Космонавты живут на земле - Семенихин Геннадий Александрович. Страница 75

– Марина Бережкова, – подсказал Горелов.

Генерал сделал отрицательный жест:

– Нет. Девушки не в счет. Их в этом году космос не позовет. Третьим в вашей подгруппе будет капитан Карпов. Откровенно говоря, – генерал снова занял свое место за рабочим столом, – я бы очень и очень не желал в этом году ставить вас ни на место дублера, ни тем более на место пилота космического корабля.

Горелов нетерпеливо встряхнул головой, тень его шевельнулась на белой стене.

– Не понимаю, товарищ генерал. Сначала оказали мне доверие, а теперь говорите противоположное. Ничего не понимаю.

Густые брови Мочалова сомкнулись, но глаза из-под них глянули на Горелова очень сердечно.

– Чтобы меня понять, Алексей Павлович, вы должны знать мое отношение к нашим первым космическим полетам. Его я тоже прошу не распространять широко. Весьма возможно, что во многом оно носит субъективный характер. Вот, смотрите-ка. – Он достал из мраморного стаканчика остро отточенный карандаш, придвинул лист бумаги и попросил Горелова стать за его спиной. Алеша увидел, как рождается на чистом листе незамысловатый рисунок. Сначала генерал нарисовал небольшой шар и рядом поставил букву «З». Было понятно и без слов. Но он помолчал и все же уточнил: – Вот это она и есть, матушка, по которой ходим, плодами и добрым климатом которой пользуемся. На ней орбиты – от двухсот до пятисот километров. Что это? Космос? Нет, не космос, а если по чести и совести говорить, так всего только околоземное космическое пространство. – Карандаш провел еще одну линию. – А вот это уже будет повыше. На этой высоте есть и два радиационных пояса и участки не совсем изученной солнечной деятельности, и возможность не совсем приятного сотрудничества с метеоритами. Дальше район, обусловленный деятельностью нашей холодной соседки Луны. Ну а потом уже и продолжается подлинная бесконечность галактики, и пути, открытые пока теоретически, к иным мирам. Для чего я нарисовал вам эту схему? Хочу спросить и полюбопытствовать. Укажите мне, летчик-космонавт Горелов, район космоса, в который уже сейчас вторгся человек? А если говорить точнее, то район, по которому прошли вокруг Земли орбиты первых космических кораблей, и в том числе американских.

– Так это же ясно! – недоуменно воскликнул Горелов. – Орбиты от двухсот до пятисот километров. Апогей и перигей каждый студент укажет.

– Правильно. Что и требовалось доказать, как говорит в таких случаях на уроке учитель геометрии. Пока что мы всего-навсего ведем разведку околоземного космического пространства. Все это, конечно, грандиозно и потрясающе. Это обогащает и ракетостроение, и электронику, и метеорологию, и астрономию, и космическую медицину. Когда Гагарин совершил первый виток вокруг Земли, мир убедился, что земное тяготение преодолимо и выход в космическое пространство реален. Мир был ошеломлен и назвал Гагарина Колумбом космоса. Но двенадцатого и тринадцатого космонавта, повторяющего примерно такую же орбиту, Колумбом уже не назовут и лавровым венком не увенчают. Человечество ждет новых, более дерзких вторжений в глубины космоса. Ведутся интересные опыты с плазменными двигателями, не за горами день, когда будем штурмовать радиационные пояса, разрабатывать метод доставки корабля с человеком в окололунное пространство. Видите, сколько космических проблем сулит нам ближайшее будущее… И когда я слышу, что некоторые наши ребята начинают хандрить, что не попадут на очередной запуск, я только руками развожу. Как они могут забыть, что впереди более грандиозные, хотя не скрою, вероятно, и более опасные полеты! Если ты посвятил себя космонавтике, если ты не гонишься за славой – жди их! А вы, Алексей Павлович, сильный, смелый и молодой. Я очень хотел бы поберечь вас для будущего. Вот, почитайте. – Генерал еще раз порылся в разбросанных на столе бумагах и протянул Алеше небольшую вырезку. В короткой информации сообщалось, что два американских космонавта в ближайшее время отправятся исследовать вулканы на Гавайских островах.

– Вулканы… зачем это?

Мочалов расхохотался:

– Чудак. А затем, что строения многих вулканов на Земле аналогичны тем, с которыми первые космонавты встретятся на Луне. И я бы очень хотел, Алексей Павлович, чтобы вы тоже отправились изучать вулканы вместо того, чтобы стать дублером в ближайшем полете.

Горелов положил вырезку на стол и задумчиво вздохнул:

– Луна, неужели это так скоро?

– А разве вы думали, что так скоро будет запущен в космос первый человек? – засмеялся Мочалов. – Сегодня такой полет кажется далеким. А завтра… вот позвонит Главный конструктор и скажет, что намечается полет к Луне. А? Вот почему не хотел бы я вас тревожить в этом году.

– Сергей Степанович, – весело воскликнул Алеша, – так я готов два раза подряд слетать!

Брови Мочалова насмешливо приподнялись.

– А другие космонавты? Разве им можно закрывать дорогу в звездный мир?

Генерал встал и снова заходил по ковру. Остановился, поднял утомленные глаза на портреты первых советских космонавтов. Со стены улыбался, как живой, Юрий Гагарин, хмурился серьезный Титов, о чем-то своем, затаенном думала Валентина, лихо прищуривал глаза Попович, сосредоточенно смотрел в темное окно Андиян Николаев, мягким светом были наполнены серьезные глаза Комарова.

– Я бы хотел, чтобы вы пошли дальше их, Алексей Павлович, – заключил Мочалов.

Главного терапевта военного госпиталя Володя Костров увидел лишь на четвертые сутки, когда прошел уже серию самых тщательных исследований. Перед обедом в шелковой синей пижаме сидел космонавт на койке, держа в руках раскрытую книгу. Дверь распахнулась, и в ней появился высокий прямой старик с зачесанными назад совершенно седыми волосами и такими же седыми пышными усами. Из-под поблескивающих на солнце стекляшек пенсне на Кострова глянули острые, быстрые глаза. Почему-то подумалось: носит этот старик пенсне просто так, для внушительности, зоркие же глаза его на самом деле прекрасно все видят без них. За спиной у старика стояла свита в белых халатах, и уже по одному этому догадался Володя, что перед ним – большое начальство. Небрежно, словно кота за хвост, держал старик в правой руке длинную пачку лент-кардиограмм. Не отводя глаз от Кострова, он приблизился к его кровати и чистым, молодым голосом, в котором звучали, однако, повелительные нотки, спросил:

– Майор Костров?

– Так точно, – подтвердил Володя и встал.

Старик протянул ему сильную, с узлами вен руку.

– Генерал Трифонов. Будем знакомы.

Володя пораженно заморгал глазами. Перед ним стоял известный ученый. О его редкостных, фантастических на первый взгляд, исследованиях сердца ходили легенды. Старик продолжал внимательно его разглядывать.

– Летчиков через мои руки прошло много. А вот с космонавтами дела еще не имел. Вы первый. Что читаете?

Володя молча закрыл книгу, показал ее серый переплет. Трифонов гулко расхохотался, и свита дополнила его сдержанными смешками.

– «Граф Монте-Кристо». Сочинение господина Дюма… И вас устраивает это чтение?

Володя густо покраснел.

– Простите, попалась под руки. К тому же я не слишком увлекаюсь художественной литературой.

– Чем же вы увлекаетесь, молодой человек?

– Интегральным и дифференциальным исчислением, товарищ генерал.

– Скажите на милость! – развел руками Трифонов. – Тогда тем более непростительно. Запомните, что за свою жизнь человек в состоянии одолеть от трех до пяти тысяч томов. Только редкие индивиды перешагивают это число. А жизнь человеческая ох как коротка! Так что читать подобное второй раз – это обкрадывать самого себя, мой друг. Хватило бы и одного чтения, состоявшегося в детские годы.

Костров спокойно ответил:

– А если в детские годы оно не состоялось?

Главный терапевт снял пенсне и продолжал рассматривать своего собеседника уже… невооруженными глазами.

– То есть как это не состоялось? Ерунда. Что же вы тогда делали в детстве?

– Тушил зажигалки во время налета на город, стоял в очередях за хлебом по карточкам, на заводе после школьных уроков работал.