Восемь-восемь, или Предсвадебный марафон - Седлова Валентина. Страница 12

— Так-то ты к заслуженным артистам относишься! Ай-ай-ай!

— Отношусь так, как они того заслуживают, не больше — не меньше.

— Кстати, если хочешь — могу подвезти.

— Юра, а как же вещи? Мы же договаривались, что сегодня ты перевезешь все мое барахло!

— Я это всегда успею, а пара часов в таком деле погоды не сделают.

— Ну, смотри, дело твое. Ты же, искуситель, прекрасно знаешь, что я не люблю добираться общественным транспортом, поэтому от твоего предложения отказаться просто не в силах. Так что, едем?

— Уже завожу!

— Ну что же, Серый, прощай! — произнесла Яна, выделив последнее слово.

— До свидания, — ответил Семь-сорок, тоже многозначительно произнеся эту простую фразу. Он подождал, пока Яна усядется в новую десятку, машина взревет, царапнет шинами асфальт и исчезнет со двора, а потом побрел, куда глаза глядят. По щекам протянулись две подозрительно блестящие дорожки, но Сергей этого даже не заметил. Внутри него в одночасье образовалась какая-то брешь, пустота, заполнить которую было некем. Да и не хотелось, честно говоря, подпускать к себе чужого человека. Никакого, пусть хоть трижды золотого. Только Янку. Одну лишь Янку…

Сквозь обрывки сновидений Кристине пригрезилось, что в избушке есть еще кто-то, кроме нее. Она отмахнулась от этого, решила, а, ерунда, но тревожное чувство чужого присутствия не проходило, и в итоге Кристина проснулась.

Около топчана на старом табурете, затянутом истершейся клеенкой, сидел лесник Фомич и смотрел куда-то в сторону, предавшись собственным мыслям. Услышав, как шевельнулась Кристина, он перевел взгляд на нее и спросил:

— Что, совсем хреново?

— Ага, — честно призналась Кристина, не найдя в себе ни сил, ни мужества высказать Фомичу все, что она думает по поводу его «гостеприимства».

— Вставай, собирайся.

— Зачем?

— Ко мне пойдем. Лечить тебя буду. Вас городских оставь на два дня — вмиг ласты склеите. Что, не так говорю? То-то, можешь не отвечать. Пожитки я твои уже собрал и отнес, теперь дело за тобой.

— Я не дойду.

— С чего ты взяла? Я тебе помогу, не бойся. По дороге отдыхать будем. Нам с тобой торопиться некуда.

— У меня нога болит.

— Нога? Ну-ка, показывай!

Кристина послушно закатала штанину. Фомич размотал бинты и присвистнул. Давешняя ссадина выглядела просто кошмарно: края загноились, а синяк расцвел всем положенным по случаю спектром от темно-лилового до зеленого. Фомич неодобрительно поцокал языком и полез в аптечку. Достал порошковый стрептоцид, мазь с соответствующим ситуации названием «Спасатель» и принялся за лечение. Перво-наперво очистил рану от гноя и прилипших марлевых ниток, потом залил все спиртом, достав его из недр кладовой. От подобной экзекуции Кристина едва не подпрыгнула до потолка, но внезапно заявившая о себе гордость заставила стиснуть зубы и терпеть пытку. Фомич на борьбу Кристины самой с собой внешне никак не прореагировал, но, судя по всему, оценил по достоинству.

— А Ванька говорил, ты вроде из спасателей? Чего ж тогда себя до такого состояния довела, раз опытная? — поинтересовался Фомич, делая новую перевязку.

— Вы неправильно поняли. Я раньше работала оператором Службы спасения. Диспетчером по-вашему. Спасали людей другие, не я.

— Все равно опытная. Мне можешь не рассказывать. Вряд ли у вас в Москве неумех держать будут, да еще на такой работе. Ведь знала же, что ногу прижечь надо. Чего ж тогда вовремя не продезинфицировала?

— Да не до того было. Единственная мысль — согреться и до кровати доползти.

— Ох, беда с вами! Точно дети малые. Ладно, вставай, попробуй, как нога. Вроде должна дойти.

— А если не дойду? Машину пойдете ремонтировать?

— Если не дойдешь, взвалю тебя на плечи, как куль с мукой и поволоку. Бог даст, радикулит не прихватит. Грех мне пока на свое здоровье жаловаться.

Перспектива перевозки в виде куля с мукой Кристину не порадовала, поэтому она твердо решила, что хоть ползком, но доберется до дома Фомича сама, своим ходом. В последний раз оглядев избушку и убедившись, что Фомич унес к себе все вещи вплоть до рюкзачка-енота, Кристина, опираясь на руку лесника, вышла наружу.

Лес вокруг дышал такой умиротворенностью, таким спокойствием, что Кристина на минутку даже остановилась, пораженная и восхищенная увиденной картиной. Она жадно вслушивалась в дыхание леса, в несущийся сквозь листву юркий ветерок, в разноголосицу птиц, и душа, казалось, тоже рвалась куда-то наружу, туда, к птицам и ветру.

— Ладно, пойдем. Еще успеешь вдоволь наглядеться. Сначала надо нам тебя в порядок привести.

Кристина с неохотой оторвалась от созерцания окрестного пейзажа и поплелась по направлению к домику Фомича. Нога побаливала, но так, не сильно. Терпеть можно. Вот голова, конечно, кружилась, да и слабость эта противная…

— Потерпи, девонька, от силы полчаса — и ты у меня уже в баньке париться будешь. Веничком всю хворь из организма выгоним, а потом лежи, отдыхай, сил набирайся. Любишь баньку-то?

— Не знаю. Я там еще ни разу не была.

— Что, на самом деле? А в саунах этих новомодных тоже не была?

— Нет, нигде.

— Вот заодно и посмотришь. Спервоначалу может и не понравится, но потом во вкус войдешь, и только держись! Главное в бане, чтобы суеты не было. Суета — она мешает. А в баньке расслабиться надо, чтоб тебя разморило, чтоб каждая клеточка тепло чувствовала.

— А что в бане может не понравиться?

— Ну, во-первых, не каждый человек высокую температуру спокойно переносит. Иностранцы из-за этого про русскую баню такие небылицы рассказывают, что только диву даешься. Мол, издеваются русские сами над собой в такой извращенной форме: чем вокруг хуже, тем им лучше. Плюс второй момент: когда парку поддаешь, может с непривычки и дыхание схватить, нос с горлом ошпарить. Но это дело такое: раз в баньку сходил, второй сходил, а в третий и вовсе уже ничего не замечаешь, только радуешься. Главное — соревнования не устраивать. А то есть такие: сам уже с ног валится, а ни за что из парной не выходит, держится из последних сил, лишь бы перед окружающими крутым мужиком выглядеть. В итоге ни радости, ни пользы, вред один. И сердечко у него стучит, как у зайчишки загнанного, и земля под ногами ходит, и давление зашкаливает. Иногда и выносить таких вот героев приходится, на лавке откачивать, водой холодной отливать. А слушал бы человек себя, и все в порядке было бы. Посидел, попарился — вышел, чая с мятой глотнул, остыл маленько в предбаннике, и обратно.

— Тогда, наверное, мне в бане не понравится. Я и летнюю жару иногда с трудом переношу, а в бане-то температура, наверное, еще выше?

— Выше-то выше, только насчет бани я бы тебе советовал не зарекаться. Вот попробуешь раз-другой, тогда и скажешь. А сегодня я температуру высокую гнать не буду, девяноста нам с тобой вполне хватит, так что не бойся раньше времени.

— А веники — это больно?

— Вот насмешила, девонька! Это кто ж тебе такую чушь сказал-то? Веники — они для массажа, чтобы кровь застоявшуюся разогнать, мышцы разогреть. Нет, есть, конечно, любители, которым дубового или березового веничка мало, те можжевеловыми вениками разминаются. Пробовал я их, ничего особенного. Чуть покалывают, не без этого, но в целом очень даже приятно.

— А у вас эти самые можжевеловые веники есть?

— Нет, закончились. А в этом году я что-то не стал их заготавливать. Березовых навязал, дубовых навязал, и хватит. А что, боишься, что буду тебя можжевельником истязать?

— Да нет, я просто так спросила.

— Ты как сама-то, не устала? Может, остановимся? А то вон, бледненькая какая. Давай, садись на пенек, отдохнешь минут пять, и снова пойдем.

— У меня голова закружилась. Боюсь, не дойду.

— Ерунда, сейчас пройдет. Главное в нашем деле что? Правильно, не раскисать. Так что нос повыше, девонька! Пробьемся! Ты-то вот еще ничего, а то у меня случай был — привезли одного иностранца, немца на охоту. Посмотрел я на него, а у него одежка городская, а кроссовочки вообще ни к черту. Ну, я его в кладовку и отвел, на сапоги показываю — надевай, мол. Ну, он напялил на себя чего-то, пошли на охоту. Идем — полчаса идем, час идем, — замечаю: что-то мой немец хромает, да с каждым шагом все сильнее и сильнее. Тут я глянул — мамочки святы! Так он на себя два левых сапога напялил из разных пар! У меня-то в кладовке их штук пять стоит на всякий случай. Я ему на ноги показываю, мол, ошибочка вышла, а он как увидел, так и начал смеяться. Чего-то лепечет, я так понял, объяснял, что вчера застолье было сильно крепкое, вот у него с утра в голове все помутилось. Ну, что делать: отправились обратно. Куда ж ему такому охотиться!