Нисхождение - Селюкин Александр Юрьевич. Страница 70

Бравый генерал, возглавляющий вторжение, решил до усрачки напугать полуграмотных немытых туземцев молодецкой высадкой полка десанта с орбиты прямо на город, служивший административным центром и форпостом новой самопровозглашенной власти. Предполагалось, что, видя скоординированную мощь регулярных войск, плохо вооруженные повстанцы, обделавшись, сдадутся или разбегуться. А потом, если потребуется, выдавить оставшихся из лесных массивов и дело сделано – орден на грудь. Хорошая идея. Да кончилась плохо.

Повстанцы, против ожиданий командования, были до зубов вооружены и информированы о времени и месте высадки. Зенитный огонь их крупнокалиберных пулеметов и ПЗРК был сокрушителен. Неповоротливые десантные модули сбивались десятками и падали на город, вызывая пожары. Изначально десантники были настроены на относительно щадящую полицейскую акцию по пресечению беспорядков, а вышло, что угодили на тотальную бойню – их, покидающих приземлившиеся модули, выкашивали прицельным огнем, словно в тире, из заранее подготовленных позиций. Из ротных офицеров остались в живых только Слэш и Доплер, они со своими бойцами пробились из мешка, заняли угловое здание и держали оборону трое суток, ожидая подкрепления. Но подкрепления не было, никто из высокопоставленных хомяков в погонах не хотел брать на себя ответственность за возможную неудачу, да и план для изменившихся условий отсутствовал. Кончались боеприпасы и продовольствие. Почти двое суток выбирались к своим, теряя в стычках людей и голодая. После все же были подтянуты свежие силы и предпринят повторный штурм, но должная координация на высшем уровне все равно отсутствовала – правительственные войска завязли в уличных боях, царил бардак, артиллерия и авиация поддержки частенько долбили по своим, так как город напоминал слоеный пирог, где участки, занятые противниками, затейливо перемежались. Младшие офицеры «на земле», из тех, что потолковее, кое-как пытались на своем уровне наладить взаимодействие и действовать по обстановке, подзабив на шапкозакидательские приказы штабных клоунов, а те, кто не имел опыта или не врубился в тему, бестолково клали людей и гибли сами.

Рота Доплера, расположившись в полуразрушенных строениях, третьи сутки безуспешно пыталась захватить капитальное здание районной администрации, расположенное так, что из него легко можно было, не напрягаясь, держать большое прилегающее пространство. В здании были гражданские, которые сначала искали там укрытия, а теперь повстанцы удерживали их как живой щит. Обработать здание огнем самоходок запрещали из соображений гуманности, так как целью операции было не уничтожение города, а восстановление порядка и защита мирного населения. Это вам не хрен собачий.

Выразить недовольство командования задержкой победоносного наступления приперся какой-то штабной майор, который с ходу наехал на Доплера с угрозами отстранить того от командования, если не будет немедленной атаки ключевого объекта. Доплер заявил, что гнать людей на убой не намерен и попросил несколько часов на разведку. Местный житель, у которого в здании была жена, сказал, что знает, как подобраться через служебные тоннели с коммуникационным хозяйством, надо было дождаться темноты и проверить эту тему. Штабист вроде согласился.

Доплер взял отделение и по темноте уполз кружным путем на разведку, а майор велел Слэшу идти в атаку и взять объект во что бы то ни стало, а то, мол, сгноит, причем так, что формально все законно будет, и в общих чертах обрисовал как именно это можно обтяпать. Была мясня, по ходу зацепили изрядно гражданских, потеряли немало своих. Доплер до этого всю кампанию возился со своими солдатами – не то что бы панибратство разводил или подтирал молодым сопли, наоборот, дрочил как котов, но исключительно по делу, к их же пользе. Он старался по возможности устроить своим людям сносную жизнь в тяжелых условиях – учил, объяснял, добывал нормальную жратву и нестандартную снарягу, устраивал бани, удобные ночевки и так далее, а теперь повсюду на подступах и этажах видел их трупы. Доплер впрягся в бой уже под занавес штурма, прервав не нужную теперь разведывательную миссию и потеряв одного бойца по дороге назад от пули снайпера, которых в развалинах развелось чуть поменьше, чем крыс, жиреющих на трупах.

Когда здание было захвачено, он в горячке пронес майора на хуях – с матом выкатил ему все, что думает, коротко, но доступно. Майор угрожающе прошипел, что так этого хамства не оставит и свинтил назад, докладывать о победе, естественно, с освещением своей руководящей роли под нужным углом. Доплера на полгода разжаловали в сержанты в дисциплинарных целях и как не соответствующего служебным обязанностям. То есть номинально-то звание осталось, но фактически ему сократили жалование, количество подчиненных, круг решаемых задач и так далее до уровня сержанта. Один молодой солдатик, которому, выполняя приказ майора, пришлось бросить в подвальное окно гранату, чтобы угробить и бандитов, и прикрывающих их гражданских, потом три дня ходил сам не свой, а как-то раз в очередной стычке, бросая гранату, активировал замедлитель, а бросать не стал. Его окликнули, но он так и смотрел на нее задумчиво, пока взрывом не убило. Хорошо хоть остальных никого не задело. Доплер злился, но терпел, так как сливать в унитаз нелегкие годы, отданные «тяготам и невзгодам» и уходить из армии без пенсии и ясных перспектив дальнейшего заработка, понятное дело, не хотелось. Уважения среди бывших подчиненных он не потерял, даже наоборот, многие командиры также ему сочувствовали, но отмазывать никто не брался – каждый опасался за себя. При желании на войне, да еще такой странной, которая официально и войной-то не считается, любого можно было под статью подвести, говнистый майор это умел и знался со многими упырями, кто в таком деле помочь мог.

Город с помощью свежих сил захватили через неделю, еще через три недели взяли под уверенный контроль остальные значимые населенные пункты провинции. Мирных жителей защитили по самое не могу – часть переживших «восстановление законности» подалась в банды, так как жить как-то надо было, а работы не было, часть стала беженцами и наводняла приграничные пропускные пункты, а оставшиеся постепенно пополняли ряды первых двух категорий. Гражданское население оказалось меж двух огней – с одной стороны, банды требовали содействия, с другой – войска, причем каждая сторона карала за помощь противнику. В войсках выросла доля потерь от минных ловушек и скоротечных нападений из засад, когда собственно противника-то часто и видно не было. Закономерно озлобленные военные в ответ «трясли» ближайшие поселения на предмет содействия партизанам, иногда довольно жестко и не всегда за дело. Население проклинало и тех, и других, озабоченное проблемой выживания.

Расхожая фраза о том, что «насилие порождает насилие» нуждается в уточнении. Например, если какой-нибудь негодяй умышленно сотворил беспредел и ему за это воздалось по заслугам, по схеме «как аукнется, так и откликнется», то баланс справедливости снова придет в равновесие и вопрос на этот раз будет исчерпан. Такое адресное ответное насилие совершенно необходимо не только в смысле воздаяния: попустительство и отсутствие адекватного отпора приведут к повторению беспредела и, возможно, к увеличению его масштаба – поскольку один раз сошло с рук, значит и дальше можно так же продолжать и даже больше. А вот если по каким-то причинам вместо беспредельщика, сотворившего непотребство, под раздачу попадают посторонние, то восстановления баланса не происходит, а наоборот, возникает дополнительное возмущение. Новые пострадавшие в лучшем случае отыграются на своих непосредственных обидчиках, а в худшем – опять на посторонних. Истинный же виновник остается безнаказанным, при этом число вовлеченных в конфликт растет. При определенном стечении обстоятельств такая ситуация может принять весьма суровые формы и серьезные масштабы.

Война теперь поддерживала сама себя – почти у каждого жителя пострадал кто-то из близких или погибло имущество, кто что начал и кто в чем виноват уже всем было без особой разницы, банды воевали с правительственными войсками и между собой. «Феникс» тоже не бездействовал и расчетливо подливал масла в огонь выборочным спонсированием местного сопротивления, не позволяя расслабляться закрепившемуся в провинции конкуренту. Горечь потерь, месть, шкурничество, нужда и боль – все переплелось и запуталось так, что концов этого узла сыскать стало практически нереально, да уже и не искал никто.