На диете - Сассман Сьюзен. Страница 2

Не отрывая головы от подушки, она повернула лицо к пузатой плюшевой медведице, подвешенной к кронштейну капельницы. Коллекционная зверушка по имени Амелия, в платьице и шарфике, дружелюбно пучила стеклянные глазки. Эдакий пушистый ангел, слетающий на землю за душами толстяков.

– Впервые за тридцать долгих лет я надеюсь втиснуться в костюм моей ближайшей подруги, – доверительно пожаловалась Сара-Джейн Амелии. – А она жмется. Какое жестокосердие, правда?

Амелия покачивалась, соглашаясь и сочувствуя.

Я взмолилась, нарочито ломая пальцы:

– Проси что хочешь. Мужа! Детей! Даже мою страшную тайну – рецепт куриного салата по-китайски! Выбирай, все отдам!

– Костюм.

– Это мне божья кара за то, что выложила за него такую кучу денег, не стала дожидаться скидки!

– Костюм.

– Свет не видывал подобной наглости!

Уголки ее губ дрогнули в улыбке. Блеснули безукоризненные зубы прежней Сары-Джейн.

– Подумать только! Я – и в твоемкостюме... Причем вся целиком, а не одна лишь рука, нога или там шея! – Слова шелестели в ее горле, словно струящийся песок. – Что я всегда говорила? Что жизньотдам за точеные скулы и один подбородок вместо трех... – Она бессильно закрыла глаза.

Черт, завтра же у нее будет мой костюм от Унгаро.

Сара-Джейн чуть слышно чмокнула. Я поспешно обмакнула пальцы в стакан с чистой водой и провела по ее губам, сухим и шершавым, будто старый пергамент. Рвоты сегодня не было. Значит, еще впереди. Устроившись на стуле возле самой кровати, я подсунула ладонь под хрупкую руку подруги и стала ждать неизвестно чего.

* * *

– Дети, внимание! В нашем классе две новые ученицы. Давайте познакомимся с ними! Барбара, Сара-Джейн, выйдите к доске.

С отрепетированной грацией выгибая спину, я встаю со стула и величаво несу себя к доске. Небрежная элегантность походки сделала бы честь любой бродвейской звезде. Четвертый класс в полном составе не отрывает от меня глаз, и под огнем взглядов я плавлюсь, словно в горячем свете софитов. В голове у меня бухает раскаленный молот, проносятся и взрываются косматые красные шары. Новый город, новая школа! Мой мир летит в тартарары, и не за что уцепиться. На мне донельзя тугие-с мылом не влезешь – джинсы, линялая папина ковбойка висит мешком. Уж мы покажем этим пентюхам со Среднего Запада, что такое настоящий нью-йоркский шик!

Двумя рядами дальше другая новенькая упругим мячиком выкатывается из-за парты и мчится к доске. На пол с грохотом сыплются учебники и карандаши, но ей плевать. Бледная и рыхлая, бесформенная, как непропеченная булка. Дурацкое платье из голубого атласас рукавами-фонариками едва не трещит по швам. Пояс вроде бы призван обхватывать талию, но никакой талии нет и в помине – и пояс ползет все выше и выше по круглому животу, увлекая за собой подол и выставляя на обозрение кружевную комбинацию. Огненно-рыжая грива, безжалостно завитая в бараньи кудельки, прямо на глазах обвисает и никнет на влажном весеннем сквозняке.

Едва ли не впервые в жизни я радуюсь, что у меня нет матери. По крайней мере, никто не учинит со мной того, что сотворила со своим пузатым сокровищем мамаша этого жиртреста. С независимым видом я незаметно отодвигаюсь подальше. Не хватало еще, чтобы меня сочли подружкой этой бегемотихи в голубом.

– Барбара Марлоу приехала из Нью-Йорка. – И училка оглашает содержание моей анкеты.

Я становлюсь в непринужденную позу и изображаю высшее существо, изволившее снизойти до простых смертных.

– Барбара пишет рассказы, обожает спорт, шопинг и авангардное кино. Ее любимое хобби – медитировать с хиппи в Центральном парке.

Я победно улыбаюсь. Ни одной улыбки в ответ! Внутри у меня все сжимается, щеки горят, как от пощечины. “Медитировать с хиппи...” Когда я заполняла в Нью-Йорке треклятую анкету, это звучало так остроумно, так лихо! Но в Пеории, в этом затхлом городишке, тонкая шутка оказалась просто пустым звуком.

– А Сара-Джейн Клеменс родилась и выросла в Новом Орлеане. Там она...

Эй-эй, стойте! Я возмущенно вскидываю голову. А про моего отца? Куда делся тот раздел анкеты, где я написала про отца – нового главного редактора вашей убогой, вашей ничтожной газетенки? Иначе ведь никто не узнает, кто я такая!

После уроков обнаружилось, что мы с Сарой-Джейн соседки – живем совсем рядом, на одной улице. Выясню, во сколько она выходит в школу, и буду выскакивать из дому минут на десять, а то и на пятнадцать раньше – только бы не шагать всю дорогу бок о бок с этой...

– Здорово ты про Центральный парк. – Бегемотиха смущенно улыбается. – Вот бы мне хоть разок написать что-нибудь особенное.

Ладно уж. Пожалуй, недельку можно и с ней походить. Пока пригляжусь к местным и прикину, с кем завязать дружбу.

В первую же неделю мы с Сарой-Джейн прикипели друг к другу, как сиамские близнецы. Бродили по городу, цепляли мальчишек. В четырнадцать выкурили первую сигарету – одну на двоих. Потом, уже в колледже, объявили, что ни сигареты, ни секс не стоят того, чтоб отдавать им время и силы. Правда, оказалось, что по крайней мере первое – если уж не второе – вызывает неодолимое привыкание.

Когда нам стукнуло по двадцать два, мы разом выскочили замуж. Обосновались в северном пригороде Чикаго, в шикарном местечке, где частные владения выходят прямо к озеру Мичиган. Наши дома разделяло всего два квартала. Мы виделись с Сарой-Джейн каждый день – трепались и курили, раза три в неделю, не реже, выбирались посидеть в кафе и дважды в год отправлялись на калифорнийские курорты пропустить стаканчик-другой лечебной минералки.

Годы шли и шли. Я научилась прощать Саре-Джейн ее южную уступчивость, а она мне – заносчивость уроженки Восточного побережья. Два абсолютно разных человека постепенно срослись в одно существо, в котором исчезало несходство характеров двух непохожих женщин. Памятный день, когда я так оскандалилась с анкетой, оказался чем-то вроде начала новой эры. С той поры мы были неразлучны.

* * *

Сара-Джейн застонала. Ее рука покоилась в моей, исхудавшие пальцы казались не толще лапок богомола. Теперь ей стали велики все ее любимые перстни, и эта голая, словно обворованная, рука состояла из одних только усталых вен, выпирающих костяшек и подсохших отметин от уколов на желтой коже. Она ласково тронула мою ладонь кончиками пальцев.

– Ты еще здесь?

В полночь позвонил Стэнфорд, муж Сары-Джейн.

Звонок застал меня в гардеробной. Давясь слезами, я бестолково рылась в вещах. Куда запропастился фирменный пакет от костюма Унгаро? Я ведь поклялась отдать наряд подруге, и подарок должен предстать во всем блеске.

Через тонкую перегородку доносились приглушенные взрывы хохота – популярный комик резвился во всенародно любимом телешоу “Шутки придурков”. На этом фоне отчетливо выделялось блаженное похрапывание Фрэнклина. Я устроила супругу такой сеанс, что он теперь до утра не очнется. Секс высшей пробы – какой обычно приберегается для дня рождения, годовщины свадьбы и прочих знаменательных событий.

Пусть мой герой спит. Ему лучше и не знать, как я собираюсь распорядиться шелковым костюмом по цене небольшого подержанного танка. Он никак не успокоится и норовит оповестить всех, какую сумму отвалил за дамскую тряпку.

“Ну, в этом месяце мы живем! Я уже оплатил ренту виллы Унгаро!”

Ха-ха, как смешно.

“Будем рады поужинать с вами. Как насчет “Макдоналдса”? Моя жена как раз прикупила новый наряд от Унгаро”.

Обхохочешься.

– Барбара? – Гнусавое блеяние Стэнфорда в телефонной трубке звучало как всегда мерзко. – Только что звонили из больницы.

Судорожный вдох, медленный выдох. Скверный ты актер, Стэнфорд! Особенно в роли сраженного горем стоика.

– Сара-Джейн... Мы потеряли ее.

– Где? – оглушенно отозвалась я. – Что-что?

– Ничего.