Должность во Вселенной - Савченко Владимир Иванович. Страница 20

— Значит, вам передали, Валерьян Вениаминович? — сказал секретарь здороваясь. — А то телефона у вас дома нет. Знакомьтесь: заместитель председателя Госкомитета по труду и заработной плате Федор Федорович Авдотьин.

Пец с упавшим сердцем пожал руку, назвался. Ему не передали. «Вот так — пренебрегать сводкой ради эмпиреев! Теперь даже нет времени собраться с мыслями».

— Сразу, пожалуй, и приступим? — сказал зампред тоном человека, привыкшего, что его суждения принимают как приказы.

— Сразу не получится, — ответил Валерьян Вениаминович, чувствуя, что терять ему нечего и лучше быть твердым. — Я отсутствовал восемьдесят координаторных часов, должен войти в курс основных дел. После этого — скажем, в 72.00 — я к вашим услугам.

— А наше дело вы не относите к основным? — Авдотьин поднял седые брови. — Мне не нравится, как вы встречаете представителя правительства.

— Вообще говоря, я живу на свете не для того, чтобы кому-то нравиться, — коротко сказал Пец.

У зампреда от негодования отвисла челюсть. «Ну и пусть снимают! — яростно подумал Пец. — А что я могу?!»

— Ну-ну, — примирительно сказал Страшнов, — зачем такие слова? Уверен, что все выяснится к общему удовлетворению.

— Соглашусь с любыми выводами, — повернулся к нему директор. — А сейчас не могу сам и не рекомендую вам терять время внизу. Проходная товарища Авдотьина первая слева, ваша, Виктор Пантелеймонович, вот эта. Пропуска я сейчас закажу, сопровождающего пришлю к…

— Сопровождающего?! — гневно повторил Авдотьин. — А сами не изволите… да как вы!..

— …к проходной «А, Б, В», — закончил Пец и вежливо улыбнулся зампреду — Вы осмотритесь, здесь у нас интересно. Распушить всегда успеете. До встречи наверху! — и двинулся к своей проходной.

Начальник охраны и — в нарушение КЗоТ — комендант зоны и башни Петренко, бравый усач в полувоенной одежде, как всегда ко времени прихода Пеца, находился в проходной. Завидев Валерьяна Вениаминовича, он встал. Их разделял никелированный турникет и окошко табельщицы. Пец показал в раскрытом виде пропуск, девушка достала со стеллажа контрольный бланк, передала ему, он отбил на электрочасах время прихода, возвратил бланк. Табельщица поместила его в ячейку в стеллаже, достала оттуда ЧЛВ, пустила их нажатием кнопки, выдала входящему — и только после этого нажала кнопку «впуск» турникета. Процедура заняла 15 секунд: для всех, от директора до уборщицы, она была одинакова.

— Кто наверху? — спросил Пец, пожимая руку коменданту.

— Товарищ Корнев, главкибернетик Малюта, начплана Документгура, завснаб Приятель. Зискинд дежурил ночью, только ушел. Бугаев на пристани. В кабинете ваш референт Синица.

— Референту немедленно вниз, к кабине «А, Б, В» — сопровождать товарищей Страшнова и Авдотьина. Выпишите им разовые пропуска! — Валерьян Вениаминович вышел в зону. Петренко метнулся к телефону.

Среди мужчин, шедших навстречу, к пропускным кабинам, преобладали небритые, заросшие многодневной щетиной. Пецу, человеку аккуратному, подтянутому, и всегда это не нравилось, а сейчас, понимая, какими глазами на это посмотрят высокие гости, приехавшие в институт, он вовсе расстроился. «Взяли моду — демонстрировать, что долго работали наверху! Приказ, что ли, специальный издать, чтобы брились? Ведь хватает там времени для всего: для работы, для трепа, для перекуров — а для этого?… Как не противно самим! Славянская манера: быть аккуратным не для себя, а для других».

Многие — как встречные, так и обгонявшие Валерьяна Вениаминовича — здоровались; он отвечал, узнавая и не узнавая. Народ валил валом. «И что мне за вас, граждане, сейчас будет!..»

Дело в том, что подавляющее большинство этих людей, окончивших работу и спешивших на нее, — систематически нарушали трудовое законодательство и инструкции о заработной плате. Набрать достаточное количество строителей и монтажников — людей в Катаганском крае, как и всюду, дефицитных — сразу стало проблемой. На первой тысяче поток желающих иссяк; из них часть отсеялась в силу специфики работы в НПВ. Пока осваивали низ — обходились. Но чем выше воздвигалась башня, тем яснее становилось: что-то надо придумывать.

Было тошно смотреть, как стройплощадки, начиная с 3-го уровня, только на восемь, реже на шестнадцать часов из 72 возможных (а на высотах за сто метров и вовсе из 120–180 возможных) заполнялись работающими людьми, а остальное время пребывали в запустении. Каменел неиспользованный раствор, ржавели, распуская на стыках в бетоне мерзкие пятна, трубы и прутья арматуры, покрывались плесенью углы. «Послушайте, этак придется начинать текущий ремонт, не закончив помещений!» — тревожился Зискинд. Стоило захватывать Шар, целиться на эксплуатацию сверхускоренного времени, чтобы пасовать перед элементарным «долгостроем»!

И руководители НИИ НПВ, вздохнув, пустились во все тяжкие: на противозаконные совместительства, на такие же трудосоглашения — со своими, и без того работавшими на полную ставку, чрезмерные сверхурочные, сомнительные аккордные и премиальные. Через сотрудников, уже вкусивших благ в Шаре, вели вербовку их знакомцев на других предприятиях и стройках: сманивали в штат или совместить, а то и просто закалымить. Страшнов, считавший Шар своим детищем, призвал других руководителей не препятствовать тому, что их работники отдадут два разрешенных законом часа переработок на сооружение башни. Те не возражали.

И рабочие не против были отхватить за эти два сверхурочных часа полную, хорошо оплаченную смену; свои, штатные, и вовсе соглашались пребывать наверху хоть сутками, если при этом окажется, что к вечеру они нормально вернутся домой. И работа пошла веселей: при взгляде снизу этажи башни росли на глазах.

И те, кто вслед за строителями осваивал башню, разворачивали в ней службы, мастерские, лаборатории, начинали в НПВ новые исследования и испытания, смотрели на дело совершенно так же. Никто не был против. Но все упиралось в знаменитый международный жест: потирание большого пальца об указательный и средний — и в не менее знаменитый международный термин «pety-mety». [1] За работу надо платить. За хорошую работу надо платить хорошо. За большую надо платить много.

К концу зимы о Шаре у населения пошла слава как об Эльдорадо с бешеными заработками. К нему стал тесниться далеко не лучший работник: рвач, несун, халтурщик. Многих пришлось, уличив в недобросовестности, в опасных недоделках, гнать. Эти тоже пускали славу: о произволе, нещадной эксплуатации… А когда руководители других катаганских предприятий заметили, что работники, которым они не препятствовали, за два сверхурочных часа в НИИ НПВ выматываются, будто вкалывали две смены, и на следующий день у них работа не идет, да узнали, что там они получают больше, чем на основной работе, — посыпались протесты.

Конечным результатом этого было возведение за три месяца сооружения, которое иначе не поставить за многие годы, и развертывание в нем уникальных исследований и испытаний; был ценнейший опыт организации сложных работ в неоднородном пространстве-времени. Но и у зампредседателя Госкомтруда были основания нагрянуть с ревизией. Его и ждали — но не так скоро.

Внешнее кольцо башни опиралось на двадцать четыре бетонные опоры. В высоте они смыкались арками. Первое, что бросилось в глаза Валерьяну Вениаминовичу, это новенький лозунг над ближней, золотыми буквами на праздничном пурпуре:

Пец, заглядевшись на него, споткнулся, ругнулся: «Ну, Петренко!..» Под арки справа неспешно въезжали на спиральную дорогу груженые машины, скрывались за кольцом, через минуту появлялись над его рваным краем, все разгоняясь (по впечатлению снизу) и повышая до истошного воя, до визга звук мотора. Казалось невероятным, что центробежные силы не сбрасывают со спирали летящие на такой скорости машины; зрелище было не для слабонервных.