Последняя тайна храма - Сассман Пол. Страница 37

– Я не слишком это афиширую. Вряд ли найдется много желающих поговорить о проблемах истории раннесредневекового права.

Она снова рассмеялась, и их взгляды встретились. Робертс, смутившись, быстро отвел глаза в сторону.

– Итак, – продолжил он, – если рукопись действительно средневековая, то особого труда расшифровка не составит. Коды в ту пору были весьма примитивны, никаких изощрений типа «Энигмы». Ну-ка посмотрим.

Лайла посадила его за стол в рабочей комнате; Робертс снял пиджак, ослабил галстук и принялся переписывать последовательность изгибающихся букв на отдельный лист бумаги, чтобы было удобнее работать.

– На каком языке писал автор – неизвестно, однако если текст средневековый, вероятнее всего, это латынь или греческий. Пока что на время отвлечемся от языка и займемся поиском алгоритма.

Лайла недоуменно посмотрела на своего гостя.

– А попроще?

– Метода, с помощью которого зашифровано послание. В принципе, как я сказал, ничего мудреного быть не должно. Европейцы тогда не увлекались криптографией, арабы обогнали их в этом искусстве на несколько веков. Как и во всем остальном. Да… Думаю, алгоритм применен несложный: подстановка или перестановка.

Лайла снова вопросительно подняла брови.

– А можешь по-человечески сказать?

– Извини, – улыбнулся он. – Это один из моих многочисленных недостатков: я забываю о том, что не всех людей интересует то же, что и меня. Постараюсь объяснить. В принципе суть подстановочного шифра в том, что создается новый алфавит, где на место букв или символов подставляются буквы существующей азбуки.

Роберте взял клочок бумаги и написал обычный латинский алфавит, а под ним другой, в котором все буквы были сдвинуты на одну вправо, так что под «а» стояла «z», под «b» – «а», под «с» – «d» и так далее.

– Таким образом мы меняем изначальный текст, подставляя под одну букву соответствующую ей из другого алфавита. К примеру, слово «cat» в моем алфавите будет писаться как «bzs», а «Layla» – как «kzxkz». Перестановка заключается в том, чтобы расставить существующие буквы по определенной схеме. В результате получается что-то вроде гигантской анаграммы. Ну как, немного яснее?

– Немного да, – засмеялась Лайла. – Хотя не слишком.

– Ну, пока и этого достаточно, – сказал он, кладя перед собой переписанное послание и поправляя очки кончиком карандаша. – Теперь нам нужно установить алгоритм, а затем найти ключ или формулу, которая использовалась при шифровке. Может, это просто «шифр Цезаря», а может, и что-то посложнее. В таком случае придется применить частотный анализ.

Лайла уже не стала расспрашивать Робертса о значении последних слов. Она весело покачала головой и, похлопав Тома по плечу, удалилась на кухню, оставив его наедине с текстом. Через час, когда Лайла позвала его обедать – она приготовила фаршированные перцы, сыр и овощной салат, – Роберте гак и не продвинулся с дешифровкой.

– Я почти уверен, что текст зашифрован стандартной моноалфавитной подстановкой, – сказал он, снимая очки и потирая уставшие глаза. – Но пока ничего не выходит. Все сложнее, чем я думал.

За обедом они поболтали обо всем понемногу: о его работе в консульстве, о журналистике, о ситуации на Ближнем Востоке. В какой-то момент Робертс спросил о фотографии ее отца, однако, не желая распространяться о прошлом, Лайла тут же сменила тему. Через сорок минут Робертс вернулся к рабочему столу, надеясь взломать запутанный шифр.

Однако прошло еще четыре часа, а шифр так и не поддался. Робертс тяжело выдохнул полной грудью, откинулся на спинку стула, сложив руки на шее, и удрученно посетовал:

– Просто ума не приложу!

Лайла встала с дивана, где писала статью о конференции в Лимасоле, и подошла к нему.

– Ладно, Том, не возись больше. Ничего страшного, это не так важно.

– Очень странно, – произнес Робертс, протирая линзы очков кончиком галстука. – Обычно даже ребенок способен расшифровать средневековые коды, до того они элементарны!

– А если это вообще не моноалфавитная подстановка? – с трудом выговаривая незнакомое слово, сказала она, чтобы поднять ему настроение.

Том ничего не ответил, но перестал чистить линзы и, схватив лист с переписанным шифром, начал бегло его просматривать, ритмично подергивая левой ногой под столом.

– Все должно быть очень просто, – бормотал он. – Я уверен. Я просто не могу понять, в чем здесь хитрость. Не могу по…

Неожиданно он бросил лист на стол и схватил другие бумажки, пристально вглядываясь в них и машинально постукивая ластиком карандаша по рукоятке кресла. Робертс остановил внимание на одном листе и, бегая по нему глазами, все быстрее стучал ластиком и дергал ногой. Затем схватил чистый лист бумаги и, прикусив губу, стал быстро писать, периодически поглядывая на шифр. Через тридцать секунд он торжествующе захихикал.

– Ну что?

– Ты настоящий гений, Лайла!

Она нагнулась над его плечом, пытаясь разобрать, что он нацарапал.

– Разгадал?

– Нет, Лайла, это ты разгадала. Ты была права – это не подстановочный шифр. Вернее, не только он. Неизвестный криптограф использовал одновременно перестановку и подстановку. Такая комбинация значительно усложняет прочтение. Особенно если изначальный текст на средневековой латыни, как я предполагаю.

Робертс, не прерываясь, строчил на бумажке, пока говорил. Закончив, он откинулся назад и показал расшифрованный текст.

– Сначала текст зашифровали так называемым простым «шифром Цезаря». – Робертс взял чистый лист бумаги и написал еще раз латинский алфавит, опустив буквы J и W («В Средние века их не использовали», – пояснил он). – А теперь пишем снизу другой алфавит и сдвигаем его вправо на пять букв. В итоге перед нами типичный подстановочный шифр, а первые слова «G.esclarmonde» преобразуются в «b znxfumgihyuz».

Он говорил возбужденно, желая продемонстрировать свой успех, как ученый, объясняющий сделанное им открытие.

– Однако дальше автор – мне кажется, мужчина – пустил в ход один довольно незамысловатый трюк, который тем не менее сбил меня с толку. Он переставил первую букву зашифрованного текста на вторую, третью на четвертую, пятую на шестую и так далее. Смотри, что получается: «b» меняется на «z», «n» на «x», «f» на «u». Это самый примитивный вид перестановки, но если дешифровщик предполагает, что использовалась только подстановка – как это было со мной, – то дело несколько… э-э… замедляется. И только когда ты сказала, что, может, это и не подстановка, меня осенило!

Робертс улыбался, глядя на Лайлу, и, рассмеявшись, она наклонилась и поцеловала его в щеку.

– О, радости расшифровки! – воскликнул Том.

– Ну так что все это значит? – спросила она, беря в руки лист с расшифрованным текстом. – Или насчет перевода мы не договаривались?

Он нахмурил лоб в притворном раздумье.

– Вообще-то я рассматриваю это как дополнительную услугу. Однако, учитывая, что ты…

Лайла засмеялась и передала ему листок.

– Приступайте, доктор Робертс! Это же ваш конек.

– Предупреждаю, моя латынь хромает. Я уже забыл, когда последний раз читал на ней.

– Уверяю тебя, она лучше моей. Я жду.

Он сел поудобнее, подровнял очки на носу и начал переводить, медленно, то и дело запинаясь на незнакомых словах, в сложных местах вставляя фразы типа «я думаю, это значит…», или «здесь я немножко перефразировал», или «тут я могу ошибаться». Лайла взяла белый лист бумаги и стала записывать за Робертсом.

– «Г. своей сестре Эсклармонде шлет привет», – прочитал он первую строку. – «s.d.» значит «salutem dicit» – дословно – «говорит привет». Так, едем дальше… «Времени мало, так что о том, как была найдена эта великая вещь, расскажу после, когда пересеку море. Пока достаточно сказать, что нашли ее случайно и могли бы вообще не найти ее хранилище, если бы не наша работа. Посылаю ее тебе»… – Он ненадолго замолчал. – Ага, «посылаю тебе, так как знаю, что в К. она будет в сохранности. Здесь царят такие невежество и глупость, что ее обязательно уничтожат. Но это будет горестной потерей, потому что вещь древнейшая, невиданная по силе и красоте. Я покину Иерусалим в конце года. Желаю тебе доброго здоровья, твой брат Г.Р.».