Восемь-восемь, или Предсвадебный марафон - Седлова Валентина. Страница 46

Так, а когда лучше? Завтра — не интересно. Придется вещи в спешке паковать и вообще. Ей надо еще все любимые места оббежать, да и в озере хоть разок напоследок искупаться. Конечно, в дальнем, а не в этом, мертвом, которое динамитом рванули. Фомич потом еще долго рыбу дохлую оттуда сачком вытаскивал и закапывал, чтобы не гнила в озере, воду не отравляла. А вообще, какое сегодня число?

Кристина уставилась на висящий на стене календарь. Вот те раз! А у Ваньки-то как раз на этой неделе день рождения! Всего ничего осталось! Ладно, вот она ему как раз сюрприз и устроит. Позвонит прямо с утра в день рождения и скажет: я здесь! А там и будет видно, как он к ней относится. Так, а что же ему тогда подарить? Точно, в качестве подарка она ему пейзаж преподнесет! Он очень любит, когда она ему свои работы дарит. Картину «Три богатыря» с лицами себя, Ликвидатора и Бегемота, вообще в большой комнате повесил и всегда очень ею гордится перед гостями.

Тогда, выходит, уезжать отсюда надо как раз накануне Ванькиного дня рождения. Пока она до дома доберется, себя в порядок приведет, отоспится, а с утра проведет разведку боем. Вот и решено.

— Фомич, как насчет послезавтра?

— Отлично. С утра и поедем. Я тебе с собой пару баночек варенья дам, но только парочку. Не потому, что я такой жадный, а потому что тебе иначе приличный вес на себе тащить придется. Лучше потом с Ванькой подъедете, я вас на всю зиму вареньем снабжу! На машине-то его везти — это ерунда…

Кристина слушала болтовню Фомича, и не могла понять: с чего это у него настроение вдруг стало такое приподнятое? Даже не стала его поправлять, что еще неизвестно, останется она с Иваном или им все же придется расстаться. Чего человека зря огорчать! Все равно ж пока все вилами по воде писано.

* * *

Сергей тащил два переполненных полиэтиленовых пакета. Мать послала за продуктами, да такой список накатала, что будь здоров! И чего он дурака свалял, взял бы и положил все в четыре, а не в два пакета, все равно ж они в этом супермаркете бесплатные! А теперь гадай, оторвутся ручки или все-таки выдержат. И что он будет делать, если они порвутся? Прижимать эти тюки к груди и нести, как любимое дитя?

С трудом добравшись до своего двора, Семь-сорок решил немного передохнуть. Поставил пакеты на скамейку около подъезда и расправил уставшие плечи. Потом подумал, и присел на ту же скамейку. Куда торопиться-то? Лишние пять минут погоды не сделают.

Хлопнула дверь, и из подъезда вышла Янкина мама с пуделем Митькой на поводке. Выгуливать собралась. Митька от нетерпения вставал на задние лапы и скакал вокруг нее, как на манеже, смешно перебирая передними лапками. Его пышная челка была собрана в кокетливый хвостик и затянута цветной резинкой, как помнил Семь-сорок — из личных Янкиных запасов. Чем не пожертвуешь в пользу любимого маминого песика!

— Добрый день, Сережа!

— Добрый день, тетя Марина!

— Чего уселся-то? Никак устал?

— Есть немного. По глупости перегрузил пакеты. Знал бы, что столько тащить придется, лучше рюкзак с собой взял. Все лучше, чем вот так. Как там у Янки дела?

— А что у Янки? Все к своему походу готовится, скоро я уже с ней неврастеничкой из-за этих гор стану!

— А что такое?

— Да они со своим Юрой каждый день планы меняют. То они на одни горы идут, уже билеты взяты и все утверждено, то выясняется, что они совсем по другому маршруту будут двигаться. То в начале августа, то вообще чуть ли не на сентябрь все переносят. Потом Юра заявляет, что у Янки подготовка не та, мол, мышцы накачивать надо, а не бутербродами по утрам давиться вместо зарядки. Янка, понятное дело, психует, срывается. Вот только вчера ко мне приезжала, плакалась. Ну нет, конечно, она же у меня сильная духом и вся из себя независимая! Такие, как она, не плачут и не страдают, — да ты сам всю эту чушь знаешь, которую она любит нести. Но от Юры ее уже просто трясет. Такой самовлюбленный тип оказался!

— И Янка?…

— Пока что терпит. Только думается мне, это у нее ненадолго. Очередная блажь по имени Юра. Я к этому ее увлечению, как к очередной болезни отношусь, вроде простуды. Переболеет и снова человеком станет. Знаешь, как в деревнях про такое говорят: не было бабе заботы — купила баба порося. Ой, ну ладно Сереженька, я пойду, а то Митька на меня потом целый вечер дуться будет!

— Да, тетя Марина, конечно! Янке от меня привет при случае передавайте!

— Обязательно, Сереженька, обязательно!

Сергей долго смотрел вслед Янкиной маме, и на душе у него становилось все светлее и светлее. Вот, значит, как! Получается, его предчувствия его не обманули, и Юра уже показывает свой истинный характер. Вот и молодец, продолжай, парень, в том же духе. На Янку давить нельзя, лучший способ с ней порвать — это попытаться хоть в чем-то ограничить или сказать, что она — дилетант из дилетантов. Янка такое не прощает. Так что ходит Юрочка по краю пропасти, ой, ходит!

Мысли изрядно повеселевшего Сергея переметнулись к Янкиной маме, чей смешной силуэт пылил в сторону собачьей площадки, сопровождаемый пуделем, то и дело встающим на задние лапы. Любопытно, а она в курсе их отношений с Янкой? В смысле, бывших отношений? Янка никогда при матери не выказывала своего интереса к нему, но мать-то тоже не слепая. Пару раз она имела все шансы их застукать, что называется, на месте преступления, но каждый раз деликатно отсиживалась у себя в комнате, пока он тихо, мышкой, не пробегал по коридору и не уходил к себе домой. Так почему она так охотно поведала ему, обычному соседскому парню, о злоключениях дочери? О таких вещах обычно молчат. Или она сделала это намеренно? Тогда, получается, она предпочитает видеть рядом с Янкой его, Сергея, нежели всех этих Юр вместе взятых?

От таких мыслей голова пошла кругом. Тетя Марина всегда очень тепло относилась к нему, но все же…

Домой Семь-сорок поднимался, насвистывая мотив «надежда — мой компас земной», и даже то, что один злосчастный пакет все-таки порвался, не могло испортить его настроение. Все не так безнадежно, как казалось. Янка еще станет его девушкой. Он будет бороться за нее!

* * *

Кристина занялась паковкой своих вещей. Лучше уж заранее за это взяться, чем потом лихорадочно бегать из угла в угол и вспоминать, ничего ли не забыла в спешке? Предвкушение скорой дороги будоражило и радовало. Интересно, за время ее отсутствия в столице что-нибудь кардинально изменилось? Да нет, вряд ли. Ее ж не год, не два не было — всего-то полтора месяца, может, чуть больше. Разве что новую рекламу на щиты развесили. Но все равно — жуть как интересно. Как же она по Москве соскучилась!

На то, чтобы упаковать все, что хотела, Кристине потребовалось от силы минут пятнадцать. Вещей-то по сути немного: рюкзачок да сумка. Придется еще подумать, как лучше пейзажи до дома довезти, чтобы случайно не порвать в дороге, но это не впервой. Можно и вещами переложить, чтобы мягче было. Картины-то небольшие, спокойно в ту же самую сумку войдут. А банки с вареньем тогда — в рюкзачок. Спину, конечно, отобьют, но тут уж приходится чем-то жертвовать, особого выбора нет. Либо картины целые, либо варенье в сумке.

Покончив со сборами, Кристина вышла из дома проветриться. День подходил к концу, и на пронзительно голубом небе уже зажглись первые, самые яркие звезды. Если просидеть так долго-долго, то можно увидеть, как небо становится все темнее и темнее, а звезд все больше и больше. Если бы не ежевечерняя мошкарня — вообще была бы благодать.

Тихо скрипнула дверь, и на крыльцо к Кристине подсел Фомич.

— Ну что, собралась?

— Ага. Завтра у меня последний день в лесу. Специально рано-рано встану, чтобы успеть все, что хочу. Ох, и будут же у меня к вечеру ноги ныть! Уже заранее чувствую. Эх, чуть-чуть жалко, что отдых заканчивается. Оказывается, я так давно нормально не отдыхала, что уже успела забыть, каково это.

— Приедешь и сразу же за работу примешься?

— Ну, наверное. По крайней мере, попробую. Если только Ольга меня не отправит куда подальше за то, что я без предупреждения пропала на такой долгий срок.