Под черным знаменем - Семанов Сергей Николаевич. Страница 9

Махно во всех видах «революционного насилия», как это одобрительно оценивалось в его среде, принимал самое страстное участие. Скупые свидетельства сообщают о легкости расстрелов, которые производились его хлопцами, да и им самим тоже, как на железных дорогах разоружали и отнимали имущество у бегущих с фронта казачьих частей, как «конфисковывали» ценности в банках, как убили в Гуляйполе местного лидера украинских националистов… Случаи такие были бессчетны, а имена жертв никем не учитывались и не записывались, не до того было…

Напомним, что на западных границах России уже четвертый год велась ожесточенная война с Германией и Австро-Венгрией. В конце 1917-го русская армия начала распадаться, солдаты бежали в тыл, сперва в одиночку или группами, потом толпами или даже целыми частями. Германская военщина не преминула воспользоваться легкой и богатой добычей: 18 февраля 1918 года австро-германские войска начали наступление по всему фронту – от Риги до Бессарабии. И вот с началом весны Гуляйполе, отстоявшее за тысячу верст от фронта, оказалось перед нашествием внешнего врага.

В левых политических партиях и группах произошел тогда великий раскол. Ленин и другие политики-практики не побоялись пойти на уступки «проклятому кайзеру» – пусть, мол, временно поживится, а мы пока укрепим власть в России, потом посмотрим… Решение это нарушало основные нормы классической социал-демократии, но ведь Ленин совсем недавно уже назвал социал-демократию «грязным бельем», которое необходимо сбросить. Иное дело – левые политические романтики, от Бухарина до Махно. Как, пойти на уступки кайзеру?! Нет, лучше умереть… (Заметим, однако, что Бухарин и ему подобные головы свои под пули не подставляли, а вот Махно и множеству иных, «простых», эта возможность вскоре представилась.)

Различные левые группы на Украине попытались было начать «революционную войну» с оккупантами, отряд махновских анархистов в том числе. Но куда там! Разве могли эти плохо управляемые и кое-как вооруженные толпы задержать продвижение регулярных германских боевых частей? И еще немаловажно: весной 1918-го большинство украинских крестьян встретили приход чужеземных войск вполне бесстрастно. Об этом единодушно свидетельствовали все тогдашние наблюдатели: люди измучились от потрясений, которым не виделось конца, а от немцев поначалу ничего худого не ждали.

Перед Махно возник вопрос, который впоследствии жизнь поставила перед ним еще не раз: отступать вместе со своим отрядом или остаться в родных местах? Большинство вооруженных сторонников «революционной войны» отошли с Украины, и довольно далеко – аж до Царицына. И вот здесь-то и определился характер социальной стратегии Нестора Махно: он остался с народом, которому он хотел служить и на который опирался: то были бедные селяне Екатеринославщины, ремесленники, всякого рода голытьба и босяки, пришлые и бродяги, солдаты

и матросы распавшейся русской армии, застрявшие вдали от родного дома, но с винтовкой и патронами. Слой этот многочислен и полон боевой решительности, Махно было тут на кого надеяться…

Бойцы махновского отряда разошлись по домам, а ему самому пришлось скрыться. Немцы создали марионеточное «правительство» Украины во главе с бывшим генералом армии Павлом Скоропадским – его «избрали» на подставном «съезде хлеборобов» в Киеве 26 апреля. Оккупанты помогли создать ему даже кое-какие военно-полицейские силы – «варту». Политика оккупантов была прямолинейно грабительской – везти хлеб в голодные Берлин и Вену. «Политика» Скоропадского – и того проще: сохранить все старое, в том числе и помещичье землевладение. Вот тут-то украинские селяне зачесали затылки и вспомнили о своих прежних заступниках, включая лихого Нестора.

Но Махно не спешил, проявляя несомненную здравую осмотрительность. Оккупационный режим был тогда относительно мягким, пересечь «границу» с Советской Россией не представляло большого труда. С решительностью, всегда ему присущей, Нестор отправился в Москву, столицу Советской России, где заседало еще двухпартийное правительство из большевиков и левых эсеров. В опасный путь Махно отправился, само собой, конспиративно, используя разветвленную сеть анархистских явок.

Аршинов-Марин четко свидетельствует: Махно находился в Москве в июне 1918 года. Подробности его пребывания в красной столице есть только в одном источнике – его собственных воспоминаниях. Они опубликованы в Париже два года спустя после кончины автора: «Под ударами контрреволюции. Т. П. Апрель-июнь 1918 г.». Книга издана неряшливо и небрежно. Кто за него писал – не ясно. И хотя Галина Андреевна заверяла, что у мужа до конца дней сохранялась «прекрасная память», доверять такому посмертному изданию следует все же очень осторожно. Дат в его воспоминаниях нет, ссылок на документы тоже, однако общий исторический контекст свидетельствует в пользу Аршинова: Махно побывал в Москве именно в июне, то есть до левоэсеровского мятежа и тем паче до покушения на Ленина и начала «красного террора», когда политическая обстановка в Советской России резко обострилась. Иначе плохо бы ему там пришлось…

Махно подробно описывает свои посещения Кремля и беседы с Лениным и Свердловым. Несмотря на попытки передачи прямых диалогов, что вообще чрезвычайно сложно в мемуаристике, в тексте книги есть множество иных обстоятельств, вызывающих некоторые сомнения. Скажем, у Махно якобы не спрашивали никаких документов и ручательств, даже именем и партийностью не интересовались, допуская к руководителям Советского государства, которые доверчивостью никак не отличались. Можно заключить, что Ленин и Свердлов действительно интересовались сведениями очевидца о положении на оккупированной Украине, причем в ее сельской глубинке, но, как видно из простоватой книжечки, ничего существенного посланцу не сказали и своими планами, по сути, не поделились.

Это похоже на правду. Махно жил в Москве у старых знакомых анархов. ВЧК тогда уже пристально следила за ними, поэтому конспирация Махно могла выглядеть просто наивной. Но, как известно, любые союзники полезны, а лихой Нестор мог вполне пригодиться большевикам против кайзера и белогвардейцев – почему бы не обласкать его и не заверить? Видимо, Махно не лгал на склоне лет своих, и описанные встречи действительно произошли, но советские источники о том глухо умалчивают, поэтому всему данному сюжету придется давать сдержанную оценку. Конечно, соблазнительно цитировать его пространные беседы с вождями большевиков (что уже делается в нашей печати желтоватого оттенка), но мы этим заниматься не станем.

Ясно, что какие-то переговоры Махно одновременно вел в Москве и с анархистами разных толков; исходя из дальнейшего течения событий можно уверенно предположить, что связи эти остались крепкими, но главное все же в том: он был прежде всего практиком, а реальная жизнь призывала его на родину, где вся Украина бурлила, а трудящиеся томились в поисках разрешения своих бед. Известно, что в июле Махно возвратился в Гуляйполе, причем так же тайно, как недавно покинул его.

Революционное время – быстрое очень. За недолгое вроде бы отсутствие Махно летом 1918-го обстановка в его родных местах и окрест резко переменилась. Во-первых, исчезли надежды в отношении оккупантов – те нагло и беззастенчиво грабили хлебородную Украину. Во-вторых, потомок древнего украинского дворянского рода Скоропадский безоговорочно доказал свою преданность чужеземным грабителям. Селяне начали доставать припрятанное оружие, стихийно стали образовываться мелкие вооруженные отряды. Как всегда в подобных случаях, нужен был вожак, атаман – смелый и популярный. Тут-то и выкинул свое революционное черное знамя Нестор Махно.

На Екатеринославщине не было и нет ни гор, ни лесов, ни болот – классических обиталищ для партизанских войск. Однако Махно природным чутьем опять нашел выход, как в таких вроде бы невыгодных условиях бороться с регулярными армейскими частями, будь то германцы, белые или красные. Сутью его тактики стали подвижность, стремительность и неожиданность действий, в этом смысле Махно оказался истинно гениальным партизанским военачальником.