Весенние битвы - Азимов Айзек. Страница 3
– Что может быть честнее? – отозвался громкий хор публики.
– Сними очки, Шнелль, – сказал Мордуган.
– Нет! – храбро ответил Артаксеркс, а в это время кто-то из зрителей сорвал у него очки с носа. – Эй, – вскрикнул Артаксеркс, – ты помогаешь Биллу!
– Ничего подобного. Я помогаю тебе, – ответил студент, держащий в руках очки.
– Но я же не могу разглядеть Мордугана, – сказал Артаксеркс.
– Не волнуйся, – ответил Билл, – ты меня отчетливо почувствуешь.
И не тратя больше слов, залепил молотоподобный кулак Артаксерксу в челюсть.
Кулак просвистел в воздухе, и Билл провернулся на пол-оборота, в то время как Артаксеркс чуть отшатнулся назад, и кулак прошел на четверть дюйма в стороне.
Мордуган выглядел озадаченно. Артаксеркс выглядел ошеломленно.
– Ладно, – сказал Билл. – Теперь получай.
Он рванулся вперед, и его руки заходили, как шатуны паровой машины. Артаксеркс танцевал на месте из стороны в сторону с крайне недоумевающим лицом, и я уже боялся, что он может простудиться от ветра, поднятого руками Мордугана.
Билл явно устал. Мощная грудная клетка вздымалась и опадала, как кузнечные меха.
– Ты что ж это делаешь? – спросил он с обиженным недоумением.
Но тут Артаксеркс осознал, что он почему-то неуязвим. И он сделал шаг вперед, поднял руку с книгой и влепил Мордугану звучную пощечину, сказав:
– Получай, зубрила!
Все как один зрители резко выдохнули, а Билл Мордуган как с цепи сорвался. Была видна только мощная машущая, бьющая, вертящаяся машина, а где-то в середине этого вихря – неуязвимая танцующая цель. Но прошло несколько бесконечных минут, и а кругу стоял Мордуган, шатаясь от усталости и ловя ртом воздух, а по его лицу текли ручьи пота. Перед ним стоял Артаксеркс, свежий и невредимый. Он даже книгу не бросил.
И этой книгой он сильно двинул Билла в солнечное сплетение, а когда Билл сложился пополам, обрушил ту же книгу ему на голову еще сильнее. Книга сильно пострадала, но зато Билл впал в счастливое беспамятство. Артаксеркс близоруко огляделся и сказал:
– Тот мерзавец, что взял мои очки, пусть немедленно их вернет.
– Так точно, мистер Шнелль, сэр! – отозвался студент, который взял очки. У него на лице застыла улыбка, как на рекламе зубной пасты. – Вот они, сэр! Я их просто протер, сэр!
– Отлично. А теперь брызни отсюда. И ко всем прочим зубрилам тоже относится. Брысь!
Они выходили не по одному и не по порядку, а довольно сильно толпясь и мешая друг другу, хотя были едины в желании – оказаться где-нибудь в другом месте. Остались только Филомела и я.
Взгляд Артаксеркса упал на взволнованно дышащую девушку. Подняв бровь, он слегка махнул ей мизинцем. Она скромно подошла к нему, он повернулся на каблуках и вышел, а она так же скромно пошла вслед за ним.
Все кончилось хорошо. Артаксеркс поверил в себя и для самоуважения больше не нуждался в книгах. Все свое время он проводил на ринге и стал чемпионом колледжа. Молодые студентки его боготворили, но он в конце концов женился на Филомеле.
Его успехи в боксе создали ему в колледже такую репутацию, что он мог выбрать себе должность заместителя директора в большой компании. Его острый ум всегда чуял, где можно добыть денежки, и потому он сумел добыть от Пентагона концессию на производство сидений для туалета и еще добавил к ней стоимость шайб, которые покупал в скобяных лавках и продавал правительству.
Оказалось даже, что учеба в ранние зубрильские дни пошла ему на пользу. Математика помогает подсчитывать прибыли, политическая экономия учит вычитать из налогов суммы, не учтенные налоговой инспекцией, а антропология весьма полезна для контактов с представителями исполнительной власти.
Я глядел на Джорджа с недоверием:
– Получается, что в этом случае ваше с Азазелом вмешательство пошло на пользу какому-то бедняге?
– Разумеется, – ответил Джордж.
– Но это значит, что у вас есть неимоверно богатый знакомый, обязанный вам всем, что у него есть?
– Очень точное описание ситуации, старина.
– Но ведь вы тогда, по всей видимости, могли бы хорошо у него перехватить.
И тут Джордж насупил брови.
– Вы в самом деле так думаете? Вы думаете, что на свете существует такая вещь, как благодарность? Вы думаете, что есть такие индивидуумы, которые, узнав, что их сверхъестественные способности к уклонению исходят от тяжких трудов старого друга, прольют на него дождь благодеяний в награду?
– Значит, Артаксеркс этого не сделал?
– Вы правы. Когда я однажды к нему подошел с просьбой инвестировать десять тысяч долларов в одно мое предприятие, которое должно было дать стократную прибыль – паршивых десять тысяч долларов я попросил у него, который их зарабатывает каждый раз, когда продает армии десяток дешевых болтов и гаек, – так он велел лакею меня вышвырнуть.
– Но почему, Джордж? Вы не узнали почему?
– Случайно узнал. Видите ли, старина, он предпринимает действия по уклонению при повышенном выделении адреналина, как только возникает сильное чувство, такое, как страх или ярость. Так говорил Азазел.
– Ну так что?
– И потому, когда Филомела под влиянием рассмотрения семейных финансов чувствует неотвратимый наплыв либидо, она приближается к Артаксерксу, у которого, в свою очередь, под влиянием ответной страсти выделяется адреналин. И когда она подходит к нему и тянется его обнять со всем девичьим энтузиазмом и самозабвением…
– Так что же?
– Он уклоняется.
– А!
– Ей удается его коснуться не больше, чем Биллу Мордугану. Чем дольше это длится, тем сильнее его жажда, тем больше адреналина он выделяет при одном виде ее – и тем успешнее он от нее уклоняется. Конечно, она, в слезах отчаяния, все же может найти какое-то утешение вне дома, но стоит ему попробовать пуститься в приключения за тесными рамками семейной жизни, как ничего не выходит. Он уклоняется от любой молодой женщины, которая пытается к нему приблизиться – пусть даже с чисто деловыми целями. Артаксеркс живет в положении Тантала – желанное вечно доступно, но никогда не дается в руки.
Голос Джорджа поднялся до патетического возмущения:
– И из-за такого мелкого неудобства он вышвырнул меня из дому!
– Но вы могли бы, – сказал я, – с помощью Азазела снять прокля… то есть этот дар, которым вы пожелали его наградить.
– У Азазела сильное предубеждение против повторной работы с одним и тем же объектом – не знаю, почему. И к тому же зачем буду я оказывать дополнительные услуги человеку, который так неблагодарен за уже оказанные? Вот возьмем вас, для контраста! Допустим, вы, хотя и известны своей прижимистостью, иногда одалживаете мне пятерку – так я могу вас заверить, что я все такие вещи записываю на клочках бумаги, которые повсюду лежат у меня дома, и все же – я вам хоть когда-нибудь оказал услугу? Нет ведь? Так если вы мне помогаете без всякой услуги взамен, почему бы ему, получившему от меня любезность, мне не помочь?
Я это обдумал. Потом сказал:
– Слушайте, Джордж. Давайте я и дальше буду обходиться без услуг. У меня все в жизни хорошо. И для того чтобы подчеркнуть, что я не нуждаюсь ни в каких услугах, не одолжить ли мне вам десятку?
– Ладно, – сказал Джордж. – Если вы настаиваете.