Поэзия и проза Древнего Востока - Сборник Сборник. Страница 135

Из манихейской литературы

Притча о хозяине и работнике

...И вот произошел спор, который они не могли уладить. На следующий день они предстали перед судьей. Владелец жемчуга сказал:

– Господин, я нанял этого человека на один день за сто золотых динаров, чтобы он сверлил мой жемчуг. Он не сверлил жемчуга, а теперь требует у меня оплаты.

Работник сказал: 

– Господин, когда сей благородный человек увидел меня на базаре, он меня спросил. «Эй, какую работу ты можешь делать?» Я ответил: «Господин, какую бы работу вы мне ни приказали делать, я ее выполню». Когда же он привел меня в свой дом, то приказал мне играть на чанге. До наступления ночи я играл на чанге по приказу хозяина.

Судья решил: 

– Ты нанял этого человека на работу, почему же ты не приказал ему сверлить жемчуг? Почему же ты вместо этого приказал ему играть на чанге? Работнику следует уплатить сполна. Если же тебе нужно сверлить жемчуг, дай ему других сто золотых динаров, и он будет сверлить твой жемчуг в другой день.

Итак, владелец жемчуга должен был уплатить работнику сто золотых динаров, жемчуг остался несверленным до другого дня. а сам он преисполнился стыда и сокрушения.

Мудрец истолковал рассказ этот так: сведущий в искусствах и ремеслах есть [тело]. Сверлильщик жемчуга – это тело. Сто динаров означает жизнь длиною в сто лет. Владелец жемчуга – это душа, а сверление [?] жемчуга означает благочестие.

Текст на согдийском языке. Перевод дается по изданию: W. Неnning, Sogdian Tales.– «Bulletin of the School of Oriental and African Studies», London, t. XL Сюжет притчи известен из «Калилы и Димны» (глава о враче Барзуе). До нас дошла лишь последняя часть притчи, но по «Калиле и Димне» можно восстановить начало: купец пригласил сверлильщика драгоценных камней и договорился, что тот просверлит их за плату в сто динаров в день. Когда работник пришел в дом купца и сел за работу, он увидел стоявшую в углу арфу. Купец, узнав, что работник умеет играть на арфе, предложил ему показать свое искусство. Работник «был искусный игрок и до вечера беспрерывно извлекал прекрасные и поразительные звуки, а потом снова принялся за игру и забаву, оставив ящик с драгоценностями открытым» («Калила и Димна», перевод с арабского И. Ю. Крачковского и Н. П. Кузьмина, «Academia», М.– Л. 1934, стр. 79). К вечеру работник потребовал деньги за день работы. Купец отказался платить.

Из "Притчи об обманчивости пяти чувств"

Вот врата глаз, когда видением обманчивым они ошибаются. Как человек, что в пустыне видит и город, и деревья, и воду, и еще многое. А это дэв ему показывает все это и губит его. 

Или как замок на скале, к которому враги и подступиться не в силах. Тогда они устраивают зрелище: песен не поют и пляшут. И вот те, что внутри замка, зрелищем этим прельстились, а враги уж подходят с тыла – и замок захвачен.

Вот врата ушей. Как человек, что шел столбовою дорогой со множеством сокровищ. Тогда два вора стали у его уха и завлекали его красивыми речами. Они отвели его в укромное место, убили его и сокровище унесли.

Или как девушка красивая, что в замке была заперта, и – человек лживый у подножия стены столь красивую песню пел, что девушка та умерла от горя.

Вот врата обоняющего носа. Это как слон, что с вершины горы по запаху цветов учуял шахский сад и ночью с горы свалился и погиб.

Текст на среднеперсидском языке. Перевод дается по изданию: F. С. Andreas, Mitteliranische Manichaica [1].– «Sitzungberichte der Koniglichen Preussischen Akademie der Wissenschaften, philologisch-historische Klasse», Berlin, 1932, XVI.

Фрагмент о Древе света

Солнце яркое и луна светла

Блестя сверкают от ствола Древа,

Птицы на заре играют радостно,

Играет голубь, с ним птицы разные,

Голоса поют, [и хоры] девичьи.

Текст на парфянском языке: С. Sаlemann, Manichaica I. «Известия Императорской Академии наук», СПб. 1908, VIII, № 10. Приводимый фрагмент о чудесном Древе света (весьма характерен для манихейского учения о роли Светлого начала) написан одиннадцатисловником, сохраненным в русском переводе, и представляет собою, по характеристике К. Залемана, образец ранней пейзажной поэзии, прототип лирического введения в оде-касыде в классической поэзии на фарси.

Фрагмент о Земле света

Земля света – самосущая, вечная, чудотворная; высота ее непостижна, глубина ее неподвластна взгляду. Никакому врагу, никакому злоумышленнику по этой земле не пройти. Ее божественная поверхность – из алмазного вещества, которое никогда не разрушится. Все прекрасное порождено землею: холмы, нарядные, красивые, сплошь покрытые цветами обильными; деревья, плоды которых не падают, не гниют и не знают червоточины; ключи, вечно точащие божественную влагу, исполняющую все царство света, луга и рощи; бесчисленные дома и дворцы, троны и ложа, которые существуют бесконечно, от века и до века.

Текст на согдийском языке. Перевод дается по изданию: W. Henning, Textes sogdiens, Paris, 1940.

Вероятно, текст, переводимый здесь прозой, представляет собою стихотворение или вид ритмизованной прозы. В сохранившемся китайском переводе (в стихотворной форме) содержится свидетельство о проповеди манихейством уравнительного передела имущества. В этом, извращая суть проповеди, обвиняли манихейство зороастрийские жрецы: «Мани проповедовал, что люди должны на этом свете непрерывно заниматься грабежом (?!) чужой собственности и доброго скота и таким образом погубить человеческий род (?!)». На самом деле это, конечно, клевета. Вот что говорится об этом в китайском переводе: «Драгоценная Страна света – беспредельна, // Искать ее края и брега – бесполезно, // Поистине, свободна она от малейшего гнета, // Нет в ней ни нужды, ни ущерба, // Здесь каждый движется как хочет и живет по вольной воле своей».

Фрагмент о вознесении Мани

[4] Подобно властелину, который оружие и одежду снимает и другую царскую одежду надевает, так и

[5] Апостол света [818] снял нательные боевые доспехи, и воссел в корабль Света, и воспринял божественное одеяние, диадему

[10] Света и прекрасный венец, и с великой радостью, вместе с божествами Света, что сопровождали его справа и слева, при звуках чанга и

[15] радостной песни полетел с божественной мощью, словно молния быстрая и видение блестящее, спеша к Столпу восхода

[20] Света и Луносфере, к месту божественного сборища, и остался у отца Ормузда-бога [819].

Текст на парфянском языке. Перевод дается по изданию: F. С. Andreas, Mitteliranische Manihaica (I).– «Sitzungberichte der Koniglichen Preussischen Akademie der Wissenschaften, philologisch-historische Klasse», Berlin, 1934, XVIII.