Алый знак воина - Сатклифф Розмэри. Страница 12

Фэнд не выразила протеста, да и вообще не выказала ни малейшего интереса. Он держал щенка на весу. Щенок покачивался в воздухе и даже попытался лизнуть его в нос. Дрэм рассмеялся, ясно сознавая, что настал самый счастливый час его жизни.

Он вдруг громко, во всеуслышание, крикнул:

— Я купил щенка! Я сам заплатил за него выкуп! Он мой и я назову его Белошей!

— Хорошее имя, — сказал Тэлори. — А сейчас тебе пора домой.

Дрэм взглянул на него из-за щенячьей спины:

— Мне придется оставить здесь до завтра копье. Иначе мне не взять на руки щенка.

Тэлори кивнул:

— Ну, конечно. Ему ведь всего два месяца. Ноги у него еще слабые, и он не может пройти такой большой путь. Но ты все же заставь его сейчас хоть немного пробежать за тобой. Тогда он поймет, кто его хозяин и что он должен идти следом за ним.

Дрэм посмотрел недоверчиво на Тэлори, но тут же, присев, поставил щенка на ноги.

— Ты думаешь, он пойдет?

— Позови его, тогда и увидишь.

Дрэм поднялся, сделал шаг назад:

— Белошей, за мной!

Щенок продолжал сидеть. Он был слишком мал и не мог еще держать уши, но он шевелил ими и глядел во все глаза на Дрэма, стараясь понять, что от него хотят. Дрэм попятился еще дальше к двери.

— За мной! Мы идем домой, братец.

Щенок заскулил и дернулся в его сторону.

Чувствуя, что на него обращены все взгляды, Дрэм отступил почти к самому порогу:

— Белошей, ко мне!

От напряжения сдавило горло и голос вдруг стал хриплым. Он свистнул два раза, впервые в жизни, как будто по наитию выбрав верный сигнал. Маленький полосатый полуволчонок поднялся, чихнул, отряхнулся и вперевалку двинулся к нему, обтирая брюхом усеянный папоротником пол. Вдруг он заколебался и, оглянувшись, в нерешительности посмотрел на Фэнд, свою мать, а потом, все так же смешно перебирая лапами, затрусил дальше. И Дрэму теперь показалось, что он ошибся, думая, что минута, когда он вынул щенка из загородки, была лучшей в его жизни.

Он уже перешагнул порог и двигался по двору, поминутно оглядываясь. Щенок подпрыгнул и засеменил быстрее. Так они прошли двор, огибая сараи, — охотник, как положено, впереди, а собака сзади, так, как отныне они будут ходить всю жизнь. Но в конце двора Дрэм, услыхав жалобное повизгивание, остановился и, подобрав с земли щенка, положил его на плечо, поддерживая снизу здоровой рукой.

В этот тихий летний вечер, уже в полной мгле, он шел домой, поднимаясь по крутым склонам Меловой, а его охотничий пес, живой и теплый, хотя и неожиданно тяжелый, спал на его согнутой руке. Из груди мальчика рвалась ликующая песня: «Я купил собаку Я принес за нее выкуп — белого лебедя, прекрасного, как солнце среди туч. Я убил его своим копьем. Я купил собаку, и она теперь моя. Отец у нее волк из стаи, что приходит к реке на водопой. И моя собака будет самой быстрой и самой храброй во всем клане. Это мой щенок, ибо я заплатил за него выкуп, я, Дрэм-охотник!»

Этот день был длинный и трудный, но он подарил ему собаку и первый охотничий трофей. И еще он доказал его уменье ловко метать копье и тем самым сократил его путь к алой воинской награде. Все это означало, что день этот был хороший, на редкость удачный.

Но Дрэм был прав, когда решил, что не скоро, очень не скоро Луга, сын Морвуда, простит или забудет обиду.

Глава V

КИНЖАЛ И ОГОНЬ

Речка почти на всем протяжении была тесно зажата меж крутыми, поросшими ольхой берегами. Но там, где она делала петлю, как раз под древней тропой, лежала низкая отмель, излюбленное место купанья мальчишек из клана. Лучше пляжа и впрямь было не сыскать: летом, в часы сине-зеленого прилива, высокое полуденное солнце, опалив листву, рассыпало золотые искорки по темной воде, освещаемой то тут, то там неожиданной вспышкой радужных стрекозьих крылышек. Лето кончилось, и вода теперь с каждым днем становилась прохладней. Мальчишки, окунувшись, с визгом выскакивали на берег и тут же принимались бороться, толкать друг друга и бегать, чтобы немного согреться, прежде чем надеть набедренные повязки. Хорошо здесь было и в тихие осенние вечера, когда солнце, клонящееся к западу, посылало копья рыжих косых и уже не ярких лучей в ольховник и листву орешника, а тени густели и становились синими, как дымок от костра.

И сейчас здесь собралось несколько мальчишек; Луга, сын Морвуда, добродушный толстяк Мэлган и маленький темнолицый Эрп из племени полулюдей, который, как выдренок, мог плавать под водой. Кроме них, были здесь еще два или три мальчика, и тут же, как обычно, вертелись собаки. Дрэм сидел несколько поодаль и перевязывал ремни от башмаков из сыромятной кожи. Эта процедура занимала у него больше времени, чем у других, из-за того, что приходилось все делать одной рукой. Рядом с ним, положив голову на лапы и свернув завитком хвост, в котором запутались сухие прошлогодние стебли ивы, лежал огромный полосатый янтарно-черный пес; больше года назад Дрэм достал его, маленького и пушистого, из загородки, где он спал подле братьев в доме Тэлори-охотника, и, свистнув, поманил за собой.

Дрэм туго затянул ремешок и сел, скрестив ноги. Пора было двигаться. Он поспеет как раз к ужину. Он теперь всегда был голоден. «Интересно, что сегодня приготовит мать. Хорошо бы мясо», — подумал он. А вдруг Блай вернулась рано и тогда мать успеет сварить сладкую густую массу из дикой ежевики и меда, которую можно мазать на ячменную лепешку. Блай ведь ушла чуть свет на берег с плетеной корзиной. Но скорее всего это будет завтра.

На мгновение смолкли все звуки, и в этой тишине что-то голубое резко метнулось перед глазами Дрэма: зимородок вспорхнул в ветвях ивы, низко нависшей над водой.

Луга поднял с земли кремневый камешек — кремни часто встречались на отмели; они скатывались сверху с дороги, где был устроен водопой для скота. Не задев цели, камень перелетел через дерево и шлепнулся в воду звонко, как рыба. Зимородок с гортанным сердитым криком вылетел из листвы. Дрэм презрительно хмыкнул, что заставило Лугу нахмуриться.

— Я не хотел его задеть, — сказал он.

— Не ври!

— Нет, не хотел.

— Ты не можешь спокойно смотреть на живое существо, которое радуется жизни. Тебе не терпится что-нибудь бросить в него и убить, — сказал Дрэм и добавил только для того, чтобы подкрепить свои слова: — Тэлори говорил, что если убивать ради убийства, как делают лисы и ласки, то можно разгневать лесных богов.

Луга швырнул еще один кремень в воду.

— Тэлори, Тэлори, — передразнил он Дрэма. — Кто не знает, что ты любимчик Тэлори? Отдал же он тебе Белошея за дохлого лебедя. Он уже совсем протух, когда ты стащил его у сорок. Отец мой дал бы Тэлори новый медный котелок за собаку.

Дрэм вскочил, готовый броситься на обидчика, чтобы отомстить за себя, а главное, за своего лебедя.

И в ту же минуту вслед за ним вскочил на ноги Белошей. Он стоял ощерившись и задрав морду, так что была хорошо видна серебристая подпалина на шее, давшая ему имя. Потянув носом воздух, он вдруг насторожился, янтарные глаза сразу стали напряженными. И почти одновременно с ним Эрп, который до этого лежал на животе, изучая под берегом нору водяной крысы, перевернулся на спину и сел, обратив узкое темное лицо в сторону тропы. По этой древней зеленой тропе, как и по Главному Тракту, проходило много народа из Большого Мира: охотники, одетые в шкуры, возвращались из дальних походов; пастухи в сезон перегоняли скот; воины с полосками охры и вайды на лбу шли на войну вслед за своими вождями; купцы, приплывшие по Большой Воде, вели лошадей, груженных тюками с солью, душистым желтым янтарем и бронзой тончайшей работы.

Кто-то шагал по тропе между зарослями орешника и боярышника, но, очевидно, еще далеко. Ссора была тут же забыта и мальчишки вместе с собаками стали дружно карабкаться вверх по береговому склону, чтобы, укрывшись в кустах, наблюдать за дорогой.

— А вдруг это воинский отряд, — сказал мечтательно Луга.