Меч на закате - Сатклифф Розмэри. Страница 57

— Почему ты сделал это? — спросил я, и мой вопрос прозвучал глупо для меня самого.

— Взбунтовался против моих законных господ и повелителей?

— он посмотрел на меня, и даже при этом отчаянии и крайнем изнеможении в его глазах промелькнул смех. — Может быть, потому, что, подобно тебе, я хотел быть свободным, но для меня свобода — это нечто другое.

Вокруг нас начали собираться люди, которые хотели посмотреть, что происходит; его имя передавалось от одного к другому, но он не удостоил их даже взглядом; его свирепые рыжеватые глаза не отрывались от моего лица, словно он знал, что оно будет последним, что он увидит.

— Убей меня теперь, — повторил он, и его тон был приказом. — Но ударь спереди; я никогда еще не принимал раны в спину, а человеку даже в смерти свойственно тешить свое самолюбие. И еще прикажи сначала развязать мне руки.

— Умереть со связанными руками не может ранить ничье самолюбие, — ответил я. Потом я иногда спрашивал себя, был ли я прав, но тогда я не мог рисковать. Я подал едва заметный знак Кею, и он, вытащив меч, шагнул вперед и встал сбоку от пленника. Гуиль, сын Кау, слегка усмехнулся, принимая удар с открытыми глазами. Я увидел, какой белой была его кожа под синим боевым узором в том месте у ключицы, где на крепкой шее кончался загар; белой, как очищенный лесной орех, — пока ее не залила алая кровь. Удар был быстрым, и он сделал его еще быстрее, нагнувшись ему навстречу.

Это был единственный раз, когда мне пришлось поступить так.

Потом мы разрезали веревки, стягивавшие ему руки, и позже, когда наши собственные убитые уже лежали в земле, мы похоронили его с честью, в глубокой могиле, чтобы уберечь тело от волков, и положили рядом с ним меч. Вот только мы не стали насыпать курган или каменную пирамиду, чтобы его могила не стала местом сбора. И когда мы с Кеем повернулись от темного участка свежевскопанного лиственного перегноя, ветер уже начал стихать, а дождь стал теплым и монотонным — то, что народ Хлебного Края называет растящим дождем.

— Сердце говорит мне, что нам не придется больше вести решающую битву среди этих холмов, — проговорил Кей. — У тебя довольно тяжелая рука.

— В Каледонии больше волков, чем сдохло сегодня.

— Это так. Но я думаю, что они не осмелятся больше встретиться с Медведем как войско, в открытом бою. С этих пор тебе лучше остерегаться засады за отрогом холма и ножа в спину, Артос, друг мой.

Глава пятнадцатая. Костры Середины Лета

Кей оказался прав. Больше не было собирающихся неприятельских войск, не было решающих сражений в низинах среди холмов. Вместо этого начался другой род войны, война набегов и ответных набегов; изрезанный на куски патруль, попавший в засаду в горном тумане; сожженная в ответ деревня; ручей, отравленный сброшенными в него мертвыми телами… Это было более утомительно, чем любая кампания открытых боевых действий.

Прежде всего, это никогда не прекращалось полностью, даже зимой, так что нам некогда было усесться поудобнее, вздохнуть и расслабить пояс с мечом. В то первое лето и осень я всеми имеющимися у меня средствами старался укрепить свой контроль над огромным куполом лежащих в низине холмов — основной преградой между диким севером и остальной Британией — завязывая, где мог, дружбу с соседними бриттскими князьками и нагоняя страху на тех, кто в этом нуждался. В скором времени мне предстояло продолжить начатое в Сит Койт Каледоне и изгнать Морских Волков из последних прибрежных поселений, как я уже сделал в окрестностях Линдума. Но прежде нужно было обезопасить холмы в низине. И мы несли огонь, и карающий меч, и ужас перед тяжелой конницей, которую они никогда не знали раньше; несли их в замки, и деревни, и старые горные форты с торфяными стенами, на запад и на север, до самого сердца страны пиктов.

Примерно через месяц после Сит Койт Каледона до нас добрался обоз с припасами из Корстопитума, привезший — помимо зерна и пучков стрел, наконечников копий и сала, а также тряпок для перевязки, уложенных в большие, закрытые кожаными крышками корзины — деньги (меньше, чем было обещано), чтобы заплатить нашим людям. А всего несколько дней спустя в Кастра Кунетиум прибыл провиант из Дэвы, и с ним очередная партия молодых лошадей, которую Кей, к тому времени принявший командование сторожевым постом, тут же переслал мне. Вместе с обозами пришли и первые новости из внешнего мира, которые мы получили за полгода. Новости для меня содержались в длинном сообщении от Амброзия. Оиск и мальчишка Сердик, бежавшие из Эбуракума, снова появились на территории кантиев. Саксы, возглавляемые Аэлле, захватили Регнум и разграбили Андериду, перебив весь британский гарнизон до последнего человека, но Амброзию удалось загнать их на узкую береговую полосу под Южными Меловыми Утесами, хотя пока что он еще не смог выкурить их с их новых позиций на холмах. Узнать такое было не особенно приятно, но все это показалось мне странно далеким.

Для Флавиана тоже были новости, но его новости пришли с обозом из Дэвы. Прежде чем разорвать нитку, скрепляющую две половинки таблички, он удалился вместе с письмом в тихий уголок лагеря; а потом, когда я осматривал новых лошадей, подошел ко мне, все еще держа его в руке.

— Артос… сир…. — он почти заикался от нетерпения, исполненный какого-то торжественного восторга. — Это от Телери. У нее ребенок!

Но я понял это, как только увидел его глупое лицо.

Я сказал все, что полагалось, и спросил, потому что он явно ждал этого:

— Это мальчик — или девочка?

— Мальчик, — ответил он. — Сын.

— Тогда мы обмоем его рождение в его отсутствие — вечером, когда дневная работа будет закончена.

Я положил руку ему на плечо, поздравляя его. Но только богам известно, как я завидовал ему.

Наступившая осень застала нас на хорошо укрепленных позициях и с плодотворно проведенным летом за плечами. Прошла зима, и снова заросли ольхи у конского водопоя вспыхнули заревом от поднимающегося сока. После Сит Койт Каледона я почти не общался с Темным Народцем; они время от времени приносили нам новости, а мы взамен давали им сколько могли зерна из наших зимних запасов. И это было все. Но я всегда знал, что стоит мне только повесить гирлянду на Повелителя Ольховых Зарослей, и еще до наступления ночи Друим Дху или один из его братьев придет в форт; и это знание было приятным.

Этой весной я получил еще один залог дружбы от Темного Народца, потому что в жесткой траве, покрывающей теперь то место, где под нашими девятью боевыми конями лежала девушка, выросло небольшое растеньице с серебристыми листьями и хрупким белым цветком. Должно быть, когда я жег полученные от Старейшей сухие травы, чтобы успокоить дух девушки, из них выпало семечко и пролежало, не всходя, целый год. Я больше нигде и никогда не видел таких цветков.

На вторую весну, оставив Кея теперь командовать Тримонтиумом и послав Бедуира в набег на поселения Восточного побережья, я взял с собой своего оруженосца Эмлодда, Флавиана, Голта и еще несколько человек, не больше, чем потребовалось бы для охоты, и отправился далеко на юго-запад, к охотничьим тропам Дамнонии. Я чувствовал себя до боли как дома в этом краю вересковых равнин и маленьких сверкающих озер, куда доносился шум западного моря; потому что живущие здесь племена происходили из того же самого корня, что и мои сородичи в королевстве Кадора. Однако я приехал в эти западные пустоши не для того, чтобы наслаждаться горькой сладостью тоски по дому, но чтобы продолжить свои попытки объединить верные нам племена и привести их под Алого Дракона.

Маглаун, один из величайших клановых вождей, оказался также одним из самых ненадежных людей, с какими только можно было иметь дело. Он отнюдь не был настроен враждебно, а просто, как одно время казалось, решил не давать мне возможности вообще поговорить о том деле, которое привело меня в его замок; и я знал, что его, как шарахающуюся лошадь, бесполезно, и даже хуже, чем бесполезно, силой тащить к тому, что его пугает.