Моя Крепость - Сапожникова Раиса. Страница 52

— Откуда ты знаешь, — вздохнула женщина. — У него в жизни столько всего было, что могло быть и такое.

А что касается остального, то если есть право судить и разрешать от грехов, то это у него. Не сомневайся. Уж он понаторел в исповедях! Сотни людей открывали ему сердца. Каялись, умоляли о прощении. Он карал и миловал куда больше, чем здешние епископы... Он всех понимает. И тебя поймет.

— Но разве я могу рассказать ему, что...

— Можешь. Тем более, что в этом не будет ничего нового.

Это добило Роланда.

Еще несколько дней он боролся с собой, а потом все-таки, замирая от страха, подошел к графскому кабинету.

— Заходи, сынок, — приветливо пригласил его сам хозяин. У него как раз не было никаких других дел, и он просто сидел у горящего камина, наслаждаясь открытым огнем. Одна из немногих его слабостей.

— Милорд, — начал Роланд нетвердым голосом. Остановился. Умолк, Постоял без слов. Но затем вспомнил, что он — мужчина, воин, сын благородной крови, и заставил страх отступить:

— Милорд, ваша благородная леди... Она посоветовала обратиться к вам с просьбой.

— С какой же? — благожелательно улыбнулся лорд Арден.

— Я прошу вашу милость... принять мою исповедь, — выговорил он. И замер.

— Вот как.

Он, кажется, даже не удивился, подумал Роланд. А граф посмотрел на него, взмахом руки подозвал поближе и предложил:

— Ну, что ж, тогда стань на колени! — и указал место у своих ног.

У Роланда подкосились ноги. Он с готовностью упал на ковер. Но не мог произнести первого слова.

Сэр Конрад тогда начал сам:

— Сын мой, ты считаешь, что тебе есть в чем покаяться?

— О да! — выдохнул тот.

— Что же такого ты сделал?

— Я грешен... Я грешен в... В прелюбодеянии, — прошептал бедный юноша и ожидал всего, только не того, что последовало. Последовал спокойный вопрос:

— Ты имеешь в виду, что уступил леди графине?

— Да...

— Это не твой грех. Успокойся. Ты здесь вовсе ни при чем. Моя жена просто ошиблась. Она опоила тебя одним снадобьем... Но ты был чересчур измучен, долго жил впроголодь... Подействовало слишком сильно. Ничего страшного.

— Но я... Это было не один раз... — признался со стыдом юноша.

— По твоему желанию? — сощурился граф Арден.

— Ну... Нет. Сначала. А потом... — он все-таки умолк.

— В таком случае, давай-ка разберемся.

Как будто речь шла о тривиальных вещах, сэр Конрад поудобнее устроился в кресле и принялся разбирать дело:

— Графиня пригласила тебя?

— Да.

— Приказала?

— Ну... Нет. Она ласково пригласила.

— А ты мог не согласиться?

— Д-да... Наверное, мог.

— Так почему пришел?

— Не прийти было бы... Это было бы неучтиво. Она — дама. Отказать ей значит оскорбить... Обвинить в недостойном поведении.

— Соображаешь! — удовлетворенно кивнул лорд-исповедник.

— Ты понимаешь правильно. В данном случае, не прийти значило бы обидеть даму. Которая тебя любит и не желает ничего плохого. А что, уступать ей самому тебе было неприятно?

— Нет. Мне было приятно. Очень, — признал он правду.

— Но ты раскаиваешься в этом?

— Да.

— Почему?

Странный вопрос сбил Роланда с толку.

— Потому... Потому что это — грех. Это запрещено религией. Супруга не имеет права...

—...и так далее, — продолжил за него Конрад. — Верно. Но ведь это о жене сказано. Это касается ее. А в чем виноват ты сам?

— Я склонил женщину к греху...

— Ну, это неправда. Ты и сам знаешь, что неправда, не надо себя обманывать. Тем более на исповеди, — хмыкнул граф. — Ни к чему ты ее не склонял и не мог склонить. Меня интересует, понимаешь ли ты, в чем именно виноват? Действительно виноват?

— После этого я приходил сам. По своему желанию, — выдавил из себя Роланд, глядя в пол. — Меня вела похоть...

— Это не похоть, — услышал он. — Это всего лишь разбуженное тело. Думаешь, мне никогда не было восемнадцать лет? Природа берет свое.

— Вы это так... — наконец, не выдержал Роланд, — так объясняете, что получается, я вовсе не виноват. И мне не в чем каяться. Разве можно?..

— А вот это уже другой вопрос. В чем и почему ты раскаиваешься...

Понимаешь, сынок, грех — сложная штука. Бог наделил человека своей частицей. Мы называем ее душой, а еще — совестью.

Бог дал каждому по одной душе, а все души вместе и составляют божественную сущность.

Она живет своей жизнью, а каждый грех ранит ее и причиняет боль, и эту боль мы ощущаем, как собственное страдание.

Будучи сама частью божественной материи, совесть свободна от пут человеческой натуры. Ты чувствуешь, как она кричит «виноват!» Спроси же свою совесть: в чем? Кто пострадал от моего греха? Кому больно? Или, если поставить вопрос другим способом: обидел ли кого твой поступок, и если да, то кого? Попробуй найти пострадавшего.

— Это... Это вы, милорд, — помолчав, честно ответил грешник.

— В самом деле? — опять прищурился Конрад. — Я обижен тобой?

— Измена в любви всегда тяжело оскорбляет, — вздохнул Роланд. — А мы с леди совершили измену...

— Ну, ничего подобного! — рассмеялся граф Арден. — Много знаешь ты о нашей любви и наших изменах. Мы с Леонсией уже тридцать лет живем в браке, и если бы я видел измену в каждом мальчике, что ей нравился... Ни ее, ни меня давно не было бы в живых. И вообще, оставь леди в покое. Мы же договорились, ее грехи нас с тобой не касаются.

Если ты чувствуешь, что обидел меня, то разберись, чем. В глубине души ты отлично знаешь: твои игры в постели ни капли меня не трогают. Моя жена на тебя не жаловалась. Наоборот, она питает к тебе нежность и симпатию... И если ты все же чувствуешь за собой вину, дрожишь и мучаешься от страха... Нечего обижаться, это самый настоящий страх, ты меня отчего-то сильно боишься, хотя и знаешь, что тебе тут ничто не угрожает. Значит, дело в другом. Должно быть что-то еще, в чем ты действительно виноват. Ну же, малыш! Это исповедь. Тебе самому надо раскрыться. Говори. Не можешь? — граф Арден насмешливо и пристально вгляделся в измученные глаза молодого грешника. — Ну, давай я тебе помогу. Буду спрашивать, а ты отвечай, ладно? Ты убил кого-нибудь из моих друзей?

— Нет!

— Ты обидел хорошую женщину?

— Нет! Никого я не обидел.

— Ты украл золото из моей сокровищницы?

— Нет! Милорд! — возмутился Роланд.

— Ты пожелал моей смерти?

Грешник запнулся. Потом низко опустил голову.

— Вот, значит, в чем дело... — сэр Конрад задумчиво откинулся и машинально погладил юношу по склоненной макушке.

— Попытаемся разобраться глубже. Ты носишь в сердце обиду, правда? За отнятый у тебя дом, знатное имя... За сиротство. За неволю, в которую тебя ввергли. Не моя в этом вина, я к твоим бедам руку не приложил, но кого-то за это ты винить должен. А я у тебя вечно перед глазами. С твоим именем и в твоем доме. Твоя ненависть естественна.

Было бы странно, если бы ты немедленно воспылал ко мне сыновней любовью. Моя смерть вернула бы тебе все, правда? Ладно, не отвечай.

Я испытал в юности то же самое. И так же мучился от неутолимой и несправедливой ненависти... к своему, в общем-то, благодетелю. Если хочешь знать, я так же, как ты, стал любовником его любимой жены, просто желая восторжествовать над ним, всесильным и непобедимым. И, что самое главное, его смерть действительно дала мне все! Все, кроме чистой совести. Потому что к его смерти я невольно приложил руку.

— Я не хотел торжествовать над вами, — возразил Роланд неуверенно.

— Брось, это не осознанное желание. Так это и есть твой великий грех? Грешные мысли? И всего только?

— Не только мысли... — Роланд глубоко вздохнул и с трудом поднял глаза. Он не мог больше молчать. Но и выговорить было очень трудно.

— Ты что-то сделал во вред мне? Или покушался сделать? А, Роланд?

Говори же. Если решил признаться, делай это без колебаний. Скрыть уже не удастся. Да и не хочешь ты скрывать, не так ли?