Крестовый поход на Россию - Сборник Сборник. Страница 89

Однако те немногие, кто и после войны сохранял верность идеалам «Голубой дивизии», были осыпаны милостями режима. Например, летом 1968 года Франко лично вручил Большой крест св. Фердинанда бывшему капитану «Голубой дивизии» Теодоро Паламосу111. В 1943 году он был взят в плен Красной Армией и затем осужден как военный преступник. После возвращения в Испанию в 1954 году он взялся за перо, в результате появилась книга «Послы в аду».

Но до всего этого еще должно было пройти время, а в начале 1943 года «Голубая дивизия» считалась вышестоящими немецкими штабами вполне боеспособным соединением. Испанские части по-прежнему занимали ответственный участок фронта. Фалангисты среди испанских военнослужащих все еще говорили о предстоящей победе, хотя здравомыслящие солдаты легко могли сравнить их бахвальство с истинным положением вещей.

Драконовские дисциплинарные меры усиливали глухое недовольство. Будущее, и это начинало понимать все большее число солдат, не сулило ничего хорошего.

В разведсводке штаба нашей 225-й дивизии от 18– 28 января 1942 года, составленной по показаниям военнопленных, перебежчиков, документам убитых и другим источникам, отмечалась слабая дисциплина солдат 250-й дивизии, большое количество обмороженных (до 10– 15%), отсутствие лыж и зимнего обмундирования'12. За год больших изменений не произошло. В своем дневнике капрал-фуражир 262-го пехотного полка 250-й дивизии записал 18 января 1943 года: «Неизбежные переброски поглощают большую часть дней… В этих перемещениях лишь обнаруживаются недисциплинированность и беспорядок, характерные, к несчастью, для испанцев»113. О низкой дисциплине свидетельствуют и показания перебежчика, солдата 262-го пехотного полка, перешедшего на нашу сторону 2 января 1943 года114. Солдат 269-го полка утверждал, что «солдаты неохотно выполняют приказания офицеров, все делается из-под палки»115.

Эти сведения подтверждаются показаниями многих военнопленных и перебежчиков. Солдат 269-го полка рассказал: «10 или 11 декабря (1942 года. –СП.) командир третьей роты капитан Ферер собрал всю роту и с большим возмущением заявил: «Я собрал вас, чтобы сказать, что у нас есть много случаев нарушения дисциплины… Связные не исполняют полученных поручений и каждый раз увиливают от работы. Повара в нашей роте готовят пищу хуже, чем в других ротах. Дежурный сержант, получивший приказ послать патруль в штаб полка, выполнил его с опозданием на полтора часа. Группа солдат, которую послали приготовить помещение к рождественскому празднику, едва придя на место, по одному разошлась и не стала работать. У нас есть солдаты, осмелившиеся бить ефрейторов. Таких случаев уже было несколько. Если вы себя держите так в тылу, то на переднем крае вы будете держать себя еще хуже. Я уверен, что если нам придется идти в атаку на русских, вы оставите меня одного перед русскими траншеями»116. «Дисциплина в частях плохая, держится с помощью палки, – рассказывал перебежчик, солдат 262-го полка, – солдаты так замучены работой и нарядами, что часто, ложась спать голодными, просят не будить их, когда привезут пищу. Ходят всегда понурые. Сержанты ругают солдат, называя их „красными“. Есть случаи членовредительства» 117.

Об избиении солдат говорили многие. «Официально в дивизии солдат бить запрещено, но как офицерский, так и унтерский состав избивают солдат за малейшее нарушение», – жаловался солдат отдельной роты лыжников. По его словам, командир лыжной роты капитан Саласар, фалангист, болезненный и раздражительный человек, часто бьет солдат, которые его ненавидят118. Но больше жалоб вызывали все-таки сержанты, а не офицеры. По мнению капрала 269-го полка, перешедшего линию фронта 26 марта 1943 года, «сержанты избивают солдат и издеваются над ними. Офицеры понимают положение лучше и не наказывают солдат»119. По убеждению многих пленных и перебежчиков, офицеры дивизии, как правило, окончили в свое время военные училища и академии, но в последнее время (речь идет о 1943 годе) из Испании стали присылать стажеров без звания для замещения офицерских должностей. Это было вызвано тем, что после высадки англо-американцев в Северной Африке в Испании был объявлен призыв пяти возрастов, и тогда обнаружился большой дефицит офицерских кадров. Капрал, о котором речь шла выше, как, впрочем, и многие другие в дивизии, был весьма невысокого мнения о сержантах: «Сержанты, за редким исключением, все почти неграмотные. Карту читать не умеют. Они сами возмущаются, что их долго не сменяют. Никаким авторитетом ни у солдат, ни у офицеров они не пользуются»120.

По словам перебежчика, солдата 262-го пехотного полка, солдаты его дивизии о международном положении «ничего не знают, об успехах Красной Армии также»121. На отсутствие регулярной информации жаловались многие: «Мы живем отрезанными от всего остального мира… Газеты, прибывающие из Испании с месячным опозданием, – наш единственный источник получения приблизительного представления о том, что творится на всех фронтах»122. Солдат 269-го полка сообщил, что в письмах, приходящих из Испании, все фразы, касающиеся международной обстановки и событий на фронтах, вычеркивались цензурой123. Командование, вероятно, полагало, что франкистский фанатизм был достаточно надежной броней против «разлагающего» влияния информации. «Исключительно важной мне представляется краткая и лаконичная сводка Верховного командования, которая признает прорыв фронта южнее Сталинграда. Но этому здесь едва ли придают даже второстепенное значение, хотя этот факт представляется мне весьма симптоматичным. Такова уверенность испанского солдата в исходе войны»124, – с горестью отмечал 7 декабря 1942 года в своем дневнике капрал-фуражир 262-го пехотного полка. Как не вспомнить в этой связи клятву молодого фалангиста: «Обещаю отвергать и игнорировать голос, который может ослабить дух нашей фаланги, будь то голос друга или голос врага»125.

Впрочем, командование «Голубой дивизии» смотрело на события с большей степенью трезвости: «Мы жили в то время ожиданием предстоящего наступления на Ленинград… – писал в своих мемуарах командир дивизии генерал Эстебан-Инфантес. – Уверенные в победе, мы с нетерпением ожидали начала предстоящей операции, но вдруг поступили первые сообщения о сражении под Сталинградом!.. Как только мы осознали поражение немцев и увидели, что германские войска уходят с нашего участка фронта на юг, мы поняли, что ход войны изменился и мы наступать не будем. Сперва ушли подразделения тяжелой артиллерии, затем пехотные дивизии, транспортные средства и др. На нашем участке фронта остались только дивизии, предназначенные для обороны»126. «Мы» – это означает командование дивизии и высшие офицеры, специальная подготовка которых и общий уровень образования были значительно выше уровня основной солдатской массы. Но, какие бы ни были сомнения у офицеров, перед строем рядовых они охрипшими, срывающимися голосами говорили, что при всех условиях «Германия выиграет войну»127.

Вот страницы уже цитировавшегося дневника: «Холодные и неспокойные ночи… В окопах тревоги беспрерывны, и принимаются всякого рода меры, чтобы предупредить сюрприз русских. Ночью, когда я наконец заснул, несмотря на разрывы русских снарядов, авиабомбы упали так близко от моего дома, что, когда я выскочил на улицу, то увидел, что исчезла крыша помещения, в котором находились боеприпасы нашей дивизии… Остается несомненным, что легкие и громкие триумфы достаются все труднее. В дивизии по-прежнему царит нервное предчувствие грядущих неизбежных атак. Сегодня (27 декабря), например, пронеслись слухи о довольно важных военных операциях, которые якобы должны скоро начаться… Никто не знает, кто будет атаковать первым, но, по всей вероятности, наши военные приготовления имеют целью сдержать русское наступление»128. Январские записи 1943 года свидетельствуют о нараставшем с каждым днем напряжении: «Тревоги в секторе дивизии, можно сказать, стали постоянными. Это война нервов, которая изматывает даже наиболее крепких людей. Часы неописуемого напряжения с вечно натянутыми нервами в ожидании противника, лучший союзник которого – внезапность. Но русские не атакуют испанцев. Страх? Простая случайность. Время, высший судья, расшифрует тайну неподвижности нашей дивизии… Сейчас остались позади мирные дни у Ильменского озера. Война начинает становиться жуткой реальностью; в шуме и грохоте сражений на обоих флангах дивизии война становится с каждым днем все более ожесточенной»129.