На диете - Сассман Сьюзен. Страница 21

– Сгодится любое старье, – убеждал нас инструктор на вводном теоретическом занятии.

Но я попросту не влезу в действительно староестарье! Придется обзавестись новым.Боже мой... Я закачалась, уши заложило от высокого пронзительного писка – таким тоскливым воем захлебывается больничный монитор, когда пациент переходит в мир иной. Сложившись пополам, словно от удара под дых, я уронила голову между коленей.

Испуганный голос Рикки выдернул меня обратно в жизнь.

– Мама? – Прохладная ладонь коснулась моей взмокшей шеи. – Что с тобой? Позвать кого-нибудь?

Я попыталась глотнуть воздуха и выдавила, едва шевеля непокорным языком:

– Все в порядке. Мне бы воды...

– Сейчас принесу. Ты только посиди здесь, не вставай. Я мигом!

Дурнота нехотя отступила, и я осмелилась разогнуться. Рикки вложила в мои вялые пальцы бумажный стаканчик и присела на краешек скамейки, напряженно следя, как я прихлебываю воду.

– Не волнуйся, милая. Все хорошо. Слегка подташнивает, только и всего. Здесь слишком душно.

– Хочешь домой?

– Неплохая мысль.

– Сейчас найду Джейсона.

Я забралась на заднее сиденье “Понтиака” и растеклась по нему, запрокинув голову. Давно настало время ланча. Оголодавший Джейсон совсем достал Рикки своим нытьем, и она свернула к “Макдоналдсу”. Я не протестовала. В последнее время мое предубеждение против “несъедобных отбросов из забегаловок” как-то поутихло – и немудрено, я ведь пройти не могла мимо всего жареного, сладкого или острого.

Но на сей раз, приподняв чугунные веки и окинув меню туманным взором умирающей, я не ощутила тяги ни к чему. Похоже, это грипп. А что, если удастся проваляться в постели в жару и бреду достаточно долго, чтобы сбросить вес?

Через полчаса Рикки кое-как загнала машину в гараж, выгребла из салона пакеты с покупками и вместе с Джейсоном поволокла их в дом. Я отстала. Повсюду вдоль стен гаража громоздились кипы свежеотпечатанных рекламных плакатов. Сверху ярко-синие рубленые буквы объявляли: “ФРЭНКЛИН АВЕРС”. Под ними, крупным планом, сдержанно улыбалось во всю ширь плаката его надежное, честное лицо. “СКРОЕН ДЛЯ РУКОВОДСТВА” – это уже внизу, под волевым подбородком.

– “Скроен” здесь ключевое слово. Увидишь, Барбара, оно добудет мне победу, – разъяснял Фрэнклин в те дни, когда еще снисходил до общения со мной. – Только глянь на моего соперника, на этого Курца! Замшелый старый пень! Как он одет, как держится – сама расхлябанность. Про него уж точно можно сказать, что он скроен кое-как, а в моей кампании все идеально пригнано и работает как часы.

Пронзительные глаза Фрэнклина в упор смотрели на меня с плаката. Интересный мужчина, спорить нечего. И с каждым годом становится все интереснее. Не удивлюсь, если мой муж, подобно Дориану Грею [6], прячет в каком-нибудь пыльном чулане уродливый портрет, стареющий вместо него.

Я страдала и маялась, стоило лишь вспомнить о Фрэнклине. Забыть бы раз и навсегда, с какой безнадежностью с некоторых пор он смотрит на меня! Впрочем, нет, это даже не безнадежность. Это пустота! Словно он дал зарок вообще не замечать меня, пока не вернусь в нормальную форму.

Еще до свадьбы, обмениваясь брачными клятвами, мы вполне могли пообещать друг другу:

– Я, Фрэнклин Аверс, никогда не буду курить сигары и болтать в кинозале.

– А я, Барбара Марлоу, облицую для тебя ванную зеркалами и до гробовой доски сохраню свой девичий вес.

Господь свидетель, я искренне верила, что исполню свое обещание. В никотиновом дыму оно представлялось таким простым.

– Фрэнклин, Фрэнклин... – виновато попеняла я, вглядываясь в красивое лицо, “скроенное для руководства”. – Ну почему тебе не досталось любимой толстой матери? Почему только ненавистная?

Плакат хранил свою тайну. Я подобрала за детьми пустые пакеты из “Макдоналдса”, подъела остатки картофеля и огрызки от гамбургеров. Раз у меня грипп, жар и все такое прочее, скоро эти лишние калории выгорят дотла, от них и тени не останется. Так какого черта мучить себя запретами?

МАЙ, 66-77 кг

– Я тоже так делала, – шепнула Кэтлин и погрузилась в обычную возню. Я терпеливо следила, как она щелкает замком сумки, выуживает шариковую ручку, закрывает сумку и тотчас снова открывает, томительно долго роется в поисках очков и, водрузив их на нос, в сотый раз перечитывает бланк заказа на готовые диетические обеды.

Мы сидели в приемной “Системы здорового питания”. Кэтлин не спешила с пояснениями. Я успела пробежать список дозволенных блюд и тоскливо прикинуть, сколько еще коробок с томатными супами-пюре вынесет моя хрупкая психика.

– Ты-то как? Все еще пучит? – поинтересовалась Кэтлин.

– Еще как! Дети вопят: “Ложись, газы!” Знаешь, забавно – они словно бы в растерянности. Как же так, у мамы вдруг обнаружился обычный человеческий организм, а у него – естественные человеческие функции! Бабушка не допускала их проявления в своем доме. Добропорядочные юные леди уж конечно не страдают от вздутия живота.

– Хочешь сказать, они не пукают?

– Только не в приличных домах!

Кэтлин внимательно вгляделась в меня:

– Это многое в тебе объясняет.

– Спасибо. С удовольствием спишу все свои заскоки на трудное детство. – Я вновь пробежала по диагонали свой пищевой рацион. – Считала, что всему виной эта гнусная говядина на пару, но вот попробовала перейти на цыплят, а толку чуть. Разве что живот поменьше сводит.

– А я думаю, дело в силосе, – авторитетно заявила Кэтлин. – Сырая брокколи, отварная цветная капуста... фу! Неудивительно, что в желудке бродят газы, как у травоядных.

– И не смущаешься?

– Вот еще!

Мы наконец сладили с бланками заказов и оплатили продукты за неделю. Потом настал черед неизбежного взвешивания. Я потянула на шестьдесят шесть с небольшим. Кэтлин с гордостью указала на стрелку, остановившуюся на девяноста шести. Со времени наших занятий в “Заслоне” она продолжала медленно, но верно сбрасывать вес, и результаты уже были заметны.

Следующим пунктом программы шла групповая беседа. Инструкторша распахнула дверь уютной комнатки, и мы, восемь страдалиц, расселись вокруг большого стола.

Со временем я полюбила эти доверительные беседы, царящую на них атмосферу боевого братства. Мы смыкали свои заплывшие жиром плечи, чтобы вместе дать отпор общему врагу. Здесь меня лелеяли, жалели, любили, но самое главное – понимали, а понимание давно стало для меня почти недоступной роскошью. За это я охотно прощала нашей руководительнице ее цветущую молодость и завидную стройность. Как бы там ни было, она стояла бок о бок с нами, в одном строю. Она была для нас словно знамя, увлекавшее в битву.

Мы раскрыли одинаковые буклеты и с трепетом, как школьные дневники, выложили перед ней свои контрольные таблицы. Всю неделю мы тщательно заполняли клеточки, вписывая каждую съеденную калорию, и теперь возбужденно напирали грудью на стол в ожидании вердикта. Наставница не скупилась на похвалы и щедро изливала на нас свое восхищение и гордость за наши успехи. Стосковавшиеся по одобрению толстухи оживали прямо на глазах.

– Предменструальный синдром, – не моргнув глазом оправдала я килограммовую прибавку в весе.

Кэтлин выразительно откашлялась. Я страдала предменструальным синдромом и на прошлой неделе, и на позапрошлой. По удачному стечению обстоятельств наставницы все время менялись, но любому везению приходит конец. Скоро я выйду на второй круг, и что тогда? Остается уповать на то, что у них короткая память. Затаив дыхание, я следила, как несмываемыми зелеными чернилами руководительница четко выводит в моем буклете “предменстр.”. Проклятье, до следующего занятия до зарезу нужно похудеть! Впрочем, в последнее время я жирела с такой прытью, что недельная прибавка в какой-то жалкий килограмм почти равнялась потере веса.

– Сегодня мы поговорим о моментах, когда нас особенно влечет к холодильнику, – объявила наставница, покончив с проверкой дневников. – Припомните, когда вам приходится особенно тяжко? Начнем с Верди.