Нумизмат - Сартинов Евгений Петрович. Страница 55
— Эй, мужик, купи паспорт.
Пренебрежительно хмыкнув, Силин прошёл было мимо, но потом вернулся назад.
— Твой, что ли, паспорт? — спросил он, разглядывая пропитую мордочку старика.
— Да нет, — зачастил тот, шаря у себя за пазухой. — Вот, сын у меня помер, а паспорт его остался.
Истрёпанная красная книжица перекочевала из грязных лап продавца в руки Нумизмата.
— Трошкин Михаил Дмитриевич, — прочитал Силин на первой странице.
— Ну да, а я вот Трошкин Дмитрий Иванович, — ткнул себя кулаком в грудь необычный продавец.
— Как же это у тебя паспорт-то не забрали после смерти сына? — удивился Михаил.
— Да болел он у меня сильно. Отвёз я его в больницу, а сам загудел, — лицо старика озарилось по-детски счастливой улыбкой. — В Подольск я уехал, к лярве одной. Эх, и гудели мы! Не заметили, как дом её пропили. Тут приезжаю, а Мишку, говорят, похоронили давно. Он ещё тогда, в марте, умер. Вот такой я несчастный человек, сына собственного пережил, и даже могилка где не знаю.
Старик всхлипнул своим сопливым носом, а Силин только покачал головой на эту странную исповедь. Человек на фотографии в паспорте мало походил на
Силина, но что устраивало Нумизмата, так это возраст — тридцать семь лет, и московская прописка. Ни жён, ни детей у покойного не было.
— Сколько просишь? — спросил Михаил старика.
Сумма, запрошенная «несчастным отцом» на поминки сына, оказалась не очень большой, но Силин, поторговавшись, сбавил её до двух литров водки. Покупка изменила его планы. Михаил завернул в ближайшее фотоателье, чуть переплатил, но через час получил четыре снимка стандартного официального размера.
Все эти хлопоты отвлекли Силина от главного дела, и на Кутузовский проспект он попал лишь в конце дня. Увы, все увиденное здесь не вдохновило его. Нужный ему трехэтажный особняк оказался как бы задвинут от общей линии домов метров на тридцать и лишь виднелся из-за мощных голубых елей. Двухметровая железная ограда, массивные ворота под бдительной охраной рослых парней в полувоенной форме, телекамеры на каждом углу — по меньшей мере, впечатляли.
Нумизмат обошёл здание с тылу и, по старой памяти, хотел понаблюдать за недоступным особняком из подъезда соседнего дома, но подойдя к двери, столкнулся с очередной столичной неприятностью. Про домофоны в своём Свечине Силин даже не слыхал, но поняв, что дверь открывается с помощью этой чёрной коробочки, нажал на кнопку под номером четыре.
— Да, кто там? — вскоре донёсся до него дребезжащий старческий голос.
— Это… слесарь, — с некоторой запинкой, но все-таки нашёлся Нумизмат.
— Проверяем отопление в квартирах, откройте пожалуйста, дверь.
— Какой ещё слесарь? — задребезжала старушонка в ответ. — Что вы мне голову морочите!? Я этой весной слесаря две недели ждала. Идите отсюда, пока я милицию не вызвала!
Судя по голосу, бабушка распетушилась не на шутку. Силин ещё раз нажал на кнопку вызова и высказал в микрофон все, что он думает об этой почтённой женщине, её покойных родителях и всех остальных предках до седьмого колена. Богатую лексику для незапланированного спича он позаимствовал из огромного словарного запаса своего бывшего брагадира шабашников Крота.
Закончив витиеватый монолог, Силин очень быстро покинул проклятый район и к шести часам вечера вернулся на квартиру к Наде. Ему показалось, что та даже обрадовалась.
— А я уже стала бояться, что вы не придёте.
— Да нет, — улыбнулся Силин. — Я бы тогда позвонил.
За ужином он отдал плату за постой, сказал, что, возможно ещё задержится в столице на несколько дней. Надя настолько расчувствовалась, что предложила то, что не предлагала ещё ни одному из постояльцев — принять ванну. От этого предложения Михаил не отказался. Последний раз он мылся в заброшеной пермской деревне, и грязные волосы стали проблемой даже для него, не слишком большого приверженца гигиены. После ванны Силин, по обыкновению, натянул на себя все то же самое бельё, налил кружку горячего чая и удалился к себе в комнату.
Кипяток ему понадобился отнюдь не для согрева организма. Минут пять он распаривал над горячим чаем фотографию на паспорте покойного Трошкина, а затем ловко и без следа удалил её. Ровно вырезать свою фотографию и приклеить её на освободившееся место уже не составило для Нумизмата большого труда.
Прихлёбывая остывший чай, Силин долго рассматривал новый документ и остался им недоволен. Сквозь старую фотографию проступали выпуклые буквы «Паспорт СССР». В новой версии главного документа гражданина свободной России надписи не было. На первый взгляд, это не бросалось в глаза, но если хорошо присмотреться…
После некоторого раздумья Силин снова проскользнул в ванную, там на одной из полочек он видел самую обычную резиновую шайбу, бывшую забаву Надиных детей. Тяжёлая, литая резина послужила исходным материалом для производства нужного ему штампа. Смог бы кто-нибудь только с помощью перочинного ножа и линейки изготовить подобное? Вряд ли. Но за спиной Силина были пятнадцать лет работы слесарем-лекальщиком, многочисленные опыты по изготовлению монет и врождённый талант. К часу ночи он закончил необычный штамп, вместо пресса использовал ножку кровати и собственное тело. Перед сном Михаил пролистал периодику, но ничего нужного для себя не нашёл.
Утром его снова разбудила Надя. Первым делом Силин вытащил из-под ножки кровати паспорт. Сверив его со своим собственным, он убедился, что затея удалась. Теперь уже никто не мог придраться к его документам.
Этот день, как и предыдущий, кончился полным провалом. Силин облазил все окрестности дома на Кутузовском, но так и не смог ни на шаг приблизиться к особняку. Место, откуда стреляли по квартире Балашовых из гранатомёта — узкую щель между соседним домом и оградой, — давно заделали кирпичом. Так что Нумизмату даже не пришлось доставать из сумки свой потёртый бинокль.
На постой Силин вернулся совершенно разбитый, больше морально, чем физически. Поужинав и заплатив за очередную ночёвку, Нумизмат заперся в комнате и начал обдумывать своё положение. Сначала он лежал на кровати, затем уселся за стол и достал своё досье. Тщательнейшим образом Силин ещё раз изучил все, что было написано о Балашове, его семье, образовании, карьере. Несмотря на видимое обилие фактов, Нумизмат не мог сказать, что хорошо знает своего противника. Да, будущий магнат хорошо учился, школу окончил с «серебром», институт экономики — с красным дипломом. Потом работа в ЦК ВЛКСМ и сразу, без касания реальной жизни, экономический отдел ЦК КПСС. Ну а потом Балашов всплыл уже тузом в сфере бизнеса. При этом он казался более закрытым, чем его коллеги по клану. Он не лез во власть, как Березовский, и не кичился своим богатством, как Брынцалов. Даже в пресловутой десятке богатейших людей страны Балашов маячил как бы на втором плане. За ним признавали и крупное состояние, и размах наполеоновских планов, и несомненный успех большинства его начинаний. Но все это как бы сквозь зубы, чаще поглядывая на более ярких представителей нового класса. Живого, реального человека Силин за всем этим так и не почувствовал.
Среди множества статей Михаила привлекла заметка в «Московском комсомольце». Корреспондент побывал на одной из «ударных строек капитализма» в районе деревни Зубовка. Долго и слюняво обсасывая каждый строящийся там особняк, репортёр упомянул в числе застройщиков и Балашова.
«…Дом Виктора Балашова, — писал он, — поразил меня простотой и скучностью архитектурных форм. Трехэтажная квадратная коробка из итальянского кирпича, крыша из розовой черепицы, унылые лоджии из зеркального стекла, бассейн и оранжерея, примыкающие к зданию. Все скучно, традиционно, без размаха и фантазии. Забавно, что дом строят не турки или югославы, как на соседних участках, а наши кровные братья — хохлы. И здесь наш „скупой рыцарь“ остался верен себе: сэкономил по мелочам на зарплате строителям. Но в начале ноября Виктор Александрович справит новоселье. Так пожелаем ему нескучного проживания в своём серо-розовом замке…»