Поднявшийся с земли - Сарамаго Жозе. Страница 53

Первым делом надо найти подходящий плоский камень, достаточно широкий, чтобы прикрыть половину газетного листа. Затем на испещренную заголовками и курсивом страницу сыпешь перец — он-то и будет главным оружием в этой охоте, само собой, день должен быть безветренным, чтобы перец не раздуло. Всем известно, что заяц любопытен. Любопытнее кошки. Какое может быть сравнение, кошке ведь совсем не хочется знать, что происходит в мире, ей это безразлично, а заяц не может пройти мимо оброненной на дороге газеты, чтобы не почитать ее, некоторые охотники обнаружили это, они прячутся за какой-нибудь изгородью, и, когда заяц приходит узнать новости, — трах! — огонь, и тут хуже всего, что газета в клочки рвется от пули и охотнику надо доставать другую, некоторые весь патронташ газетами набивают, даже некрасиво. А зачем же перец? В перце, сеньор, и есть самый главный секрет, только надо, чтобы день был безветренный, но и когда газета просто лежит на дороге, тоже ветра не должно быть, а то если она улетит, то и заяц ее не поймает, а ведь он тоже хочет почитать новости без помех. Рассказывайте дальше. Я бы много еще чего порассказал, да времени нет, итак, если подготовить все это — камень, газету и перец, — остается только ждать, а коли ждать приходится долго, то, значит, место для зайцев неподходящее, иногда такое случается, не стоит и жаловаться, охоты, мол, не было, тут вина ваша, но, когда знаешь местность, неудач не бывает, очень скоро появляется заяц, прыгает, то там травки ухватит, то здесь, но вдруг уши у него торчком становятся — газету увидал. И что тогда? Да идет, бедный, ничего не подозревает, хочется ему новости узнать, подбегает к газете и начинает читать, теперь он доволен и счастлив, ни одной строчки не пропустит, но так продолжается, пока он не дойдет до кучки перца и не втянет его носом. А что тогда? То же, что и с вами было бы на его месте, — чихает, бьется головой о камень и умирает. А потом? А потом надо подойти и взять его, но, если хочется, можно прийти на место через несколько часов, и там будет целая куча зайцев, так и идут один за другим, уж такие они любопытные, не могут спокойно газету видеть. Правда? Спросите кого угодно, это даже грудному ребенку известно.

У Антонио Мау-Темпо нет ружья, и тем лучше. Будь оно у него, он стал бы зауряднейшим охотником с обыкновенным снаряжением и не изобрел бы нового пороха — перца святого Губерта [30], но это вовсе не означает, что он презирает искусство стрельбы, доказательством тому служит ружье, заряжаемое через дуло, которое он купил у разорившегося арендатора за тридцать эскудо и с которым чудеса делает: Горожане недоверчивые сызмальства, то и дело они требуют клятв и доказательств, а это плохо, надо верить тому, что говорят, как, например, в этом случае: Антонио Мау-Темпо уже был владельцем ружья, которое через дуло заряжают, у него был и порох, но свинца не было. Надо сказать, что в это время охотились на кроликов, а то еще спросит кто-нибудь, почему, мол, Антонио Мау-Темпо не применил свой способ с перцем, камнем и газетой, как на зайца. Только невежды в искусстве охоты не знают, что кролики вообще не любопытны, — для них что газета, что облако в небе — все одно, разве только из облака может пойти дождь, а из газеты нет, потому и нельзя обойтись без ружья, силков и дубинки, но сейчас нас интересует только ружье.

Для охотника нет, конечно, большего несчастья, чем иметь хорошее ружье, пусть даже кремневое, и порох в достаточном количестве и не иметь свинца. Почему же ты его не купил? Денег у меня не было, вот в чем беда. Что же ты сделал? Сначала я ничего не сделал, я стал думать. И придумал? Придумал, если думать, всегда что-нибудь придумаешь. Как же ты вышел из положения, хотел бы я знать? У меня был пакет сапожных гвоздей, ими я и зарядил ружье. Как это — зарядил ружье сапожными гвоздями? А вы не верите? Верю, но только я такого никогда не слышал. Когда-то надо начинать верить в то, чего никогда не слышал. Ну, рассказывай дальше. Я был уже в поле, когда мне в голову пришла одна мысль, из-за которой я чуть было не повернул обратно. Что такое? Честное слово, я вспомнил, если в кролика стрелять гвоздями, его разносит в клочья, какое-то месиво кровавое получается, есть невозможно. И что же? Я опять стал думать. И придумал? Придумал, если думаешь, всегда что-нибудь придумаешь, я встал напротив толстого дерева и начал ждать. И долго ждал? Я ждал столько, сколько нужно, ждут всегда, сколько нужно. До тех пор, пока не появился кролик? Да, он меня заметил, пустился бежать к дереву, я это место хорошо знал, и, когда он пробегал мимо, я выстрелил. И он не разлетелся в клочья? Вот еще, а зачем же я тогда думал, гвозди прошли через уши и вонзились в дерево, в ясень, это был ясень. Замечательно! Замечательно, оставалось только стукнуть его по голове и вытащить гвозди, так что, когда я ел этого кролика, сапоги у меня были заново подбиты теми самыми гвоздями.

Эти люди, даже выдумывая, правду говорят, и наоборот, если они хотят правду рассказать, в ней всегда присутствует выдумка, хотя бы у них и не было такого намерения. И мы никогда не поймем, что правда, а что выдумка в охотничьих рассказах Антонио Мау-Темпо, и потому надо иметь мужество принять на веру эти истории, не сомневаться в том, что все, о чем говорится в этих рассказах, можно потрогать руками, будь то пойманные заяц и кролик или ружье, которое заряжают через дуло, дешевый порох, гвозди для починки неказистой обуви, сапоги, чьи подметки подбиты гвоздями, вытащенными из ушей кролика, перец, который еще индийские сказки наделяли чудесными свойствами, камень — их-то здесь хватает, — газета, которую зайцы читают лучше людей, и сам Антонио Мау-Темпо, рассказчик, — ведь не было бы историй, если бы никто их не рассказывал.

Один случай я вам подарил, потом второй, а сейчас подарю третий, три — число священное: отец, сын и святой дух, — рассказ про то, как кролик за ухо поймался просто великолепный случай. Так неинтересно, если заранее конец известен. Какая разница, у людей тоже конец известен — смерть, а жизнь — это все-таки самое лучшее, что можно рассказать. Ну, давай про кролика. У меня по-прежнему кремневое оружие, и я так привык к нему, что мне смешно было глядеть на двустволки или четырехстволки — полевые орудия, да и только, их бы запретить надо. Почему? А разве не лучше, когда человек ружьишко свое заряжает, порох на полку сыплет, пыж забивает, спокойно отмеряет дробь и видит, как убегает дичь, и говорит сам себе: беги, беги, на этот раз не вышло, человек самых дружеских чувств полон к дичи, попалась она или убежала, тут и в судьбу поверишь, не настал, мол, ее срок. Можно и так рассудить, ну а потом? А потом оказалось, что и на этот раз не было у меня денег на свинец. Послушай, да у тебя никогда нет денег. Подивишься, вас слушая, будто вам их всегда хватало. Ладно, нечего уклоняться, в своих делах я сам разберусь, рассказывай. Не было у меня денег на свинец, но зато был стальной шарик, такой, как в подшипниках бывают, я его на какой-то свалке подобрал, и решил я тот же трюк повторить, но на этот раз без дерева, дерево только для гвоздей годится. Объясни понятней. Я думал, что стальной шарик, если хорошенько прицелиться, за пулю сойдет, ни мяса, ни шкуры не попортит, все дело было в том, чтобы прицелиться, а это, не хвалясь скажу, я умею. А потом? А потом пошел на охоту, в одно известное мне местечко, на пески, где появлялся кролик ростом с козленка, настоящий кролик-патриарх, это не могла быть его супруга: ее никто никогда не видел, ведь всем известно, что она не выходит из норы, глубокой, как впадина у Понте-Каво, И идет эта нора под землей, а где она — никому не известно. Это уже другая история. Ошибаетесь, история та же самая, просто у меня нет времени рассказать ее. Ну а дальше? Этот кролик уже несколько раз надувал меня: прятался, стоило мне прицелиться, правда, оно у меня дробью заряжено было. Значит, ты не боялся шкуру попортить? Что ему дробь, здоровенный же кролик. Но ты же только что сказал. Так я не могу рассказывать. Ну хорошо, продолжай. Ждал я его, ждал, час прошел, потом другой, и тут появляется, прыгает, то есть не прыгает, а скачет, как я уже говорил, словно козленок, и, когда он был в воздухе, я вообразил, что это куропатка, и выстрелил. И убил его? Ничего подобного, он, пока в воздухе был, все ушами тряс, потом на земле оказался, снова прыгнул, и еще раз, и еще, а у меня стрелять нечем, припустил он к изгороди, еще скачок, да какой, казалось, он перелетит через изгородь, а это далеко, вот как отсюда дотуда, и что же я вижу? Что? Зацепился кролик, бьется, словно кто его за ухо ухватил, тогда я подошел и все понял. Ну, что же ты молчишь, я ведь сгораю от любопытства. Вы точно заяц. Хватит шутить, где же конец? Дело в том, что изгородь эту подстригали и оставили несколько сучков вот с этот мой палец, а в ухе у кролика была дырка от стального шарика, ну, он и повис на суку, представьте себе. И ты его снял, стукнул по затылку… Нет, я его снял и выпустил на волю. Не может быть! Может: в ухо попасть-то не настоящая стрельба, так, случайная удача, а такой кролик не может умереть по случайности. Ну и история! Тут все правда, так же как правда, что кролики плясали всю ту ночь до рассвета при полной луне. Почему? Они радовались, что глава их рода спасся. Ты видел? Видел, но только во сне.