Восемь-восемь, или Предсвадебный марафон - Седлова Валентина. Страница 29

Когда Семь-сорок открыл глаза, то обнаружил себя лежащим в траве около трассы. Иван стоял над ним и водил над лицом противно пахнущим кусочком ваты, от которого слезились глаза и очень хотелось чихать.

— Ну что, оклемался?

— Вроде того. Что произошло? А то я и врубиться-то толком не смог.

— Какой-то кретин по нам дальним светом шарахнул. Как раз из-за поворота вылетел, паскуда. В глазах сразу сияние, я и сориентироваться не успел. Наверняка этот дебил еще и специально так фары развернул, чтобы народ «наказывать» — есть такая славная мода среди отдельно взятых водил. Мы с тобой аккурат на этом повороте и ушли в кювет. Я пытался рулем поиграть, но куда там…

— А как я здесь оказался?

— Ты ж ремень не пристегнул, вот и изобразил из себя Гагарина с запуском в стратосферу через лобовое. Я когда сам очухался, смотрю — ты на капоте загораешь. Подбегаю — ты ни тпру, ни ну. Пришлось стащить тебя на травку. Достал аптечку, достал нашатырь…

— И долго я был в отключке?

— Да вроде недолго. Но когда вернемся, обязательно к медикам обратись. Наверняка сотряс мозга, и хорошо, если легкий. Перед глазами как — ничего пока не плывет?

— Да кто его разберет? Вот сяду, там видно будет.

— Не, так не пойдет. Лучше скажи, сколько пальцев на руке? — Лесничий растопырил перед физиономией Сергея сложную комбинацию с двумя загнутыми и тремя прямыми пальцами.

— Отстань, у меня с арифметикой всегда нелады были. Да ладно, ладно, шучу я. Три.

— Ну, по крайней мере, уже не тяжелое сотрясение. Это радует.

— Что с машиной?

— Еще не смотрел. Но морда в какую-то елку уперлась, так что минус жестянка, лобовик ты, понятное дело, собой вынес. Блин, на вид такой тщедушный, а как летел, как летел… Низенько, к дождю, видать.

— У тебя, кстати, на лице кровь идет.

— Да ерунда. Осколками слегка посекло. До свадьбы заживет. Ты, между прочим, тоже живописно смотришься. Лежи, не дергайся. Сейчас промою твои царапины, а то еще подхватишь какой-нибудь столбняк по дури. Лечи тебя потом!

— Блин, щиплется зараза! Надеюсь, это не зеленка? Хотя йод меня тоже не радует, учти! Не хочу ходить расписным, как пасхальное яйцо!

— Поздняк метаться. По поводу зеленки — я тебя пощадил, но по поводу йода — уж извини. И где я тебе другой антисептик ночью найду, а? Запасы во фляжке мы с тобой еще вчера осушили, так что не обессудь.

— Ну все, теперь мною только детей и старушек пугать. Учти, отомщу и мстя моя будет самой адекватной. Я тебе твои царапины обработаю. Как ты мои.

— А куда ж ты денешься! Так, вроде все: попробуй сесть. Ну, как ощущения? Обратно прилечь не тянет?

— Да нормально все, не суетись. Лучше отдавай мне аптечку, буду над тобой издеваться, как ты надо мной. Блин, ты ж на меня почти весь йод извел! Думаешь, тебя это спасет? Наивный, ха-ха три раза! Давай, подставляй морду. М-да, живописно выглядишь, живописно. Словно со стаей диких кошек дрался. Ох, и опухнет у тебя физиономия к утру!

— Хорош болтать! Давай, заканчивай побыстрей свое гнусное дело, садист. Пошли лучше на машину поглядим, а то меня уже трясти начинает.

— Это, батенька, называется шок. Ну, все вроде. Только еще вот эту ссадину замажу, и пойдем. О, классический Франкенштейн получился!

Закончив обрабатывать друг другу порезы, Иван и Сергей отправились выяснять, насколько серьезны повреждения у Волги. После пятнадцати минут шнырянья с фонариком вокруг машины выяснилось, что помимо смятого переда и выбитого стекла к боевым ранам Волжанки добавился пробитый радиатор, разбитые фары, плюс Лесничему однозначно светила замена передних амортизаторов. Да еще неясно, насколько сильно повело от удара лонжероны.

— Ну что, будем голосовать? Или сразу кому-нибудь из своих позвоним, чтобы приехали, забрали?

— Думаю, и то, и другое. До Москвы километров двадцать осталось, не более, так что пока мы машину из кювета на трассу достанем, как раз кто-нибудь до нас доползет. Садись-ка ты плотно на телефон, а я поползу отлавливать какой-нибудь грузовичок.

— Принято, понято.

В Москву они добрались только на рассвете. Волгу Ивана тащил на тросе Димка Бегемот, чудом оказавшийся в этот день дома, а не на даче или где-либо еще. Старая гвардия не подвела и на этот раз. Бегемот подъехал к месту аварии за немыслимо короткий срок, видимо, гнал с запредельной скоростью, и успел как раз к тому моменту, когда Волгу втащил на обочину случайный доброхот КамАЗ. Димка же помог загнать изувеченную машину в гараж, а после отвез домой Семь-сорок. Когда они прощались, Сергей мечтательно закатил глаза к небу и произнес: «А все же классно покатались!», чем вызвал дружный смех Ивана и Димки. Действительно, «классно»: теперь машину несколько недель восстанавливать придется. Да еще и исключительно своими силами, поскольку на автосервис просто нет средств. Все сбережения, какие были, на запчасти уйдут.

Иван поднялся к себе в квартиру, устало разделся. Зашел в ванную принять душ и заодно полюбовался на свое отражение в зеркале. Да, действительно на Франкенштейна смахивает. Хорошо хоть глаза целы. Придется, видимо, больничный брать, а то такую красоту на «бандитскую пулю» не спишешь при всем желании, коллеги расспросами замучают. Да и челюсть, которой он о руль стукнулся, побаливает. Как бы без зубов не остаться, повыпадают еще после такого удара.

Завернувшись в махровый халат, Иван протопал на кухню. Заглянул в холодильник. Глаза сами собой сфокусировались на початой бутылке «Гжелки». А может, действительно? Дерябнуть грамм сто для успокоения души? А то такая ночка выдалась — врагу не пожелаешь! Хотя… Что-то в последнее время это стало происходить чуть ли не ежедневно и каждый раз исключительно по очень весомой причине. А нужны ли сейчас эти «фронтовые» сто грамм? Да нет, как-нибудь в другой раз.

И Лесничий, закрыв холодильник, отправился отсыпаться.

Кристина опять проснулась рано и опять в одиночестве. Но на этот раз она пружинкой соскочила с кровати и помчалась умываться и готовить себе завтрак, торопясь отправиться на эскизы. Вчера Фомич пообещал, что даст попользоваться своим мольбертом, и даже достал из заветной папки несколько чистых холстов, уже натянутых на основу из плотного картона. Кристина сама закупала именно такие и, как ни странно, именно этой же французской фирмы, поэтому была приятно удивлена тому, что у нее и Фомича оказались одинаковые пристрастия. Так что после завтрака можно было сразу отправляться на озера рисовать. Дорогу туда она уже знала, где спрятана лодка — запомнила. Панаму от солнца — и ту раздобыла. Так что перекусить и в путь! Главное — рацию не забыть, а то Фомич волноваться будет, еще на поиски отправится.

Но проскочить незамеченной мимо хозяина ей все равно не удалось, поскольку Фомич все-таки успел вернуться со своего утреннего обхода владений до того, как она покинула дом. Они, можно сказать, уже по традиции, вместе попили чай из самовара, поболтали о том, о сем. Правда, Кристина все порывалась закончить чаепитие как можно скорее, но Фомич словно нарочно тянул время, так что, когда она вышла в путь, солнце уже довольно высоко поднялось над горизонтом.

Подобное поведение Фомича Кристину даже позабавило. То, что ему не по душе вынужденное одиночество, и он до смерти рад любому собеседнику, было настолько очевидно, что не могло вызвать у нее даже легкой тени раздражения. Фомич не был назойлив или зануден, его рассказы не повторяли друг друга. К человеческому общению он относился как к роскоши и наслаждался каждой его минутой. Надо ли говорить, что Кристине очень льстило подобное внимание к своей персоне?

К тому моменту, когда она добралась до третьего озера, Кристина успела основательно вспотеть, устать и трижды подумать, а так ли ей хочется рисовать, как она считала. Выбранное накануне место и ракурс ее уже не радовали, и Кристина отправилась прямо на пляж, намереваясь сначала отдохнуть и покупаться, а уж потом решать, будет ли она сегодня рисовать и что именно.