Моисей в Египте - Седаков Эдуард. Страница 36
Так сидел сейчас Магрубет перед фараоном и ощущал какую-то досадную неловкость. В мыслях его пролетали египетские впечатления. Как поразил его Менефр! Как просветили беседы Амути! Как величествен фараонов дворец! Наконец сам он — Хиан Третий!
Фараон, с пониманием глядя на Магрубета, начал довольно мягким тоном:
— Вот ты своей ручищей сломал каменный кубок. Я такое, признаюсь, впервые вижу. А женщину же твою Яхмос взял у тебя небрежно. Отряд он твой разбил внезапно и отобрал у тебя ценности. Даже меня сегодня ты, сколько ни старался, не смог одолеть. — Тут фараон помолчал и затем спросил с некоторым добродушным ехидством: — Что, наверное, привык к тому, что там у вас в Пилистиме не встречал себе равных? — и не дожидаясь ответа, продолжал как бы рассуждать вслух: — Не одной силой да храбростью творятся божественные дела. Вот вы там со своей конницей носитесь целыми днями по степям и пустыням, а что вы оставите после себя через многие, многие годы? Раньше была у меня надежда на вашу прародину Хеттею: все-таки наш, белый народ. А теперь все чаще меня одолевают горькие мысли. Вряд ли останетесь в веках и вы, и Хеттея. Огромные пространства лежат в стороне восхода солнца, и везде там живет черный враждебный народ. Он будет идти и идти оттуда в наши земли и сметет, рано или поздно, и вас, и Хеттею, и, наверное, Египет. Вот нам, белым гиксосам, уже приходит здесь конец.
Когда-то раньше, очень-очень давно Египет зародился как страна белого народа. Я осматривал многие древние фараоновы саркофаги. Фараоны и благородная знать народа гораздо лучше, чем люди низов, хранят в веках свой истинный первородный облик. Так вот я сам видел, что все фараоны были белыми людьми. Но все меняется с веками. Сейчас вот и мы, гиксосы, доживаем здесь наши последние дни. Я еще попробую держаться. Может быть, умру царем, а может быть, придется стать таким, как ты, вождем и уводить остатки своего племени куда-нибудь далеко на север, за холодные границы владений вашего хеттского табарны.
— Получается, что гиксосы пришли откуда-то в Египет, а не жили здесь всегда, как коренной народ? — спросил Магрубет.
— Конечно! — ответил фараон. — Мои предки — из таких же, как ты, пилистимских вождей пришли в Египет лет сто назад и принесли ему мир и порядок. Мы положили тогда конец многолетней смуте, бунтам и безвластию в Египте. Мы правили крепко и справедливо, но все-таки возрожденный Египет отторг нас.
— А почему вы говорите, что придется уходить на север в холодные края, а не в сторону восхода светила, где лежат теплые, богатые земли? Я слышал от стариков, что когда-то наш белый, говорящий по-хеттски народ пошел в те земли и остался там жить навсегда.
— Правильно тебе говорили старики. Это все описано в моих летописных свитках. Великий воин и жрец Рама [36] повел народ в том направлении. Это было давно, еще раньше, чем мы пошли в Египет. Но, сколько ни посы-я людей для поиска наших белых племен в тех далеких странах, никто до них не добирался. Кому удалось вернуться обратно, говорят, что повсюду там царства черных людей. — Фараон помолчал и продолжал: —Правильнее всего из наших белых народов устроились эллины. Они перебрались через Эгейское море и расселились на прекрасных землях. Но и туда, — он сокрушенно вздохнул. — нам нет пути. Нигде мое племя гиксосов не ждут с подарками. Повсюду нас встретят враждебно.
— Странно это слышать… Мне многое непонятно, — сказал Магрубет. — Если уж известно, что придется уходить в другие места, то, по-моему, это следует сделать заранее, без войны, без гибели многих людей, без своей бесславной гибели. А вы готовитесь к войне, к обороне. Весь Аварис живет военной жизнью.
Тебе легко говорить. Это ты там у себя в Пилистиме со своим небольшим летучим отрядом захотел воевать — воюешь, не захотел — перестал. Все зависит от тебя, как ты скажешь. А здесь у меня столько вельмож, столько мудрецов, что легче умереть в бою, чемпривести их к одной мысли. У всех здесь большие владения, богатства, давние уже кровные связи с этой землей. Они надеются отвоеваться благополучно, отбить войска Яхмоса и снова дождаться хороших времен. Но я один за все отвечаю. Мне яснее, чем кому-нибудь видно, что нам здесь — конец!
— А может быть, все и правда переменится. Я убью Яхмоса, — сказал Магрубет.
— Не переменится, — мрачно вымолвил фараон. Он долго глядел на Магрубета своим режущим холодным взглядом, потом усмехнулся и добавил: — Не надейся на это. Яхмоса ты не убьешь. Придется тебе как-то привыкать жить дальше со своим позором.
— Я убью его! — гневно вскрикнул Магрубет. Лицо его побелело, взгляд метал молнии.
— Успокойся, — примиряюще сказал фараон, — лучше послушай меня. Я много посылал к нему и жрецов, и воинов, и врачей, но никто ничего не добился. Яхмос хитер и очень осторожен. Там, в Уасете и в Саисе —его военной резиденции, много и сейчас моих людей, но все бесполезно. Там, наконец, племя исароилово, все подлые предатели, но и все мои бесплатные шпионы. Они не меньше твоего хотят смерти Яхмоса. Никто, однако, с ним до сих пор ничего не сделал.
— А почему это племя, которое вам бесплатно служит, вы называете подлыми предателями?
— Они вовсе не служат мне. Просто сейчас таков их интерес, а будет другой интерес, и они мне так же бесплатно будут вредить изо всех сил.
— А что это за племя? Что за люди — старик Яков, Иосиф? Откуда они взялись? Почему они готовы всем вредить? — с нескрываемым любопытством спросил Магрубет.
Ему хотелось сравнить то, что он слышал от Масара и Ахарона, с тем, что скажет фараон. Владыка Египта сейчас казался Магрубету не только всемогущим, но и всезнающим.
— Я не сказал, что так уж всем вредить, — досадливо поморщился фараон.—
Просто это маленькое, раньше гонимое и везде чуждое, племя хочет выжить само по себе. Но получается так, что оно примешивается к по-
литике больших народов ради своего маленького интереса, который для него превыше всяких больших интересов. Тебе же неприятно, — фараон зло усмехнулся, — когда блоха ради своего маленького интереса впивается в твое тело, — и продолжал нехотя, ворчливо: — О чем вообще говорить — всякий сброд!
Еще с тех пор, когда мы вольготно жили в Пилистиме, а это нечистое по крови племя, не черное и не белое, прикочевало откуда-то из пустыни в наши пределы, мы презирали его за то, что люди его своих должников превращали в рабов и содержали, как скот, за то, что любых женщин, будь то даже негритянские рабыни, они брали себе в жены, за то, наконец, что ради торговой выгоды и денег, они способны были пойти на все. Вот только оружием они владеть не умели, не любили брать его в руки и готовы были на любое унижение или откуп, чтобы спасти себе жизнь. Что угодно, но не рисковать своей головой! — видя, что Магрубет не вставляет свое слово и выжидающе смотрит на него, фараон помолчал и продолжал дальше: — Вот тот же старик Яков. И он, и еще его предки в те далекие времена всеездили в Египет и обратно, доносили нашим вождям, какие в Египте смута и всеобщее ослабление. Когда наши вожди во главе со знаменитым Апопи двинулись в Египет, никто из сынов исароиловых не взял в руки меч, чтобы идти с нами. Одного лишь своего сына Иосифа послал старик Яков с нами, а сам остался выжидать в Пилистиме.
Мы без большой крови взяли Египет и стали править им. Египтяне презрительно прозвали нас «цари пастухов» — гиксосы [37]. С тех пор мы так и привыкли зваться.
Пока мы устраивали власть в стране, потомки исароиловы устраивали свои дела под нашей рукой. Особенно процветал и успел крупно нажиться Иосиф. Ему покровительствовал еще Апопи, а затем сам Хиан Великий. Но Иосифа не любили в народе за поборы и притеснения. Долгое время жизнь его была небезопасной. Поэтому старый Яков, прозванный у них Иса Роил, сам предпочитая жить в Пилистиме, ездил в Египет довольно редко. В основном все посылал к Иосифу его братьев, своих сыновей. Потом жизнь наладилась, старик Яков умер, сыновья все перебрались к брату Иосифу, и племя исароилово расплодилось здесь в Египте.
36
Рама — герой древнеиндийского эпоса Рамаяна. Вероятно, реальное лицо периода переселения европейских племен в Индию.
37
Имеется в виду историческая версия о хеттском происхождении гиксосов. Цари пастухов — «гиксосы» восходит к древнеегипетскому «хекау хасут