Моя Крепость - Сапожникова Раиса. Страница 15

Глава IV

Все, кому удалось (или не удалось) отдохнуть в эту ночь, проснулись в должное время.

Кухарка Барбара затопила хлебную печь задолго до рассвета, и когда мастер Ладри показался в кухне, уже вовсю месила тесто; Том Дерек покинул свою милую Тэсс и во главе конюшенных мальчиков уже таскал с повозок мешки с кормом и засыпал лошадям; барон Мак-Аллистер, едва успевший освежиться после ночных приключений, сменил караул на стенах и вернулся в казарму. Ему предстояло заняться обучением своих бравых гвардейцев — обычное дело в крепости, но его отряд слишком долго провел в пути...

И по правде сказать, мало кто из этих славных парней имел опыт военной службы в лесу или в болотах, а ведь английская земля — это вам не пустыня и не саванна. Тут даже случаются снегопады, которые, говорят, похожи на песчаную бурю, но намного, намного холоднее! Зимой каждый воин должен надеть, кроме доспехов, еще и меховую одежду — и уметь в ней сражаться.

Сам Торин только в ранней юности, еще не став даже пажом, жил на такой земле, но в его полуразрушенном замке вооруженной стражи вообще не было, если не считать двух инвалидов, которые за кусок хлеба служили его старой тетке и даже кое-как обучали маленького хозяина солдатской премудрости. А в двенадцать лет его взяли на службу и увезли далеко-далеко, в Святую Землю...

Долгий путь через всю Европу — с распутицей, ветрами, дождями и летней жарой. Нападения на большой дороге, стычки на постоялых дворах, смерть от заражения крови после небольших ран — а потом снова в путь. Это и стало его военным опытом. А потом были первые шаги по пустыне и первые битвы с сарацинами, юноша рос и мужал, пока не попал в плен — и в рабство...

Но рабство оказалось спасением. Его господин — султан Египта Ассад-Гирей — круто изменил всю жизнь пятнадцатилетнего Торина Мак-Аллистера, открыв ему такие глубины, о каких даже не подозревает большинство людей на земле.

И теперь, на тридцатом году своей жизни, барон Мак-Аллистер возвратился в страну своих предков совсем другим человеком. Для него теперь самое трудное — вспомнить, как чувствует себя и что думает обыкновенный молодой скотт, каким был он когда-то, или англичанин, вроде Роланда Ардена... Ведь все его друзья — такие же, как он сам, бывшие христианские невольники, собранные Ассад-Гиреем и воспитанные в его дворце. Только два-три оруженосца появились уже в пути, но это только мальчишки, их еще учить и учить.

Уже в ближайшие дни надо наладить разъезды, ежедневный обход как можно большей площади — воины должны изучить территорию, узнать ее население, показать всем, что рыцари лорда Ардена — незаурядная военная сила, и нападать на его земли нельзя ни под каким видом.

Но для этого необходимо все время тренироваться, каждый день ездить в полном доспехе, точить и чистить оружие, подновлять и полировать брони, а главное — беречь, холить и тренировать боевых коней. Вот и сейчас, не дожидаясь напоминания командира, один за другим парни потянулись в конющню.

Тридцать боевых коней — богатство! Только дурак или простолюдин в этом деле надеется на одних конюхов.

Том Дерек, конечно, накормит всех лошадей, а его мальчики уберут навоз, но шкуру вороной Мун или гнедого Заката — скакуна самого Торина — должны вычистить хозяйские руки.

Иначе за что Закату любить Торина? Любить — и вынести из любой битвы, даже в беспамятстсве, даже мертвого... Рыцарь и его конь — товарищи. Так же, как лорд и его вассал. Как муж и жена. Как возлюбленные...

Торин вошел в конюшню. Как их много, подумал он. Слишком много. Зачем в замке сто лошадей?

Он подошел к своему Закату, взялся за щетку. Руки работали споро и сноровисто, конь тихо пофыркивал, не мешая хозяину размышлять. Рядом трудились друзья, многие полусонные и едва одетые. Вот вбежал юный Родерик, а за ним — хмурый, настороженный новичок.

Роланд чувствовал себя плохо среди незнакомых людей. На него с любопытством поглядывали из-за конских спин полуголые молодые мужчины — крепкие, сильные, с кожей намного темнее, чем у него. В их взглядах он не встречал враждебности, но остро ощущал свою чуждость. Это все рыцари, думал он. Ну, пусть не все, большая часть. Они служат своему лорду. Знают ли они, кто я? Может, и так.

А что, если он — мой враг!..

“А что, если он — мой враг!..”

Эта мысль не оставляла Роланда, пока он, едва успевая за тянущим руку Родериком, пробирался через переполненную конющню.

Здесь собралось, кажется, все население замка Арден. Среди полуодетых, разлохмаченных рыцарей и их оруженосцев невозможно было различить нескольких конюхов, что работали вместе со всеми.

А сколько лошадей! У Роланда разбегались глаза. Он помнил коней своего отца — могучие были звери — но их никогда не было столько. Разве что когда соберутся гости... Но со дня похорон его бедной матери в замке Арден ни разу не собрали гостей на праздник. Его отец за несколько лет превратился в угрюмого, нелюдимого молчуна. Даже со своим сыном он не желал разговаривать, что уж и говорить о соседях или крестьянах своей земли... А потом его стали называть колдуном. И король его не помиловал.

— А вот и Мун! Посмотри, Роланд, что за прелесть! — прервал его мысли неугомонный сын нового лорда.

В ответ раздалось приветственное ржание.

Роланд посмотрел. Кобыла и впрямь была на загляденье — ростом с боевого коня, тонконогая, сильная и на вид прекрасно ухоженная. Она нетерпеливо потянулась к своему молодому хозяину и получила угощение — соленую корку хлеба.

— Ей уже два года! А когда она обогнала всех в табуне, еще года не было. Ни один жеребец ее не догнал! И никто не мог на нее сесть, только я, и то, если приносил хлеб с солью, — продолжая весело болтать, Родерик ухватил скребок и принялся сноровисто расчесывать гладкую, густую черную шерсть. Мун только всхрапывала, точно мурлыча под его лаской. Она и к Роланду отнеслась благосклонно, даже не фыркнула на чужого, а только влажно дохнула ему в лицо.

У меня тоже была такая, хотел уже сказать он, но смолчал. Была, да, что говорить, не совсем такая. Конюх Пак сам, по секрету от лорда, выделил двенадцатилетнему господину кобылку — не видную, не дорогую, но все-таки лошадь. А о таком коне ему только мечтать... Он сжал губы и молча стоял перед стойлом Мун. Еще посмотрим, у кого будут лучшие кони!

— Она дочь Ворона! — оживленно продолжал Родерик, несмотря на его молчание, и махнул щеткой куда-то в сторону. Переведя взгляд туда, Роланд заметил очень крупного вороного жеребца с длинной пушистой гривой, которую в этот момент чесал конюх. Вороной не стоял смирно, а нервно помахивал головой, топал копытами.

— Это он отца ждет, — объяснил Родерик. — Он и мне позволяет себя чистить, и Тому тоже, и Маркусу, но каждое утро ждет, когда придет мой отец.

— Он придет сюда? — Роланд так удивился, что позабыл о своих обидах. Неужели граф придет чистить коня!

Он пришел.

Роланд увидал его неожиданно, уже когда тот шел по проходу между стойлами, а работающие люди приветственно кланялись, не выпуская из рук скребков и лопат. Лорд поспешил к своему Ворону, кивнул парню, что чесал гриву, и взял у него щетку. Боевой скакун тут же успокоился, замер под хозяйской рукой и всей мордой выразил удовольствие.

Сэр Конрад не мог стоять долго у своего Ворона. Привычно и почти машинально он двигал скребком, другой рукой гладил гриву любимца, но думал о другом.

Он тоже видел это множество лошадей, и подсчитывал, сколько корма им нужно на один раз, и сколько людей для ухода, и где их выгуливать, а куда деть навоз, ежедневно вываливаемый из конюшни... Проблема. Проблема номер — который? Он про себя усмехнулся. Вот так, оставляй престол сыну, плыви себе за тридевять земель, получи в подарок целое графство... и решай те же проблемы. Земля. Люди. Животные. Церковь... Что еще? Дом, пища, вода... Есть ли на земле место, где этих проблем нет? Власть! Власть — это, в основном, проблемы. И отнюдь не последняя из них стоит вон там, рядом с его тринадцатилетним сыном.