Послесловие к подвигу - Семенихин Геннадий Александрович. Страница 25
12
Почти на самой окраине города в конце Франкфурт-аллее была небольшая неброская трехэтажная военная гостиница. Проживал в ней очень пестрый народ, никогда не стремившийся устанавливать друг с другом тесные знакомства. В небольшом ресторанчике, сидя за одними столиками и цедя кружку за кружкой янтарное пиво или проглатывая согревающий стаканчик доппель-кюммеля, постояльцы обменивались лишь самыми общими фразами, не обязывающими к установлению близких отношений. Майору Нырко был выделен скромно обставленный угловой номер с большим окном в виде фонаря, выходящего на людную улицу, по которой беспрерывно катили желтые трамваи.
После приема Федор и Хольц возвратились в этот номер. Федор с некоторым удивлением отметил в своем опекуне резкую перемену. Казалось, обычная ледяная выдержка покинула полковника. Его движения стали суетливыми, речь веселой. Потирая длинные белые ладони, Хольц фамильярно воскликнул:
– А что, дорогой господин Федор, не распить ли нам сегодня бутылочку чего-нибудь крепкого? Давайте-ка ваши продовольственные талоны на сегодняшний день, и я распоряжусь.
Вскоре на столе появилась дешевенькая скатерка, ловко накинутая кельнером, и на ней тарелки с сосисками и тушеной капустой, бутылка водки и рюмки. Федор вдруг вспомнил, кого напоминал ему тучный человек в охотничьей куртке, так уверенно чувствовавший себя в огромном кабинете с редкими полотнами на стенах. Он даже вздрогнул от неожиданной догадки, рожденной сходством с газетными фотоснимками.
– Скажите, Вернер, тот, кто нас сегодня принимал, это не Геринг?
Хольц кокетливо пожал плечами и с веселым смешком ответил:
– Не знаю, не знаю, честное слово, не знаю. Но это, право, не имеет решительно никакого значения. Важно другое. Важно, что тот, кто сегодня нас принимал, поддержал и благословил мою идею. – Серые глаза Хольца, словно в норы, ушли в глубокие глазницы, но и оттуда весело, а не бесцветно, как обычно, глядели на Федора.
– Знаете, кто вы есть для меня, господин Нырко? – спросил Хольц, сбиваясь от волнения на немецкий строй речи. – Вы есть для меня конек-горбунок из сказки вашего волшебного русского сказочника Ершова, и на вас я надеюсь поскакать далеко вперед по лестнице служебных должностей и чинов. Но и вам от этого плохо не будет, господин Нырко. Считайте, что и ваш вопрос решился во время этого визита. В начале будущей недели мы поедем в район Магдебурга в один из наших учебных центров, где вы будете зачислены на должность инструктора. Но, как вы и сами полагаете, чтобы учить других, вам сначала придется учиться самому.
– А если не смогу? – чокаясь, усмехнулся Федор. Они выпили, и немец возмущенно замахал руками.
– Что не сможете? Научиться пилотировать на «Мессершмитте-109»? Да вы на самом черте сможете научиться летать, если захотите!
– Спасибо за комплимент, – насмешливо отозвался Нырко и налил еще по рюмке.
– Так вот, – продолжал полковник, – когда вы научитесь не только пилотировать «мессершмитт», но и применять его в бою, мы сделаем вас командиром особой группы, куда войдут лучшие асы, пожелающие помогать Германки в этой войне. – Хольц отставил от себя пустую рюмку и вздохнул. – Однако не подумайте, что вас заставят воевать на Восточном фронте против своих. Мы, немцы, не настолько жестоки. Вы будете использованы в интересах противовоздушной обороны, защищать от англичан наши западные города. Вот ваше будущее, господин Нырко, но об этом прошу вас пока молчать, как каменная гора.
– Стало быть, я снова буду летать! – вырвалось у Федора.
– Будете, – важно подтвердил немец. – Слово офицера, будете!
– Спасибо, Вернер! – широко улыбнулся Нырко и вновь наполнил рюмки. – Давайте тогда за мой первый самостоятельный будущий полет на «Мессершмитте-109».
– За него мы еще не так выпьем, – засмеялся Хольц.
– Форвертс! – воскликнул Нырко и высоко поднял рюмку.