Под потолком небес - Седлова Валентина. Страница 39

Через пять минут мобильный запищал снова, но Наталья попросила Андрея сделать музыку погромче и налить еще вина. Сегодня она спряталась ото всех. Это ее день.

Она не хотела сегодня говорить о чем-либо серьезном, но Андрей вдруг спросил ее:

— Как собираешься поступить дальше?

— Ты о чем?

— О нас с тобой, о Павле, о твоих обязательствах перед домашними.

— Не знаю. Не хочу принимать решение, это слишком больно.

— Тебя устраивает твоя жизнь от начала до конца?

— Я бы не сказала, но и рвать по живому тоже не могу. Пойми меня.

— Натка, тогда и ты меня пойми. Чем дальше я общаюсь с тобой, тем меньше хочу, чтобы какой-то другой мужик имел на тебя хоть какие-то права. Я не хочу делить тебя с кем-либо, и готов взять на себя всю ответственность за тебя и твоего сына. Только не подумай, что я тебе все сгоряча леплю, или мухоморов с беленой объелся. Натка, я хочу, чтобы ты была моей женой. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.

— О Боже, еще один! Ну, куда ж вы на мою голову со своей женитьбой! Не хочу я туда, мне и так неплохо, разве не понятно?

— Наташка, глупыш, да никто тебя насильно в ЗАГС не тащит, просто я хочу, чтобы ты была со мной и со временем стала моей женой. Вот и все. И если тебе так трудно, давай, я с твоим Павлом переговорю? Объясню ему все по-мужски, тем более что он не заслуживает обмана, как я тебя понимаю.

— Андрюша, спасибо за предложение, но я чувствую, что должна сама все ему рассказать. Иначе будет хуже и мне, и ему. Но сейчас я просто не готова к этому. Я даже не знаю, какие слова ему сказать, чтобы он все понял и не сильно страдал.

— Что бы ты ему не сказала, ему все равно будет тяжело, уж поверь мне. Не пили тупым ножом, отсеки за один раз, прошу! Я ведь и сам как-то раз оказался в положении твоего Павла, знаю, каково ему придется. Мне моя подруга тогда так мозги полоскала, что казалось еще чуть-чуть — и свихнусь окончательно. Истерики закатывала, ночевать не приходила. Я сначала долго ничего не хотел видеть, а потом как-то разом понял, что происходит, и что дальше нам нормальной жизни не будет. Тогда собрался с духом, выбрал момент, когда она слегка успокоилась, и выложил все карты на стол. Она сначала все отрицала, затем разозлилась и сказала, что да, есть один парень, который всерьез положил на нее глаз. В общем, бессонная ночь, рыдания друг у друга на плечах, и паковка вещей. Она с утра тому хлопцу позвонила, он заехал, забрал ее и сумки и увез.

— И как ты себя чувствовал?

— Как ревнивый обманутый самец с рогами на голове. Еле сдержался, чтобы мужика ее по двери не размазать, хотя и понимал, что совершу самую великую глупость в своей жизни. Он-то при чем, в конце концов? Если бы ей со мной действительно было хорошо, то она бы и осталась со мной, несмотря ни на кого. А так что-то у нас наперекосяк пошло, вот у нее отдушина и нашлась. Не было бы этого мужика, появился бы другой. Но это я сейчас такой умный, а тогда ты бы меня послушала, сколько я гадостей наговорил. И ведь бесился-то от осознания того, что уже ничего изменить не могу, только еще хуже сделаю. Правда, мне тогда всего двадцать три было, но сопляком я себя уже лет пять, как не чувствовал, и жил отдельно от родителей.

— Сложно это. Ужасно сложно. И потом, у меня же сын, ему почти три года. Это маленький человек со своим характером, привычками, капризами. Он в Пашке души не чает, а тот в нем. Я, например, точно знаю, что сейчас они сидят и читают вместе какую-нибудь книгу, или в солдатики играют. Мишка считает его своим папой. А про тебя, как потенциального отца, я ничего не знаю: а вдруг ты детей не любишь? Мишка меня тогда своим смертным врагом считать будет, если я его заберу от Павла к чужому дядьке, который на него рычать будет и командовать: иди туда, делай так.

— Вот на этот счет можешь быть абсолютно спокойна, я думаю — мы с ним быстро поладим. Если хочешь знать — на мне всегда вся наша дворовая малышня гроздями висла. Да и сейчас: прихожу в гости к своему другу, а у него жена недавно родила. Младенец криком исходит, жена бегает по всему дому, все у нее из рук валится, папа погремушками над колыбелькой бренчит и тихонько поругивается про себя. В общем, типичная ситуация. Я подошел и только его на руки взял, как карапуз утих. Ты бы видела, как ребята на меня посмотрели. Оказалось, он у них с рождения крикливый, и молчит, только когда спит. А у меня враз успокоился.

— Не убедил. Пока сама не увижу, как ты с детьми обращаешься, не поверю.

— Слушай, а кстати: покажи мне своего сына?

— У меня только фотка полугодовалой давности, в бумажнике лежит. Сейчас достану. На, держи!

— Вау, вот это да, если бы своими глазами не увидел…

— Да что там?

— Подожди, сейчас тоже пару фоток достану, тогда сама все поймешь.

Андрей, накинув на себя роскошный стеганый халат, залез куда-то на антресоли и достал старый фотоальбом с выцветшим бархатом на переплете. Смахнул с него пыль, раскрыл, пролистал пару страниц, и положил на колени Наталье.

Со страниц альбома на нее смотрел ее Мишка, только в окружении совершенно незнакомых людей. Сзади набегали на берег волны, Мишка сидел верхом на каком-то диковинном расписном звере, мужчина положил руку ему на плечо, а женщина просто улыбалась, открыто глядя в объектив.

— Это кто?

— Это я с родителями на море. Мне здесь как раз что-то около трех-четырех лет, точно не помню.

— Слушай, но как это возможно?

— Парадокс природы, иначе не назовешь. Здесь я еще белоголовик, а где-то после четвертого класса стал темнеть. В итоге даже не знаю, как обозначить свой цвет волос. То ли темно-русый, то ли уже шатен.

— Да нет, скорее русый, на шатена ты не тянешь. И все равно, ну надо же! Слушай, а может быть, это просто случайно так фотографии похожи, а на самом деле у тебя в детстве другое лицо было? Ну, повернулся как-то не так, фотограф тебя не так снял…

— Да нет, я именно такой и был. Если хочешь — можешь дальше фотографии посмотреть, это мой детский альбом. Вот здесь меня только-только из роддома забрали, правда, все равно ничего не видно, кроме кулька на руках мамы. Вот первое купание, а это детский сад. Вот школьные снимки пошли. Видишь, все похожи друг на друга, ничего в том, первом снимке, особенного не было.

— М-да, нет слов. И что же это получается, Мишка, когда вырастет, будет на тебя похож?

— С некоторой долей вероятности это можно утверждать, хотя всегда есть вариант, что напомнят о себе и другие гены, например, мамины. Ты же с сыном совершенно не похожи друг на друга. По крайней мере, пока.

— Спасибо, что просветил, я то я даже не догадывалась. Между прочим, на Пашку он тоже не похож.

— Получился копией своего папы?

— Ну да, и год от года все сильнее его напоминает. Очень надеюсь, что хотя бы характер у него будет не отцовский, а то своими руками из него дурь выбью.

— Ты чего!?

— Да шучу я. Юмор у меня такой, черный.

— А этот парень знает, что у него сын родился?

— Он от него еще до рождения отказался, так что Мишка — только мой сын и ничей больше. Я ему и отчество другое придумала, чтобы ничего ему от этого засранца не перешло по наследству. Но природа надо мной решила посмеяться, и вот у темноволосой мамы южного типа появился классический блондин. Но ты меня теперь слегка успокоил: если он пойдет по твоим стопам, то есть шанс, что блондином он не останется.

— Вот прицепилась к цвету волос! Да забудь ты, плюнь и разотри. Лучше давай о нас подумаем!

— Не хочу думать!

— А что хочешь?

— Тебя хочу…

Домой Наталья опять вернулась после двенадцати. Пашка не спал, курил на кухне и ждал ее. Почему-то его вид вызвал у Наташки дикий приступ раздражения. Она быстро повесила шубу на вешалку и, стараясь не шуметь, прошла на кухню, чтобы вскипятить себе чаю.

— Я тебе звонил несколько раз…

— Я не слышала телефон, у нас музыка грохотала.

— И ты даже не хочешь спросить, что случилось?