Последний поворот на Бруклин - Selby Hubert. Страница 34

Время от времени кто-нибудь улыбался Гарри, задевал его, проходя мимо, или заговаривал с ним, и несколько раз он расплывался в своей улыбочке, но она отнюдь не способствовала продолжению разговора, и потому Гарри так и стоял в одиночестве, пил и смотрел вокруг, пока не заметил, что вошла Джинджер. Она сразу направилась в заднюю комнату и скрылась из виду, прежде чем Гарри успел пошевелиться. С минуту он смотрел ей вслед, намереваясь ее догнать, но, зная, что в этом случае всё станет известно ребятам из «Грека», в конце концов, решил допить и уйти, не показываясь ей на глаза.

Наутро Мэри потребовала объяснений: где Гарри шлялся вчера вечером, где пропадал в субботу ночью, явится ли сегодня домой, не считает ли он, что тут ночлежка и можно приходить, бля, когда вздумается, да и вообще, как началась забастовка, он возомнил о себе невесть что, а она такого паскудного отношения к себе не потерпит…

Гарри продолжал ополаскивать водой лицо, пока она говорила, и не замечал ее, направляясь мимо нее в спальню и одеваясь, а покончив со всеми делами и собравшись уходить, велел ей заглохнуть, не то силком ей в рот засунет. Мэри уставилась на него, твердо решив, что не потерпит его высокомерного равнодушия. Она посмотрела Гарри в глаза, рассчитывая, ожидая, что он отведет взгляд или отвернется, и сказала, что ей осточертело его паскудство. Гарри стоял неподвижно, по-прежнему сверля ее глазами, но постепенно начиная ощущать ее взгляд, ее присутствие, постепенно теряя уверенность в себе и испытывая всё более сильное желание плюнуть ей в лицо и уйти из дома, всё отчетливее осознавая свои намерения и свою нерешительность и даже слегка оробев, когда голос жены вселил в него все эти чувства. Но не в словах ее – их он не разобрал, услышав только протяжный, пронзительный звук, – а попросту в движении ее губ и в том самом звуке заключалось нечто реальное, разом положившее конец всем его сомнениям. Едва она умолкла, по-прежнему не сводя с него пристального взгляда, как он отвесил ей оплеуху. Да пошла ты на хуй! Мэри продолжала пристально смотреть на него, открыв рот и коснувшись кончиками пальцев своей щеки. Гарри вышел из дома и, расплывшись в своей улыбочке, быстро зашагал в контору, готовый к началу нового дня забастовки.

Рабочие разбирали свои плакаты и протягивали Гарри книжки, чтобы он ставил штампы; или наливали себе чашку кофе, стакан пива – явно смирившись с судьбой и почти все время храня молчание. Они еще не совсем растеряли чувство юмора, но им было не до шуток. Гарри пребывал в хорошем, беззаботном настроении, но он замкнулся в себе, думая о баре «У Мэри», и потому сидел тихо, кивая, изредка заговаривая, не крича и не похлопывая никого по спине, а с виду разделяя тревогу и озабоченность рабочих.

Второй раз Гарри поехал к «Мэри» только в пятницу вечером. Он, как обычно, заполнил расходную ведомость, поболтал с ребятами, которые, как обычно, зашли от «Грека» попить пивка, посидел немного в конторе после их ухода, потом направился к «Мэри». Войдя, он сразу подошел к углу стойки, огляделся, проверив, нет ли в баре Джинджер, и заказал стаканчик. «У Мэри» собралось еще больше народу, чем в первый вечер, а звуки музыкальных автоматов и визгливые крики людей сливались в такой шум, что он не услышал, как буфетчик спросил, не разбавить ли ему выпивку. Он наклонился над стойкой, пытаясь расслышать, кивнул, потом услышал свист и резко обернулся. На него смотрел хорошенький молодой гомик – он улыбался, качал головой и что-то говорил, но Гарри ничего не слышал. Гарри отвернулся, но и после этого продолжал украдкой посматривать на него. Он чуть тяжелее навалился спиной на стойку, обводя взглядом бар, заглядывая в заднюю комнату, наблюдая за тем, как двигаются люди, следя за их жестами, изредка посматривая на хорошенького юношу, по-прежнему стоявшего на том же месте у стойки. Гарри пытался представить себе, что делают руками под столиками люди, сидящие в задней комнате, и что происходит за столиками, которых ему не видно.

Каждую порцию он выпивал в два глотка, и промежутки между глотками делались все короче. В начале забастовки ему было хорошо. Когда ему пришлось выступать перед рабочими на собрании, на котором была объявлена забастовка, он нервничал, но и тогда ему было хорошо; с тех пор ему было хорошо еще несколько раз – когда приходили ребята, и они трепались, пили и все такое; а когда взорвали грузовики, он и вовсе был в прекрасном расположении духа, ага… ага, ему было очень хорошо в ту ночь, да и на другой день, когда в газете появилась фотография… ага, именно тогда они и начали понимать, кто он на самом деле. Они и раньше знали, что он важная персона, но тут уж убедились окончательно. Ага, это было здорово: получаешь кучу денег, тратишь их направо и налево и попросту заполняешь какой-то бланк – совсем как эти мудаки из компании и этот сопляк Уилсон, которые считают себя такими важными шишками, ходят в белых рубашках и все такое, но он ничуть не хуже любого из них, он тоже себе на уме, тоже может швырнуть на стойку бара доллар-другой. Да насрать на них, на этих кровососов! Больше они не смогут им помыкать… ага, и на Мэри тоже насрать. Не пить ей больше моей кровушки… вот именно, как забастовка началась, так больше тот сон и не снится. Еще парочку грузовиков взорвать, и он совсем сниться перестанет. Да насрать на него. Все равно это дело прошлое… да и вообще после забастовки всё будет по-другому. Как пить дать… Гарри снова мельком взглянул на хорошенького гомика, и когда тот в ответ посмотрел на него, он не отвернулся. Он продолжал смотреть, почти перестав морщить лицо и растянув губы в своей улыбочке, но на сей раз она чуть больше походила на настоящую улыбку, и потому красавчик улыбнулся и подмигнул… ага, всё хорошо с тех пор, как началась забастовка. Он чертовски жалел, что не видит, как этот разъебай Уилсон и этот кровосос Харрингтон – сраный заправила – дергаются, дожидаясь, когда она кончится. Наверняка они в штаны наложили, когда взлетели на воздух грузовики. В следующий раз будут знать, как пытаться меня наебывать… красавчик уже стоял рядом. Гарри опустил на него взгляд и улыбнулся. Она слегка повихляла бедрами. Можно вас угостить? Ага. Гарри допил последний глоток своей порции и позволил ей купить ему еще стаканчик. Он уже нетвердо стоял на ногах. Кажется, я слегка пьян. Хлестал одну за одной. Вы производите впечатление человека, который может выпить много спиртного, – коснувшись его руки и наклонившись поближе. Я, наверно, уже литр вылакал, не считая выпитого днем, – ухватившись за край стойки и вывернув руку так, чтобы напряглись мускулы. Здесь просто восхитительно, вы не находите? Ага, – пытаясь выпрямиться во весь рост. Обожаю мужчин, которые много работают, то есть которые работают руками. Ага, терпеть не могу канцелярских крыс. Сам-то я рабочий. Первоклассный токарь. Но вообще-то работаю в профсоюзе. Ах, значит, вы тоже профсоюзный лидер, – улыбнувшись. Все ее клиенты и любовники были одним миром мазаны. Все – какие-нибудь важные шишки. Ага, я в союзе человек влиятельный. Руковожу забастовкой. Ах, наверно, это жутко интересно! – будучи не прочь поддержать подобный разговор, но надеясь, что он не затянется надолго. Здесь довольно многолюдно и шумно, вы не находите? – улыбнувшись и грациозно запрокинув голову. Ага, но все-таки тут неплохо. Не хотите ли уйти? мы могли бы пойти ко мне и немного выпить в спокойной обстановке. С минуту Гарри пристально смотрел на нее, потом кивнул.

Когда они добрались до ее квартиры, Гарри развалился на кушетке. Он был пьян. Всё шло хорошо. Меня зовут Альберта, – протягивая ему стакан. А вас? Гарри. Она села рядом. Может, снимете рубашку? Здесь довольно тепло. Ага, само собой, – принявшись возиться с пуговицами. Ладно, давайте я помогу, – наклонившись, медленно расстегнув рубашку, мельком взглянув на Гарри, вытащив рубашку из-под брюк, потом аккуратно сняв ее с плеч, вынув руки Гарри из рукавов и бросив ее за кушетку. Гарри смотрел, как она расстегивает ему рубашку, и ощущал легкий нажим ее пальцев. Он подумал было о ребятах, о том, что бы они сказали, увидев его сейчас, но мысль эта, не успев сделаться более отчетливой, растворилась в алкоголе, и он, закрыв глаза, стал наслаждаться близостью Альберты.