Возлюби дальнего - Савеличев Михаил Валерьевич. Страница 14

Мбога выспался прошлой ночью, а навыки охотника и зоопсихолога помогали легко преодолевать сонливость, возникающую в самую глухую предрассветную пору — часа в четыре по стандартному времени. Период вращения Пандоры был близок к земному, поэтому здесь не приходилось вводить суточные поправки, от которых, несмотря на быструю адаптацию, слегка путалось в голове, а организм отказывался верить в существование 26 часов по местному времени. Соседство пылевых облаков в этой части Галактики и новолуние превращали ночь в тьму египетскую и заставляли большую часть ночи поддерживать освещение Базы, превращающее ее в яркую новогоднюю елку посреди мрачного и непроглядного лесного океана.

Доктор Мбога прекрасно помнил, что это такое — ночь в лесах Пандоры. Это вой и рев неведомых животных, вступивших в смертельную схватку, это шум и треск деревьев, которым надоедало за день прикидываться флорой, и они решали прогуляться до ближайшего болота уже в качестве фауны, это ночные летуны, стремящиеся на малейший проблеск света, по сравнению с которыми земной таежный гнус, даже если его увеличить до размеров голубя и вооружить хваткими челюстями и когтями, выглядел бы невиннейшим созданием во всей обитаемой Вселенной. А еще — неизвестность, от которой не спасают даже самые мощные дезинтеграторы, легко прокладывающие просеки в направлении любого подозрительного шума. Неизвестность, потому что даже сейчас, после стольких лет изучения Пандоры, нельзя точно составить каталог ее животного и растительного мира. Там, в лесу, нет устойчивых и неизменных мест, и вместо хорошо знакомой и облюбованной полянки можно легко натолкнуться на глубокое горячее озеро, в котором что-то тебя ждет и надеется, когда ты опустишь в него свою руку или ногу, вцепиться мертвой хваткой и не отпускать ни при каких обстоятельствах. А ведь людям потом пришлось отказаться от дезинтеграторов, быстро ставшими оружием не только реальной защиты, но и психологической, так как каждый считал своим долгом и обязанностью разложить на атомы любой подозрительный шум, не дожидаясь визита ракопаука или волосатика.

Хорошее было время. Время штурма и натиска, по терминологии Бадера. Молодость и время веры в то, что завоевание и покорение очередной планеты принесет человечеству в целом неизъяснимое удовольствие и счастье. Потом это проходит. Проходит даже в масштабах всего человечества — и вот уже романтика Группы Свободного Поиска признается уделом неудачников и неисправимых одиночек. И правильно. Покинутые корабли и бесследно исчезнувшие пилоты, выжженные поля посреди джунглей — то ли от неудачных посадок, то ли от неумеренного применения аннигиляторов. Побелевшие кости романтиков (или самоубийц?) в жарких или ледяных пустынях. Сколько таких следов ГСП встретил Мбога на своем пути. Но ведь не запретишь, не скажешь — хватит, товарищи, пора прекращать неуемный энтузиазм глуповатых и неопытных юношей. Можно учреждать сколько угодно комиссий по охране инопланетного животного мира, вдрызг ругаться с начальниками секторов, сквозь пальцы смотрящими на охотничьи трофеи сомнительного происхождения. А вот кто может поручиться, что среди этих прекрасно сделанных чучел нет какого-нибудь разумного существа, только по чистому недоразумению принятого за свирепого хищника? Взять хотя бы эту скандальную ситуацию с псевдохомо с Магоры! Кто-то хочет иметь череп псевдохомо или его чучело, но его не интересует, почему он так похож на реального хомо, хоть и сапиенса сапиенса.

Но даже здесь не на все хватает его железного авторитета. Хотя можно было бы задавить все на корню, запретить, привлечь Леонида в качестве тяжелой осадной артиллерии, Комова в роли атакующей кавалерии, Рудольфа как специалиста и организатора пятых колонн, распланировать операции, написать подробные инструкции — первая дивизия движется… вторая дивизия обороняет… Надеть треуголку, благо с Бонапартом они почти одинакового роста, натянуть белые перчатки и собственноручно отстреливать вражеских снайперов. Все это можно, вот только нужно ли? Так ли уж они — старая бойцовская гвардия — Мбога, Горбовский, Бадер, Фуками правы в своих мнениях, в своих рекомендациях? Кто сказал, что годы — критерий истины? Может быть им пора на покой, пора уступить место тому же Комову, тому же Сикорски?

Мбога выбил трубочку, продул мундштук и посмотрел на небо. После яркой иллюминации Базы оно выглядело как крышка склепа.

О Небо! черный свод, стена глухого склепа,
О шутовской плафон, разубранный нелепо,
Где под ногой шутов от века кровь текла,
Гроза развратника, прибежище монаха!
Ты — крышка черная гигантского котла,
Где человечество горит, как груда праха! [2]

Мрачно сказано, но отчасти верно. Крышка, вечно давящая на человечество… Может быть, эти романтики из ГСП все-таки, при всех жутких издержках, совершают нечто полезное? Приподнимают крышку и выпускают излишний пар? Ведь кто уходит в космос? Самые беспокойные, активные, кому тесно на благоустроенной планете. Единение с природой — это хорошо, это впечатляет, как впечатляют достижения леонидян в селекции и генной инженерии, их остроумное использование всего того, что дает им их планета, которую они не променяют ни на какой космос. Только человечество никогда не изберет такого покоя, невозмутимости, вечности. Все эти подмикитчики, настаивающие на стимулировании развития таких вполне самодостаточных цивилизаций, как тагоряне, как, опять же, леонидяне, такие же фантазеры, как и те, которые призывают человечество вернуться в лоно природы.

Хотя… При определенных условиях — в условиях полной изоляции, где-нибудь на заброшенной планете, на станции с крошечным персоналом — человек сто-двести — вернуться назад в природу вполне возможно. Одичать, покрыться шерстью, сеять и собирать урожай, коренья, доить коров. Только какой в этом будет смысл?

Прервав размышления Мбоги, подошел Ларни. Егерям, привыкшим к подъемам ни свет ни заря, тоже не спалось и они с удовольствием приняли просьбу Мбоги помочь с механозародышами. На Пандоре таких зверей еще не водилось — биомеханизмы были новинкой на Периферии, поэтому тяжеленные гладкие шары вызывали опасливый интерес. Генодетектор удалось упаковать в шесть комплектов, но Мбога, зная их ненадежность и испытывая некоторую неуверенность, захватил три запасных. Все они были растащены по указанным местам, в максимальном отдалении от жилых домов, насколько это возможно на таком узком пятачке на вершине скал, где, выйдя из своего коттеджа, тут же оказываешься на пороге соседского.

— Механозародыши заняли предписанную им диспозицию! — лихо отрапортовал Ларни. — Жертв и разрушений нет Пока.

— И не будет, — успокоил Мбога. — Ну что же, приступим.

Без Ларни Мбога долго бы плутал по глухим закоулкам Базы среди нагромождения складов, урчащих трансформаторов и тарелок спутниковой связи. Механозародыши не слишком выделялись на этом фоне индустриального пейзажа. Ларни с интересом наблюдал, как Мбога прикладывал к их твердой поверхности активаторы, нажимал кнопку и… Собственно, это было все. Ничего не урчало, не гудело, не шевелилось и не проклевывалось. Хотя там внутри, конечно, начиналась загадочная и до поры скрытая деятельность.

— А на что это должно быть похоже? — спросил егерь у маленького доктора.

— Шесть взаимосвязанных стержней по полтора километра в длину и стометровый трансмиттер, — ответил Мбога, с удовольствием наблюдая ужас Ларни.

— Но… — Ларни невольно посмотрел в небо.

— Они будут заглублены в скалы по самую верхушку, — милостиво успокоил егеря Мбога. — Как сказали специалисты, скалы будут играть роль естественного резонатора, что очень удачно для нас и для энергозапаса Базы. Наверху останется только трансмиттер на месте… Сейчас сверюсь… Да, пятого шара. А где у нас пятый шар?

вернуться

2

Шарль Бодлер. “Крышка” (из сборника “Цветы зла”, перевод с фр. Эллиса).