Крестовый поход на Россию - Сборник Сборник. Страница 20

Ре Марчеллино, из батальона «Борго сан Дальмаццо», рассказывал: «Однажды утром в голову что-то ударило. Я решил убить русского. Было холодно, и я был один на наблюдательном посту. Я отказался от смены. Я знал, что на той стороне есть открытый участок и внимательно следил за ним, приготовив винтовку. За четыре часа никто не показывался. Наконец из убежища вылезли двое. Для того чтобы лучше прицелиться, я наполовину высунулся из окопа. Двое русских спокойны: они ничего не подозревают, и мне их хорошо видно на снегу. Бац, и один из них падает замертво. Второй хочет помочь товарищу, я стреляю, но промахиваюсь… В штабе батальона меня представили к награде. Она прибыла через три или четыре дня. Это был тюбик крема для бритья! Ничего себе награда! Лейтенант, который мне его принес, сказал: «Это тебе за русского, которого ты убил»67.

В ноябре 1942 года началась замена ветеранов экспедиционного корпуса новым пополнением, прибывшим из Италии. Как отмечает Толлои, «этого очень добивался Мессе и его штаб, которые во что бы то ни стало хотели удалиться до того, как их лавры потускнеют в результате эпизодов типа «Сфорцески». Командование армии всячески поддерживало это мероприятие, видя в нем способ избавиться от Мессе»68. Смена личного состава происходила весьма медленно.

К середине декабря в Италию была отправлена лишь половина солдат и офицеров 35-го корпуса. Среди вновь прибывших офицеров встречались оптимистически настроенные молодые люди. «Однажды я попробовал обратиться к молодому кавалерийскому офицеру, только что окончившему училище, – вспоминает Толлои. – Я объяснял ему немецкие стратегические ошибки, которые исключали возможность их победы в России. Молодой человек слушал меня с видом иронического превосходства…» Однако подавляющее большинство новичков, особенно солдаты, были уже совсем иными. За прошедшее время изменилась обстановка в Италии, изменилось и положение гитлеровских армий. «Это была совсем зеленая молодежь, – пишет Ф. Гамбетти. – Но на их лицах уже не было улыбки, которая сопровождает интересную авантюру, той знаменитой улыбки, которая была у всех прибывавших ранее и от которой у нас осталось лишь одно воспоминание… Боевые тревоги, круглосуточное бодрствование по пути следования давно уже были введены для всех воинских эшелонов, и на них это произвело особое впечатление… Если среди ветеранов через 30 месяцев находились такие, кто считал, что еще не все потеряно, то большинство молодых, которые пробыли в военной форме всего три месяца и даже не получили боевого крещения, уже полностью потеряли эти надежды»69. Хотя в ноябре и начале декабря в секторе итальянской армии было относительно спокойно, тревожное чувство все более охватывало тех, кто был способен объективно оценивать положение. Э Кастеллани, покидавший фронт вместе с другими офицерами КСИР, писал: «Осенью 1942 года мы ясно видели, что разгром – дело ближайшего будущего. Достаточно было взглянуть на карту. Мы понимали, что это должно было означать крах всего: крах 8-й армии и, вероятно, крах Италии. 17 декабря я отбыл вместе с другими 700 ветеранами из Кантемировки: через 36 часов она была занята русскими»70.

Бывший главнокомандующий экспедиционным корпусом Мессе, также возвращавшийся в Италию, был далек от мысли о возможности краха режима Муссолини. Однако опыт, накопленный им за время пребывания на Восточном фронте, заставлял Мессе довольно решительно выражать опасения по поводу перспектив и судьбы итальянской армии. В пространном отчете, представленном Генеральному штабу в ноябре 1942 года, он, в частности, писал: «Деятельность пропаганды нашего немецкого союзника, которая сопровождала военные действия на Восточном фронте, привела к тому, что в итальянском и немецком общественном мнении создалось фальсифицированное представление о Советском Союзе, его военном потенциале и боевой силе его армии. Это, безусловно, привело к разочарованию в наших странах и недовольству в наших боевых частях, которые прекрасно знают, что дело обстоит совсем иначе… То же самое следует сказать относительно способности русской армии к сопротивлению, о моральном состоянии войск противника, о русской зиме, описаниями которой бездумно увлеклись некоторые комментаторы итальянского радио. Жизнь показала превосходные боевые качества русского солдата, его отличное вооружение, выносливость и способность приспосабливаться к любым условиям… Какие-либо предсказания насчет способности русских к сопротивлению и их военного потенциала в настоящее время могут быть только поверхностными, и поэтому их следует избегать в пропаганде. Наоборот, было бы хорошо, если бы она попыталась изменить общественное мнение по этому поводу, с тем чтобы избежать новых, и более серьезных разочарований…»71

Оккупационная политика

Неисчислимые бедствия и лишения принесла русским людям гитлеровская оккупация. Не составляли исключения и районы, где находилась итальянская армия. «Население оккупированных районов находится в очень тяжелом положении, – отмечается в одном из документов штаба Юго-Западного фронта, – все продукты питания и теплую одежду немцы отобрали. В городе Орджоникидзе – голод. Вследствие употребления населением в пищу мяса павших лошадей в городе эпидемия сапа. Торговли почти никакой нет, а если есть, то частная торговля по непомерно высоким ценам. Так, например, литр молока стоит 40 руб., десяток яиц – 200 руб., коробок спичек – 18 руб. В городах и населенных пунктах промышленность не работает, за исключением небольших частных мастерских и мелких шахт. На базаре в Макеевке сильно развита спекуляция. Буханка хлеба стоит 150—200 руб., стакан пшеницы – 15 руб. Оккупированные районы как будто вымерли. Настроение населения угнетенное. В грабежах и издевательствах участвует «украинская полиция», созданная из числа изменников родины. Из городов население бежит в деревни и села. Из Сталино, Макеевки и других рабочих поселков Донбасса идет непрерывный поток населения…»

Хозяевами положения в районах расположения итальянских частей была немецкая военная администрация. «Итальянские власти, – пишет Толлои, – избегали непосредственных экзекуций и лицемерно передавали свои жертвы немцам. Наши солдаты, так же как и румыны, рассказывали вполголоса и с отвращением об этих фактах. Офицеры старались говорить об этом как можно меньше. Впрочем, официальная немецкая терминология, которая называла партизан «бандитами», устраивала многих. Что касается евреев, то идея о том, что они не являются людьми, вошла гораздо прочнее в неустойчивые итальянские мозги, чем это думают»72.

Командование итальянской экспедиционной армии не одобряло «излишне жестокой» оккупационной политики гитлеровцев. Помимо всего прочего, оно опасалось, что расправы с мирным населением и различного рода грабежи способны усилить ненависть к захватчикам и эта реакция распространится также и на итальянские войска. С самого начала пребывания итальянских войск на фронте Мессе учредил специальный орган, который должен был, не вызывая подозрений немцев, следить за их отношением к гражданскому населению. «По-существу, – пишет Мессе, – речь шла о том, чтобы сообщать сведения о политике Германии на Восточном фронте вообще и на Украине в частности…»

На основании донесений Мессе составлял сводки, которые направлялись в Рим. В одном из таких отчетов в мае 1942 года говорилось, что в области политической «реквизиции у гражданского населения, бесчеловечное обращение с пленными, которых население справедливо считает своими братьями, зверские методы допросов и экзекуций, жестокость репрессий, грабежи, убийства… вызывают повсюду чувство ненависти к захватчикам». Относительно экономической политики гитлеровских властей Мессе писал в том же отчете, что она, проводимая через военные и экономические органы, а также путем личной инициативы, заключается в «тотальном присвоении всех ценностей, методическом ограблении, которые ведут к истощению источников производительной деятельности»73. Однако и командование итальянской армии также несет ответственность за бедствия, которые переживало население оккупированных районов.