Меч на закате - Сатклифф Розмэри. Страница 45

В обоих случаях неприятель напал на линии коновязей, и несколько лошадей погибли, а у нескольких других были перерезаны сухожилия — людьми, которые поплатились за это своей собственной жизнью.

Когда мы вышли из Гуннских ворот, было самое начало лета, и мы насчитывали почти семьсот человек, включая погонщиков; но на равнинах уже зацветал первый вереск и мы потеряли что-то около одной пятой своих сил, когда нашему взору наконец открылся громадный форт из красного песчаника, приткнувшийся у подножия трехглавого Эйлдона: Тримонтиум, Крепость Трех Холмов.

Когда мы приблизились, я приказал войску подтянуться и выслал на разведку небольшой отряд легкой конницы. Они вернулись на взмыленных пони, как раз когда мы останавливались на полуденный привал, и их командир, задыхаясь и спотыкаясь на бегу, направился прямо ко мне.

— Милорд Артос, они опередили нас и захватили Тримонтиум.

Саксы тоже там, потому что из-за стены выглядывает один из их проклятых бунчуков. И скотты, если судить по мельканию белых щитов на крепостных валах.

Я почти ожидал этого. Крепость Трех Холмов должна была быть для них хорошим местом сбора, как она была хорошей базой и ставкой для нас. Я подозвал к себе Бедуира, который присматривал за полуденной выдачей сухарей, и сказал ему:

— Волчья стая опередила нас. Нам придется сражаться за Тримонтиум, если он нам нужен. Передай это остальным.

Но в действительности это известие уже распространялось в войске, словно пожар, как всегда бывает с подобными новостями.

Посланный мной гонец помчался галопом назад, чтобы привести пехоту и арьергард, и когда они подошли, мы двинулись дальше, перестроившись в боевой порядок.

Но перед тем, как выступить, Товарищи, и я тоже, нарвали веточек вереска с большими пурпурно-розовыми колокольчиками цветков и заткнули их за ремни шлемов и под наплечные пряжки, что уже стало у нас обычаем.

Какое-то — довольно долгое — время форт был скрыт от нас плавно вздымающимися впереди, на болотистой низине, холмами.

Но, все это время перед нами стоял трехглавый Эйлдон, который по мере того, как проходили долгие мили, поднимался все выше и выше в меняющееся небо. Дело было уже к вечеру, когда мы с Бедуиром, оставив войско за последним гребнем, в одиночку выехали вперед, миновали заросли орешника и березовые рощицы, покрывавшие холмы на протяжении последнего дневного перехода, и увидели всего в пяти или шести полетах стрелы поджарую красную громаду грозного старого форта. Разведчики говорили правду.

Из-за крепостных валов высовывались многочисленные головы, у ворот, куда торопливо заводили вьючных пони и вслед за этим строили баррикады, клубился темный рой; а начинающий подниматься ветер отдувал в сторону дым множества костров, на которых готовилась пища.

— Хотел бы я, чтобы Бог дал мне какой-нибудь способ узнать их численность, — сказал я Бедуиру, выехавшему вместе со мной из-под прикрытия последних деревьев. — Форт был построен в расчете на то, что двойная когорта, тысяча человек, будет удерживать его несколько месяцев кряду; на короткое время он может вместить в два-три раза большее войско.

— Пока у них не кончится вода, — сказал Бедуир.

Я искоса взглянул на него.

— Ты думаешь, они собираются выдерживать здесь осаду?

— Я ничего не думаю — пока — но я был готов к тому, что увижу их выстроившимися вон на той открытой площадке, чтобы оказать нам теплый прием. Они были загодя предупреждены о нашем появлении, и уж кто-кто, а саксы не особенно любят сражаться за стенами.

Я промолчал. Я тоже скорее подумал бы, что увижу их выстроившимися для битвы. Конечно, это могла быть и осада. Если у них было достаточно провианта, они могли рассчитывать на то, что мы, находясь в чужой и враждебной стране, истощим наши запасы раньше, чем они свои. Но оставалась еще вода; за те годы, что форт пробыл в заброшенном состоянии, колодцы, вероятно, осыпались, и, в любом случае, поскольку количество людей в крепости было гораздо большим, чем то, на которое она была рассчитана, и вьючных животных тоже надо было поить, воды должно было хватить ненадолго. Они могли, конечно, попросту ждать утра, считая, что мы не станем ничего предпринимать в такое позднее время суток. Или же планировали сами напасть на нас ночью, когда мы будем убаюканы кажущейся безопасностью. Как бы мне хотелось знать это! Но пока я на некоторое время замолчал, уясняя для себя характер местности. Перед нами сбегала вниз неглубокая долина, которая справа мягко поднималась к крепостным валам, образуя нечто вроде широкого откоса, — не расчищенного, как было бы в старые времена, но заросшего орешником и бузиной, переплетенными самым дичайшим образом. Сзади и по обеим сторонам форта склон холма — насколько я мог видеть — обрывался отвесной, как падение сокола, стеной в заросшую лесом долину реки под Эйлдоном.

Фактически это был выступающий над рекой отрог горы, и если его три стороны были тем, чем они казались, то атаковать какими бы то ни было силами можно было только с этой, южной стороны.

Призыв зубрового охотничьего рога Проспера остался без ответа, если не считать слабенького эха из долины реки.

Когда мы вернулись к войску, ожидающему нас за гребнем, уже начинало смеркаться, и поднимающийся ветер ревел, как несущаяся в атаку конница. Я собрал к себе горстку наших лучших разведчиков и следопытов и отдал им распоряжения.

— Спуститесь в долину и затаитесь там на некоторое время.

Как только сгустятся сумерки, пробирайтесь поближе к форту. Они могли выставить посты — я в этом сомневаюсь, но это нужно иметь в виду. Обойдите форт кругом и сообщите мне, насколько отвесны обрывы с тех сторон, что не видны отсюда, и можно ли начать атаку со стороны реки. Отметьте также, каково состояние стен, как укреплены ворота, любую мельчайшую деталь, которая поможет нам в подготовке планов для следующего шага. Поняли?

Когда они растворились в волнуемых ветром кустах, мы разбили лагерь, укрывшись, как могли, за гребнем холма и оставив сверху несколько человек наблюдать за Тримонтиумом; напоили лошадей из ручья, который вытекал откуда-то из вересковых нагорий на юге, обвивался заросшей папоротником петлей вокруг дальнего плеча гребня и, журча, стекал вниз, к Твиду; поужинали ячменными лепешками и непременным твердым желтым сыром и устроились терпеливо, насколько это было возможно, ждать возвращения отряда разведчиков. Где-то после наступления темноты — луны в ту ночь не было, и бегущие облака закрывали звезды — они вернулись, выскальзывая один за другим из ночи и исхлестанного ветром леса и падая у костра, чтобы в промежутках между жадно проглоченными кусками оставленного для них ужина сообщить то, что им удалось узнать. Постов выставлено не было, но не было и никакой возможности начать атаку даже самыми малыми силами с дальней стороны форта. «Там едва достаточно места, чтобы уцепиться кусту утесника», — сказал их старший, когда я спросил его об этом. Но с северной стороны там была оленья тропа и калитка в стене, а сама стена в одном месте обрушилась и не намного превышала рост человека, в то время как снаружи все еще валялись груды камня и щебня, облегчавшие подъем, так что можно было провести этим путем небольшой отряд и организовать что-то вроде ложной атаки, чтобы отвлечь внимание от главных ворот. Сами ворота прогнили насквозь, но были надежно укреплены терновыми плетнями и прочными баррикадами из бревен. Естественно, о численности разнородного войска, собравшегося в Тримонтиуме, разведчики не смогли составить никакого представления, за исключением того, что она была очень большой.

Когда все было сказано, мы посмотрели друг на друга, Кей, Бедуир и я, в разметанном ветром свете костра. Бедуир, вытащивший, как обычно по вечерам после ужина, свою любимую арфу, дернул струны, выпустив на волю негромкую вопрошающую стайку нот, которая, казалось, порхнула в ветер и, кружась, унеслась прочь, словно первые желтые березовые листья.

— Сегодня?

— Сегодня, — сказал я. — Прежде всего, у нас может не быть больше такого ветра, который заглушил бы топот и треск, когда Кей будет продираться через подлесок.