Посейдон Пушнюс как таковой - Сая Казис Казисович. Страница 10
– А вот и он сам, – произнес Страздас. – Культурненько все ему и доложи.
Тетенас успел еще залпом выпить воды, а когда капитан появился в дверях, с плохо скрываемой досадой изложил ему версию Пушнюса насчет идентичности незнакомки и мошенницы. В довершение своего рапорта старшина выразительно распахнул дверь опустевшего кабинета.
Капитан хотел было что-то сказать, но сдержался, затем поглядел на своих подчиненных и как-то странно, не к месту и не ко времени, расхохотался.
Ст. сержант Страздас наливал воду в стакан, чтобы в случае чего предложить ее начальнику, но в это время распахнулась дверь соседнего кабинета и оттуда как ни в чем не бывало выскользнула уже знакомая нам незнакомка… Поэтому-то так и развеселился Баублис: от волнения Тетенас просто-напросто перепутал двери.
– Знаете, не могу я там одна находиться, – словно извиняясь, сказала женщина. – Жутко как-то, неуютно… Даже подумала, грешным делом, может, я умерла уже, а вы меня успокаиваете. Смешно… Я ведь теперь всему верю. Коли нет у человека головы на плечах, ему что ни скажи, все на веру примет.
– Я кое-что узнал, – успокоил ее Баублис. – Сейчас приедет врач… Расставим, как говорится, все точки над «i».
Женщина с такой благодарностью посмотрела на Баублиса, что Тетенас полез под стол – собрать рассыпавшиеся в суматохе шашки.
А Посейдон Пушнюс, теряя последние крупицы терпения, пытался втолковать глухонемой мамаше заведующей читальней, что она обязана дать ему ключ – ключ от читального зала, ключ!.. Что он не рядовой читатель, а уполномоченное милицией лицо. Это крайне важное дело… Ключ!.. О боже милостивый!..
Пушнюс выложил на стол одно за другим несколько удостоверений, показал даже свой значок об окончании института («Да ты не на портки замызганные, а сюда, ведьма окаянная, гляди, вот сюда!..»). Он совал ей под нос ключи от своей квартиры, показывал молоток, которым мог в случае чего отогнуть гвозди и влезть в окно… Под конец Посейдон не выдержал и принялся рыться в ящиках, шарить по полкам, надеясь отыскать этот проклятый ключ.
Перепуганная старушка куда-то скрылась и вскоре вернулась с дочкиной сберкнижкой в руках. Она заливалась слезами, что-то мычала и жестами пыталась объяснить Пушнюсу, что денег в доме не держат, а драгоценностей нет… Потом бедняжка бросилась на колени и принялась целовать Пушнюсу руку, прося пощады.
– Да ключ мне нужен, ключ от читальни! – тоже уже со слезами в голосе завопил Пушнюс. – Хочешь, я и сам тебе руку могу поцеловать… Сколько угодно… Ну как тебе объяснить?! Пошли вместе вниз, я тебе покажу дверь… Она издевается надо мной, что ли? Гляди на мои губы, чертова баба, артикулирую: «МНЕ НУЖЕН К-Л-Ю-Ч ОТ ЧИТАЛЬНИ…»
– Дочка на праздник ушла… Ничего не знаю. Дочка там, на празднике танцует… – невразумительно объясняла старушка, но Пушнюс упрямо мотал головой и все повторял по слогам:
– Дай ключ! – и пальцами «закрывал» в воздухе дверь-невидимку. – Ключ от чи-таль-ни, глухая тетеря! Мой кот и тот давно бы все понял…
– На празднике она… Танцует… Ирод окаянный! – сипела немая, но Посейдон продолжал что-то отмыкать в воздухе, и тогда старуха, подвязав потуже платок на подбородке, пустилась в пляс перед непонятливым гражданином.
«Или старая ведьма сбрендила, – опустив руки, подытожил Пушнюс, – или сознательно выводит меня из себя…» Он сгреб со стола свои бумаги, схватил старуху в охапку и прогрохотал с ней по лестнице вниз, прямо к двери читальни.
И только тогда несчастная поняла, что от нее понадобилось этому помешанному. Она подняла половичок у двери – в пыли блеснул заветный ключик. Пушнюс ворвался в читальню и, словно ястреб, принялся потрошить подшивки газет.
Найдя нужную статью, он снова описал руками в воздухе что-то непонятное и с подшивкой бросился на улицу, как угорелый. А мимо как раз мчалась машина «скорой помощи», вызванная капитаном Баублисом. Отчаянно взвизгнули тормоза…
«Крышка!..» – подумал Пушнюс, почувствовав, что лежит на земле. Небесный купол над ним был совершенно чист. Воздушный шар куда-то исчез. Невольно пришли на ум слова длинноволосого: «Да не шар это вовсе – это душа твоя вонючая старт берет!..» «Черта с два, – мысленно ответил ему Пушнюс. – Прежде чем я протухну, ты у меня по-другому запоешь…»
Увидя над собой испуганные лица доктора и шофера, Посейдон решительно скомандовал:
– В милицию! Живо в милицию! У меня при себе важный документ!
Осмотрев пострадавшего, молодой врач не посмел возражать, тем более что «скорая» направлялась в отделение. Пушнюса, словно роженицу, водрузили с его драгоценным узелком на носилки, и машина тронулась. По дороге врач хотел проверить его пульс, но Посейдон недвусмысленно замахнулся на него молотком: уж больно все смахивало на заранее продуманную акцию, цель которой доконать Посейдона, лишить его разоблачительных материалов…
Неизвестная очень расстроилась, узнав, что стала причиной такого несчастья. Женщина участливо заглянула в глаза Посейдону, и всем стало ясно, что она вспомнила, узнала этого человека.
– Ну, товарищ Посейдон… неужели ты не помнишь? – обратился к Пушнюсу капитан Баублис. – Неужели не знаешь ее?
Сознание Посейдона от падения немного помутилось, поэтому, как всегда, включилось подсознание. Он порылся-порылся в пыли своего прошлого, наподобие бойкой курицы, и вдруг хвать оттуда рациональное зерно. В памяти его воскресли молодые годы, Паланга, мост, спасательный круг-жернов и женщина, которая точно так же, как сейчас, склонилась над ним…
– Клеопатра… – выдохнул Посейдон Пушнюс. – Пятруте…
Когда та же машина увезла их вдвоем в больницу, работники милиции обсудили события дня и с удовольствием отметили, что сегодняшние дела благополучно разрешились прямо на месте. Оставалось лишь найти разгадку – кто все же запустил то небесное украшение?
– Все бы вам сразу знать, – усмехнулся Баублис. – Всезнайкам неинтересно живется.
За обедом сын успел похвастаться, что шар смастерили пионеры из кружков юных химиков и астронавтов, это был их скромный подарок участникам праздника.
Посейдон Пушнюс узнал об этом на следующий день из газет и, придя в крайнюю ярость, принялся молотить здоровой ногой по спинке кровати.
– В милиции засел враг! – кричал он. – В редакции тоже внутренний враг! В больнице, в читальне, в народном театре, в пионерлагере! Доказательства?! А моя поломанная нога! Моя пострадавшая голова! Моя преждевременная седина!
– Да нет у тебя ни волоска седого, – гладила, успокаивала его сидящая рядом Пятруте. – Все твои враги, Посейдончик, у тебя внутри засели. Выпей-ка лучше вот эту зеленую таблетку… как раз от внутреннего врага помогает.
– А тебя кто подослал, скажи! Что тебе от меня нужно? – строго допрашивал больной женщину.
– Сам ведь знаешь, с памятью у меня плохо. Я из женского отделения.
– Цезарь заслал? Антоний приказал?
– Бог с тобой! Какой еще Цезарь? Что за Антоний?.. Я и сама еще не совсем вылечилась. Только и помню, что мамашины слова: «Коли на свадьбе, детка, не поплачешь, потом наплачешься».
– Ну и как? Сбылись они?
– Так ведь не помню. Всякое, видно, бывало, да прошло.
– Зато я помню! – предупредил Пушнюс. – Теперь-то уж всю жизнь глаз с тебя не спущу! Все равно выведаю, что ты за птица, Пятруте!
– Ну ладно-ладно, можешь выведывать. Мне и самой любопытно, что я за птица, с кем всю жизнь летала.
– Доводилось и мне летать… В буквальном смысле, – признался Пушнюс. – Расскажу когда-нибудь…