Криминальный гамбит - Сартинов Евгений Петрович. Страница 63

Выехав за город, Мамонов начал думать, где ему закопать деньги. Луга отпадали: каждую весну на них был мощный разлив, отчего они и получили свое название: заливные луга. Лесопосадки слишком близко. Подполковник лихорадочно размышлял…

Был поздний вечер, и самая короткая ночь года никак не решалась подступиться со своей украшенной миллионами звезд чернотой. И тогда Мамонов повернул «Волгу» к Зубовской пуще. По преданию, эти остатки девственного дикого леса в свое время принадлежали помещику Зубову. За годы советской власти пущу чуть было не пустили под пилу, но оказалось, что кроме этого леса в области нет других мест для охоты, и любовь областного начальства к пернатым трофеям спасла заповедник от уничтожения.

Заехав в лес насколько это было возможно, Мамонов свернул с дороги и выбрался из машины. Несколько минут стоял, прислушиваясь и присматриваясь к окрестностям. Эти места были ему хорошо знакомы, раньше они семьей выезжали сюда на шашлыки.

Достав из багажника лопату с коротким черенком и прихватив «дипломат», подполковник двинулся в глубь леса. Пройдя метров двести, он остановился у приметного дуба на берегу небольшого ручья. Под деревом Мамонов копать не решился — судя по взрыхленной земле, сюда в поисках желудей частенько наведывалось семейство кабанов. Определив стороны света по таявшему закату, он отмерил десять шагов на север и аккуратно вскрыл дерн около куста шиповника, так же аккуратно отложил его в сторону, затем выкопал яму сантиметров семьдесят глубиной. Прежде чем погрузить в землю «дипломат», он завернул его в два больших полиэтиленовых пакета и обмотал скотчем. Уложив свое богатство, Мамонов забросал яму землей, излишки ее разбросал по сторонам и, наконец, осторожно вернул дерн на место, утрамбовывая землю, нервно оглядываясь по сторонам. Ему казалось, что кто-то следит за ним, наблюдает за тем, что он делает. Но сколько ни вглядывался подполковник в наступающую темноту, ничего не заметил. В конце концов он решил, что это лишь игра нервов и воображения.

«Совсем докатился, мерещится уже хрен знает что!» — мысленно успокаивал он себя.

Засыпав тайник сверху опавшими листьями и сучьями и еще раз тщательно повторив про себя приметы местонахождения своего клада, Мамонов подхватил лопату и двинулся к «Волге». Когда шум мотора начал удаляться, раздвинулись кусты и на полянку около дуба выбрались трое детей. Самому старшему было лет десять, девчонке чуть меньше, а маленькому от силы года четыре — типичные деревенские дети, худые, с выцветшими до самых корней волосами, с расцарапанными от бесчисленных комариных укусов голенастыми ногами. Это были дети лесника, возвращавшиеся на кордон после рыбалки на Кривом озере. Они испугались и спрятались в кустах, когда неожиданно увидели странного дядьку в милицейской форме, копающего яму.

— Уехал! Айда посмотрим, что он там зарыл, — сказал самый старший пацан и деловито отправился к тайнику подполковника. Раскапывали они его дружно, в шесть рук, сопя от напряжения. Достав находку, они небрежно сорвали пакеты и с любопытством начали вертеть «дипломат» в руках. Такой интересной штуки никто из них еще никогда не видел.

— Это цто? — спросил самый младший.

— Чемодан такой, не видишь, — солидно объяснил старший брат.

— А почему он такой маленький? — спросила девочка, почесывая свежие комариные укусы.

— Это специальный, чтобы можно было прятать в землю. Щас мы его откроем.

Чемодан никак не открывался, как они ни старались. Но у самого старшего, Сашки, как у настоящего сына лесника, имелся для защиты от всяких неожиданностей хороший, крепкий самодельный охотничий нож. С его помощью он быстро привел, в негодность корейский замок, и через полчаса упорного труда твердыня пала. Содержимое «дипломата» разочаровало детей.

— Я думала, тут что-то интересное, вроде денег, а тут какие-то бумажки, — сказала Анька, вертя в руках стодолларовую купюру. — Зачем они ему нужны?

Санька, как самый старший и ответственный за все, напряг свой скудный интеллект и важно заявил:

— Видел я такие бумажки в городе, зимой, у тетки Ольги. Петька с Наташкой в них в такую игру играли, называется… — он еще больше напряг память. — Мало-полия.

— Это как?

— Я вам завтра расскажу, а сейчас айда домой, поздно, а то папка опять драться будет.

Они прихватили удочки, нанизанных на кукан карасей и поспешили к кордону, по дороге обсуждая свои планы на будущее.

— Сейчас мы эту штуку в сарай припрячем, а то мамка сразу отберет, а завтра уйдем на Кривое озеро и поиграем. Хорошо?

— Хорошо, — согласилась Анька, с обожанием поглядывая на старшего брата.

Мнением младшенького они не интересовались.

Могильнову не удалось взять Гусева, хотя прокурор без звука выписал постановление на его арест. Когда сообщение об этом поступило на пульт, помощник дежурного капитан Дроздов болезненно охнул, схватившись за живот, и сказал своему напарнику:

— Коль, я на минутку отойду.

— Ты чего это сегодня, обожрался? Целый день бегаешь на толчок.

— Не знаю, колбаса, наверное, несвежая попалась.

Когда Дроздов вышел из дежурки, он оказался рядом с переполненным «обезьянником» и тут же попал под прицел всей задержанной за день «братвы».

Гусевские «бойцы», оказавшись вместе, осмелели и начали наглеть.

— Начальник, тащи парашу, а то сейчас прямо здесь кучу наложу! — заорал кто-то.

— Валяй, сам ее нюхать будешь, — отрезал Дроздов, проходя мимо.

— Ну, будь человеком, скотина! Своди на толчок.

— Не бойся, я за тебя все сделаю.

— С-сука!.. — понеслось ему вслед.

Но Дроздов свернул совсем в другую от туалета сторону. Открыв своим ключом один из кабинетов, он проскользнул внутрь и, набрав номер, доложил:

— Все, Комар выписал постановление на твой арест. Минут через десять они будут у тебя.

— Сволочь старая! Мало его прикармливали! Где Мамон?

— Никто не знает, уехал три часа назад и пропал.

— Ладно, спасибо.

— Линяй скорей! — настаивал Дроздов, нервно поглядывая в сторону двери. — Да, сожги свою телефонную книжку, там мой телефон есть, я видел, как ты его записывал. Отсидись в лугах, на турбазе, дня через три я тебе дам знать, как дела.

Когда кавалькада из трех патрульных машин приехала в Демидовку, большой двухэтажный дом под красной черепицей был пуст. Не было даже известной всему Кривову черноволосой красавицы Зойки, не то цыганки, не то молдаванки, жившей с Гусевым на правах постоянной подруга последние три года. Свирепейший ротвейлер, медалист и чемпион по кличке Карл-Август, слишком «нелюбезно» встретил представителей власти и посему был немедленно пристрелен. Убедившись, что «птичка» по кличке Гусь упорхнула, Могильнов с досады сплюнул и, посмотрев на дом Мамонова, кивнул в его сторону:

— Как вам домик нашего шефа?

Большинство из рядового состава личные хоромы подполковника видели впервые.

— Это его? — удивленно спросил кто-то из подчиненных Мамонова.

— Ни хрена себе!

— Да! Нехило живет Мамон, — сказал сержант.

— Умеет жить, — с завистью сказал другой милиционер, также с сержантскими лычками.

— Скажи — воровать, — поправил кто-то.

— Какая разница! Не пойман, не вор, выдал известную поговорку сержант.

— Не скажи. Тут и без санкции видно, кто вор, а кто нет.

В это время один из прибывших, лейтенант, обнаружил железную калиточку в заборе. Он приоткрыл ее, и на него со свирепым рыком тут же бросился мамоновский Дик. Офицер выругался и, обернувшись, сказал: . — У них и собаки как на подбор. Наверное, одним мясом кормят, поди говяжьей вырезкой.

Могильнов подошел поближе, посмотрел на беснующегося пса и, воровато оглядываясь на окна мамоновского дома, выстрелил овчарке в голову.

— Ты чего это? — удивился лейтенант.

— А чтобы нам штаны не порвал, когда Мамона брать придем.

— Ты думаешь, все-таки его раскрутят?

— Должны.

Они не заметили, как наверху, на втором этаже, чуть дрогнули портьеры в одном из окон.