Каныш Сатпаев - Сарсекеев Медеу. Страница 28
— Что скажете на это, товарищ Сатпаев?
— Сначала я хотел бы выразить свою благодарность специалистам Геолкома. Потому что эти же товарищи всего три года назад заявляли мне: в Джезказгане-де нет ничего стоящего и поэтому незачем там проводить буровые работы. Теперь оказывается, там кое-что есть, но разведку нужно вести не спеша...
— Говорите по существу, это не доводы.
— Если говорить по существу, я должен открыто высказать свое удивление детскими рассуждениями некоторых взрослых людей относительно наших степей. Не так давно специалисты, которые даже не видели месторождения, без стеснения сделали вывод, что меди там быть не может. А другие, приезжая в Джезказган на два-три дня, увидев голую заснеженную степь, говорили: «В таких местах невозможно вести разведочные работы...» Я тоже хочу назвать некоторые вещи своими именами, как призывали здесь мои оппоненты. Их подход — самый безответственный подход к государственному делу... Чтобы не продолжать этот спор дальше, я предлагаю: недра Джезказгана нужно разведать широким фронтом на большую глубину. Для этого требуется много средств, техники, необходимы кадры буровиков. Но в первую очередь нужны ваше доверие и поддержка.
— Вы, вероятно, понимаете, что просите не сто или двести тысяч, а миллионы?
— Да, я умею считать деньги.
— Как же вы хотите решить вопрос с кадрами разведчиков?
— Выступивший передо мной товарищ вызвал улыбки слушателей, когда упомянул о кочевнике, который, оставив своего верблюда, пришел на буровую. Мне кажется, это вовсе не смешно. Это явление, которое должно нас радовать, которое мы должны всецело одобрять! Ведь это пришел к нам человек, разбуженный нашим социалистическим преобразованием. Это не следствие духа местничества, а патриотический вклад, вносимый вчерашним кочевником в великие свершения, которые ежедневно происходят на родной его земле. Конечно, я не утверждаю, что кадровый вопрос у нас решится совсем легко. Но, во всяком случае, мы будем стараться не выпрашивать у вас специалистов... Только выделите нам достаточные средства для подготовки буровиков.
Но долгое обсуждение ничего не дало джезказганским разведчикам, ассигнования не были увеличены. Сектор ВСНХ все же предпочел поверить экспертам из Геолкома во главе с профессором В.К.Котульским, и предложенный Сатпаевым пятилетний план широкой разведки Джезказгана провалился. Взамен ему почти насильно сунули мизерную программу Геолкома.
Что оставалось делать? Смириться и, признав свое поражение, вернуться в Улутау? Нет! Он как никогда уверен в себе, в подземных богатствах джезказганских недр. И решает искать новые пути. Весной 1930 года он попал на прием к председателю Госплана СССР академику Г.М.Кржижановскому... Неизвестно, какие доводы он приводил и в какой обстановке проходила беседа, но факт то, что после этой встречи Главметалл вынужден был выделить дополнительные суммы на разведку. Геологоразведочному отделу Карсакпайского завода отпустили не только средства, но и предоставили буровую технику; положительно решился и вопрос о кадрах.
Дальнейшая судьба дела зависела от недр Джезказгана. Подтвердятся ли запрогнозированные запасы руд? Оправдают ли доверие люди, на которых возложено столько надежд?..
Свидетельствует эксперт Всесоюзной комиссии по запасам полезных ископаемых Комитета по делам геологии при СНК СССР М.П.Русаков:
«...Сразу же бросалась в глаза, во-первых, минималистическая тенденция в оценке общих перспектив Джезказгана с учетом лишь богатых руд, как это делали и английские концессионеры; во-вторых, крохоборческий подход работников Геолкома к масштабу проводившихся здесь геологоразведочных работ... И конечно, нельзя было не согласиться, что... К.И.Сатпаев совершенно правильно и впервые в истории этого рудного поля определил и его масштаб, и масштаб перспективных запасов меди в недрах Джезказгана, которые можно и должно было выявлять не тысячами метров бурения, а многими десятками и сотнями тысяч метров... Не могу забыть, как... Каныш Имантаевич сказал мне: «Я очень ценю и понимаю такие твои крупнейшие достижения, как Коунрад, Алмалык и прочие, но поверь мне, Михаил Петрович, не пройдет и 15 лет, как наш геологоразведочный коллектив в Джезказгане сделает здесь несколько Коунрадов. Я в этом больше чем уверен». Такова была сила научной интуиции и здорового оптимизма у молодого Каныша Имантаевича, которому тогда чуть перевалило за тридцать лет».
III
В эту зиму должны были работать три станка. Когда Каныш возвратился из Москвы, все они стояли. Оказалось, что отдел снабжения комбината не выделил леса для сооружения навесов. В Джезказгане был настоящий голод на строительный материал.
Правда, готовый лес есть в Джусалах, лежит целыми штабелями. Но его нужно как-то подвезти. А где взять транспорт для доставки? Из-за общей необеспеченности комбината в Карсакпае то и дело получалось по пословице: «Хвост вытащишь, нос увязнет». Постоянно где-нибудь случались прорывы.
Так как станки остались неутепленными, двигатели работали с перебоями, часто в них замерзала смазка. В итоге в один из морозных дней все три «Крелиуса» совсем смолкли. А раз остановились «кормильцы», как рабочие называли свои станки, среди обслуживающих их буровиков начались пересуды, ворчание. Некоторые даже уехали в свои аулы.
Если надеяться на подвоз леса, пожалуй, до весны придется сидеть без дела. Надо что-то срочно предпринимать. После долгих раздумий Каныш решил использовать казахскую юрту для обогрева станков. Ту самую, что далекие предки его когда-то изобрели для жилья. В персональном архиве академика, находящемся в Институте геологических наук, сохранилась фотография бурового станка, обнесенного такой юртой.
Такой выход из положения мог показаться нищенским, но он давал определенные выгоды: юрту легче переносить с места на место в сравнении с деревянными будками, да и срок службы ее намного дольше. Если же отапливать «буржуйкой», то внутри будет куда теплее, чем в дощатом сарае. Походное жилище кочевника привилось на джезказганских буровых, им часто пользовались и в последующие годы. Комбинат приобрел специально для геологов несколько юрт. Таким образом, станки, которые впервые работали в зимних условиях, больше не останавливались и в дальнейшем бурили без перебоев.
На обслуживании «Крелиусов» теперь было занято в два-три раза больше рабочих, чем обычно. Приходилось идти на это: бурение шло в непривычной обстановке, а люди плохо знали технику. Это приводило к перерасходу заработной платы. Повышалась и стоимость каждой пробуренной скважины. Но была от этого и польза — Каныш считал зимние буровые школой подготовки кадров.
К летним разведочным работам он начал готовиться сразу после возвращения из Москвы. Группу молодых людей, отобранных еще осенью, направил в Ленинград. Они должны были в течение пяти месяцев обучаться на курсах буровых мастеров. Придавая огромное значение этому делу, Каныш Имантаевич отправил в качестве сопровождающего группы Таисию Алексеевну.
В самом Карсакпае также были открыты школа ликбеза, курсы по подготовке буровиков, коллекторов, лаборантов, токарей, слесарей и шоферов. На некоторых из них преподавал сам Сатпаев, он привлек к обучению новых рабочих, специалистов-геологов, инженеров и даже прибывших на производственную практику студентов. Каждый квалифицированный рабочий обязывался обучить своему ремеслу товарища, который трудится рядом.
Понять тогдашнюю обстановку помогают лозунги, пестревшие на страницах газет того времени: «Неграмотный рабочий не может работать на буровой. Буровая — это не скот, который можно погонять камчой, это техника, которая подчиняется только грамотному человеку», «Безграмотный хуже слепца, овладевай грамотой, рабочий казах!», «Ормантай научился грамоте, и его назначили мастером. Зарплата его стала вдвое больше. Берите пример с Ормантая Елжасова!», «Проснись, казах, настала пора пересаживаться с верблюда на машину!», «Запись на буровую еще продолжается. Если придешь сегодня, еще не поздно».