Вновь, или Спальня моей госпожи - Сейдел Кэтлин Жиль. Страница 11

— А какие у мамы были волосы? — Дженни понимала, что замучила отца, но не могла остановиться: это было слишком важно.

— Она умела делать красивые прически?

— Ну, у нее были длинные волосы, обычно она их распускала, а в жару закалывала на затылке.

— Она здорово управлялась с ними?

— Скорее всего… но, возможно, я не совсем понял твой вопрос.

«Смогла бы она красиво меня причесать?» — вот что имела в виду Дженни. Ну конечно, смогла бы! Ведь она была — мама. И звали ее Лили. Какое прелестное имя! Женщина с таким именем обязана уметь делать чудесные прически.

Мама по имени Лили пекла бы пироги для школьных вечеринок, выбирала бы для Дженни в магазинах красивые платья, убирала бы ее волосы перед концертами, срезала бы корочки с хлеба, готовя сэндвичи. Дженни верила в это всем сердцем. И это не было ее очередной выдумкой.

Ужасно было расти без мамы. Иногда с девочкой происходили странные вещи. Они смущали ее. Однажды у нее зачесалось в таком месте, о котором и говорить-то неохота. Ночи напролет Дженни не могла заснуть от ужасного зуда. Ей казалось, что с нею происходит нечто стыдное. Конечно, маме она сказала бы сразу: отвела бы ее в сторонку и по секрету поведала бы обо всем. И мама бы это уладила, обо всем позаботилась бы — и никто бы ни о чем не узнал. А папе она не могла ничего сказать и тянула время. Но однажды среди ночи зуд стал невыносимым.

Дженни понимала, что папа не должен ее осматривать, и он отвел ее в пункт первой медицинской помощи. В столь поздний час там были странные люди, все под мухой, и от них дурно пахло. Том все время обнимал дочку. Причина была проста: кто-то укусил ее, когда она плескалась в реке. Потом Дженни натерла там резинкой от трусиков, и в ранку попала инфекция.

Если бы мама была жива! Дженни не мучалась бы три ночи подряд и не попала бы в такое мерзкое место из-за паршивого укуса.

Время шло, многое становилось проще. Никто не подсмеивался над тем, что она не похожа на других. Дженни всегда была весела и очень забавна, но своих тайн никому не раскрывала. Дженни нравилось быть в школе на особом положении. У нее не было закадычной подруги. Но она считалась девчонкой, на которую можно положиться. Если кому-то из маленьких индейцев нужно было передать что-то своей «бледнолицей сестричке», это делалось через Дженни. Когда она уже училась в средней школе, учительница театрального мастерства собралась поставить пьесу из истории гражданской войны на Юге и очень хотела узнать, не откажутся ли чернокожие ребята ей помочь. Она спросила об этом Дженни. Девочка знала, но ей не составило никакого труда выяснить. Она села в автобус, переехала через мост вместе с детьми негров, и те выложили ей все, что об этом думали: «Ни за что на свете не будем изображать рабов».

За три года до окончания школы в первый день учебного года школьный автобус проехал по южной стороне реки, потом прогромыхал по выбоинам старого моста. Громко заскрежетали тормоза, и автобус остановился в самом начале Мэйн Стрит.

Раньше здесь никогда не останавливались. На Мэйн Стрит располагались в основном магазины, офисы по торговле недвижимостью, страховые конторы. Жилых зданий тут было мало, и непонятно, кто в них жил. Вечерами, после закрытия магазинов, улицы мгновенно пустели. Никто не играл в мяч, не катался на велосипедах… Но сейчас стало ясно, что кто-то из ребят живет именно здесь.

В автобус вошел высокий и стройный темноволосый парень. Он скользнул взглядом по лицам — с одной стороны прохода сидели бронзовокожие индейцы с лоснящимися черными волосами, по другую сторону — чернокожие. Спереди в одиночестве сидела веснушчатая белая девчонка. Занятным был этот школьный автобус.

Обычно в сентябре везде холодно, дует резкий ветер, но в Оклахоме начало сентября ничем не отличается от августа — такое же жаркое и золотое…

Мать мальчика, возможно, считала их переезд «сменой декораций» и началом новой жизни, но сыну было видней. Автобус, полный плебеев, парий, аутсайдеров, служил лучшим подтверждением тому, что жить в нижней части города — предел падения.

Он плюхнулся на сиденье напротив белой девчонки. Та дружелюбно представилась.

— А меня зовут Брайан О'Нил, — ответил он.

…Уже год Дженни слушала рассказы Брайана о его жизни. Но он все еще скрывал свою боль. Мать его вышла замуж за дрянного парня. Тот сильно пил, и в конце концов она оставила мужа и переехала в родной город — больше податься было некуда. Они смогли позволить себе только крохотную квартирку над магазинчиком тканей. У Брайана была небольшая спальня, а миссис О'Нил приходилась спать на диване-кровати в гостиной.

У нее была цель жизни — доказать людям, что она удачлива и не хуже других. Все надежды возлагались на Брайана. Он сделает их семью респектабельной!

Брайан, в свою очередь, хотел доказать всем, что не похож на отца — даже тем, кто его и в глаза не видел. Он был не прочь преуспеть, но респектабельным становиться не собирался. Об этом мечтала его мамаша и потому всю жизнь давила на сына, контролируя каждый шаг. А он жаждал свободы.

Брайан владел способностью молниеносно оценивать ситуацию, хотя и был сыном алкоголика. И когда в тот день он вошел в автобус после занятий, его заинтриговала, и даже более того, очаровала единственная белая девушка на переднем сиденье.

Сразу непонятно было, из какой она семьи. Она не принадлежала к элите, но и не была похожа на дочку кочегара или фермера. Не чернокожая, не индианка… Просто Дженни. Все ее знали, все любили. Девочки из лучших семейств запросто общались с нею. Если учительница просила ее раздать учебники и она поднимала стопку книг чуть ли не выше ее самой, со своего места молниеносно вскакивал чернокожий юноша, чтобы помочь ей.

Но в автобусе она сидела в одиночестве. И по школьным коридорам гуляла одна. Никакая другая девушка в школе не вынесла бы такого, а этой хоть бы что!

Она казалась Брайану самым свободным человеком на свете. Таких он еще не встречал.

В тот же день он шел по мосту, разыскивая ее. Найти Дженни не составило труда. Было жарко, и она играла в баскетбол с индейскими ребятами на пришкольном стадионе. При виде этого странного белого парня индейцы ретировались.

Дженни была в обрезанных выше колен джинсах, а влажная от пота маечка обрисовывала юные формы. Она кинула Брайану мяч. Он поймал его, но вместо того, чтобы бросить в корзину, подошел и подал ей. Он был совсем неспортивным.

— Я лучше посмотрю, как ты играешь.

— Ой, нет! — Утром в автобусе Дженни чувствовала себя с ним запросто, но вот сейчас… взгляд этого парня… Это было непривычно. Она неловко поежилась и крепче прижала к себе мяч. — Мне все равно нужно идти. Я обещала помочь папе.

— Твой папа дома? — Брайан хорошо знал, что за отцы бывают дома в три часа дня. Но не привык, чтобы с этим так легко мирились.

— Наверное, — ответила она. — Может, уже пришел, а может, и нет. Он работает так близко от дома, что трудно сказать…

Дженни несла чепуху. Хорошо бы, если этот парень перестал глазеть на нее. Но почему-то не хотелось, чтобы он уходил. Пусть бы он остался, но при этом перестал на нее пялиться.

— А хочешь, пойдем со мной? Познакомлю с отцом. — Все будет о'кей — ведь ее отец всем всегда нравится.

Дженни еще никогда не входила в бильярдную с парнем. Том Коттон не знал, как себя вести. Он просто протянул Брайану руку, как взрослому.

— Сегодня чистим фильтры. Это муторное занятие. Будем рады, если поможешь…

Брайан ничего не смыслил в фильтрах, сливных трубах и дренажной системе, но ему было приятно, что взрослый мужчина разговаривает с ним на равных. Правда, мать не одобрила бы его поведения. Ведь бильярдная — вовсе не респектабельное заведение… И он застрял здесь на целый день. А когда следующим утром вошел в автобус, то сел не напротив Дженни, а рядом.

…Девушка и парень сидели в автобусе рядом, вместе ходили в школу — этого было вполне достаточно, чтобы все окрестили их «парочкой». То, что Дженни — девушка Брайана, стало общеизвестным и неоспоримым фактом гораздо раньше, чем они сами это поняли.