моей старшей сестре, — заметил мальчик, — ворожейка предсказала, что она выйдет замуж, и это оправдалось. Не гримасничай, Цири. Пошли поворожим тебе…
— Я не хочу выходить замуж. Не хочу ворожбы. Тут жарко, а из этой палатки несет ладаном, я туда не пойду. Хочешь, иди один, я подожду. Только не знаю, на кой тебе эти предсказания. Что ты хочешь узнать?
— Ну… — замялся Фабио. — Больше всего… Буду ли я путешествовать. Смогу ли повидать весь мир…
«Будет, — вдруг подумала Цири, чувствуя головокружение. — Он будет плавать на больших белых парусниках… Доберется до стран, которых до него никто не видел… Фабио Сахс, первооткрыватель новых земель… Его именем назовут полуостров, край континента, который сегодня еще не имеет названия. Пятидесяти четырех лет, имея жену, сына и трех дочерей, он умрет вдали от дома и близких… От болезни, которая сегодня еще не имеет названия…»
— Цири! Что с тобой?
Она потерла лицо рукой. Ей казалось, что она выныривает из воды, выбирается к поверхности со дна глубокого, ледяно-холодного озера.
— Ничего, ничего… — пробормотала она, оглядываясь и приходя в себя. — Голова закружилась… Все из-за жары. И ладана из палатки…
— Скорее всего из-за капусты, — серьезно сказал Фабио. — Напрасно мы столько съели. У меня тоже в животе бурчит.
— Ничего со мной не случилось! — Цири молодцевато задрала голову, действительно почувствовав себя лучше. Мысли, которые вихрем пронеслись в голове, развеялись и тут же забылись. — Пошли, Фабио. Идем дальше.
— Хочешь грушу?
— Конечно.
У стены группа подростков играла в волчок на деньги. Волчок, обмотанный шнурком, надо было ловким, напоминающим щелчок бича рывком заставить вращаться так, чтобы он накручивал круги по начерченным мелом полям. Цири обыгрывала в волчок большинство мальчиков в Скеллиге, обыграла и всех послушниц в храме Мелитэле. Она уже собиралась было вступить в игру и освободить сорванцов не только от медяков, но и от залатанных штанов, когда ее внимание вдруг привлекли громкие крики.