Параллели. Сборник научно-фантастических произведений - Сборник Сборник. Страница 24

Если до этого атмосферу в городе характеризовали нервозность, нетерпеливое беспокойство, громкие протесты, радость, интерес и легкая степень общественного возбуждения, то последнее поднялось до размеров паники, когда случилось самое жуткое. Ужас был так велик, что газеты были уже просто не в состоянии комментировать в своих экстравыпусках происшедшее.

Житель города Умберто Балл, вышедший на прогулку с собакой в 10 часов вечера, не вернулся в свою квартиру. В парке нашли его одежду и обглоданный скелет, а от собаки — откушенную голову. Залитая кровью одежда лежала в кустах.

Люди бродили вокруг с безумными глазами, вечерние выпуски сообщали, что вот уже 457 лет как не было ни одного убийства. Авторы передовых статей, чьи утешительные слова как раз сейчас были бы очень нужны, заявили, что перед тяжестью такого преступления они замолкают.

С наступлением темноты город погрузился в мертвую тишину. Окна были черны.

Лишь на следующий день к отцам города вернулось самообладание, и они попытались найти объяснение жуткому происшествию. Это не может быть сделано человеком. Вероятно, речь идет о преступнике из животного мира.

Все попадающие под подозрение звери в городском зоопарке были тут же осмотрены. Львы, как и прежде, выказывали великосветскую сдержанность.

Абель Клагенфурт сказал: насколько я вижу, это не могли быть они.

Обезьяны раскачивались на ветках, беззаботные как всегда, и не проявляли признаков какой-либо пресыщенности, когда им предложили земляных орехов и бананов, они пожирали их в своей обычной неаппетитной манере и не производили впечатления, что объелись накануне.

Мужская часть населения была призвана в последующие ночи встать на вахту у зоопарка. Добровольцев объявилось больше, чем было необходимо, — так что каждое животное получило по сторожу. Раздавались, правда, голоса, что не годится обижать недоверием даже зверя, так как он находится еще на пути эволюции, но на это возражали тем, что эта эволюция будет под угрозой, если животных не оградить от преступных побуждений.

Но звери не покидали своих привычных мест ни днем, ни ночью. И все же мясные лари и фруктовые заведения были снова распечатаны и опустошены.

Кто-то сообразил, что, возможно, чужой зверь откуда-нибудь или даже стада животных из отдаленных краев предпринимали грабительские налеты. Горожане-мужчины использовали воскресные дни, чтобы протесать Окрестности в радиусе ста километров, однако безуспешно.

Начинала брать верх покорность, смирение перед судьбой. Считали, что в таком случае придется жить, несмотря на преступления. Что, может быть, однажды случаи грабежа прекратятся сами собой. Провокатор сильнее, чем мы думали. Нас испытывают куда жестче, чем то, что могла нам нарисовать наша фантазия. Мы должны вынести испытания, должны быть мужественными и не запирать наших дверей и окон. Мы должны во всеуслышание заявить, что готовы экзаменоваться этой провокацией.

Когда была найдена одежда одной старухи, гулявшей после наступления темноты в парке, Абель Клагенфурт был в энергичных тонах призван отложить в сторону свое в целом разделявшееся отвращение и действовать решительно. Такое положение обязывало данного гражданина к наблюдению за опустошаемыми объектами, в том числе и методом презренного детектива девятнадцатого века. Что-то должно быть теперь сделано. Двух убийств за такое короткое время решительно слишком много.

Абель Клагенфурт сразу же заступил на ночное дежурство в торговый центр на Одеонплац. Он ничего не обнаружил.

Лишь в других местах, как и прежде, совершались грабежи. Он попросил горожан в тех точках выставить подобные ночные караулы. Откликнулись лишь немногие, но и откликнувшиеся имели лишь успех постольку, поскольку во время их дежурства ничего не произошло. Перед каждым магазином отныне дежурил кто-нибудь из горожан, и, пока он был на вахте, ничего не происходило.

Но однажды утром перед памятником на Одеонплац обнаружили одеяния гражданина Абеля Клагенфурта. На следующую ночь никого не удалось уговорить встать здесь на охрану, и прилавки были очищены, как никогда, ловко.

Доктор Гермштедт так объяснил нежелание горожан предоставить себя в распоряжение для расследования преступления — они, столетиями привыкшие жить в безопасности, не могли более приучить себя к тому, чтобы смотреть в глаза смертельной опасности. Он говорил об эффекте преодоления. Существует предел, который вышеуказанные люди, хотя они к этому готовы, переступить не могут.

Хотя их можно уговорить постоять в качестве охраны, но как только опускаются сумерки, на них находит страх. Ни к чему не приведет и то, если площади заливать дневным светом

Некоторые страдали галлюцинациями. Они рассказывали, что их хватала какая-то железная рука, что в воздухе проносились какие-то тени и они только потому не опознали их, что закрывали в эти минуты глаза.

Фантастичнее всех был рассказ одного мужчины о том, что что-то схватило его за брюки и дернуло, дернуло и еще раз дернуло. Я вырвался и помчался прочь. В брюках действительно не хватало куска материи, его нашли потом в парке возле скульптуры крокодилов.

Один из авторов передовых статей, добровольно заступивший в охранники, сам признавался: “Я вдруг побежал прочь так, словно речь шла о моей жизни…” Он считал, что налицо явно неземная форма проявления событий. Мы здесь бессильны. Это идет извне. Не зависит от нас.

Однако то и дело находился какой-нибудь отважный мужчина, который заявлял о готовности продежурить всю ночь. Но большинство не выдерживало этого срока полностью. Первый же, который выстоял на Одеонплац целую ночь, ничего не заметил. Я абсолютно ничего не видел. Я не спал ни минуты. Все могут подтвердить: я принял такую дозу кофеина, что не спал в течение трех дней. Я ничего не установил доказывающего то, что речь идет о внеземных явлениях.

Один историк раскопал записи о проявлениях духов, ими занялись всерьез.

Горожанин Альберт Барт предложил установить у мясного прилавка электронную камеру; все смогли бы следить на экране, как происходит взламывание; площади нужно оставить неохраняемыми, чтобы ободрить преступника.