Взлетная полоса - Беляев Александр Павлович. Страница 2

Танк командира роты миновал низину, проскочил березовую рощу и поравнялся с косогором, заросшим развесистыми, кудрявыми соснами. Кольцов невольно повернул голову в сторону косогора.

Сейчас с танкодрома, при свете луны, косогор выглядел угрюмым, темным пятном. Но днем, особенно в солнечную погоду, он виделся веселым, зеленым водопадом, льющимся прямо с неба. Перед косогором лежала большая поляна. Воздух над ней быстро нагревался, поднимался вверх. И тогда косогор окутывала дрожащая таинственная дымка, отчего синеватая хвоя сосен казалась воедино слитой с голубой далью горизонта, а их янтарные стволы начинали как бы светиться. И еще Сергею казалось, что если заглянуть за этот водопад, то увидишь совсем удивительный мир, в котором прошло его детство. Вот почему, сколько бы раз ни приходилось ему водить роту по маршруту препятствий, всякий раз, миновав березовую рощу, он оборачивался к косогору и вспоминал родной уголок рязанской земли, где жили его отец и мать, и ту далекую и невозвратную пору, когда еще мальчишкой купался в озере нагишом, спал на сеновале… Мелькала в воображении рябина, стоявшая у Кольцовых в огороде, и замшелый сруб колодца во дворе. От этого колодца начинали каждый в свое время путь в большую жизнь все Кольцовы.

Первым в семье ушел служить, еще до войны, отец — Дмитрий Кольцов. Домой вернулся в победном сорок пятом с наградами и нашивками за ранения на груди. Следующим, в Москву, в университет, уехал Сергей. Его с детства тянуло в науку, и по всему было видно, что старший сын после учебы останется в городе, в каком-нибудь конструкторском бюро или институте. С тех пор у стариков была одна затаенная думка: удержать при себе младшего сына, Владимира. К этому даже имелись определенные основания. Жизнь в деревне стала совсем не той, что была лет десять назад. Теперь профессию по душе при желании можно было найти и дома. Но Владимир раздосадовал родителей. Окончив десятилетку, он, никому не сказав ни слова, поступил в военное авиационное училище — да и был таков. Обиды на него никто, конечно, не держал. Молодым дорогу заказывать трудно. Но все же отец для начала рассердился на сына. А когда получил от Владимира первое письмо из училища, немедленно отправился на почту и тотчас оформил подписку на газету «Красная звезда»…

Сергей спустился в башню. После темноты ночи в танке было светло и уютно. Тут подсвечивали шкалы и индикаторы приборов, согревало тепло двигателя. Сергей неожиданно почувствовал усталость. Сказывались еженощные выезды на танкодром. Экипажи выматывались. Особенно за это время досталось механикам-водителям. Сергей подумал об этом и окликнул младшего сержанта Ахметдинова:

— Держишься, Акрам? Работы еще на полчаса осталось…

— Прошлый раз тоже полчаса было. А домой только утром вернулись, — вспомнил механик-водитель.

— Прошлый раз прибор не сработал, — заметил заряжающий Шульгин.

— Тогда — прибор. Сегодня — еще что-нибудь, — не сдавался Ахметдинов.

— Значит, устал, раз ворчишь, — сделал вывод Кольцов и скомандовал: — Включить дальний свет.

Узкие лучи полуприкрытых козырьком фар, как в стену, уперлись в густую пелену тумана. Но все же стало немного виднее. Мутное облако на экране тоже вроде бы сделалось прозрачнее. Но зато помех обозначилось значительно больше.

— Так что же, Акрам, мы будем докладывать о новом приборе? — снова обратился к механику-водителю Кольцов.

— А что можно, товарищ капитан? Прибор как прибор, — не задумываясь, ответил Ахметдинов.

— Да как он теперь после модернизации: лучше, хуже?

— По-моему, такой же…

— А если поконкретнее разобраться? — допытывался Кольцов.

— Понять не могу, — уклончиво ответил Ахметдинов.

— Думать тебе неохота, — заметил Кольцов. — Разве туман тебе не мешает? Чуть что — фару включай. Это дело?

— Как же через туман видеть можно? — даже удивился Ахметдинов.

— Должна техника его пробить, в конце концов! Понимаешь? — уверенно проговорил Кольцов.

Механик-водитель ничего не ответил.

— А Звягин что скажет? Твое мнение, Николай? — продолжал расспрашивать Кольцов, поняв, что от механика-водителя он ничего больше не добьется.

— Мне обзор нравится. Панорама-то — во какая! Что из люка, что в прибор смотришь. В прибор даже, — высказал свое мнение сержант.

— Ты не только обзор учитывай. Ты и о помехах не забывай. Разве они не мешают? — подсказал Кольцов.

— Помехи, конечно, имеются. И они создают трудности в работе, — ответил Звягин.

— Вот в этом-то и дело, — недовольно заметил Кольцов. — Генералу Ачкасову и полковнику Бочкареву выводы серьезные нужны…

— Насчет полковника и генерала вы, товарищ капитан, не беспокойтесь, — заверил Звягин. — Генерал Ачкасов еще в прошлом году сказал, что эту «Сову» еще делать да делать. Он и в этом образце наверняка уже разобрался.

В разговор неожиданно вступил Шульгин:

— А полковник вчера вернулся с ночных стрельб и говорит лейтенанту Беридзе: «Вы, товарищ командир взвода, не порадовали меня». А лейтенант отвечает: «Разрешите, товарищ полковник, я это упражнение со старым прибором с первого снаряда выполню!» А полковник засмеялся, говорит: «Со старым кто угодно выполнит. Надо с новым научиться. Жить все равно с новым придется».

— Если кто и будет нам душу мотать, так только Руденко. Вроде он вчера опять приехал, — добавил Звягин.

— Подполковник-инженер? — вспомнил Кольцов.

— Так точно. Вот кто нам в прошлом году давал прикурить! Мы с ним полтора месяца с этой «Совой» танкодром утюжили и ни по одному вопросу договориться не могли, — признался Звягин. — Я ему говорю: «Плохо видно, товарищ подполковник». А он мне отвечает: «Вы ничего не понимаете в техническом прогрессе». А потом как начал политграмоту читать!.. Помнишь, Акрам?

— Угу, — подтвердил механик-водитель.

— А я почему ничего об этом не знал? — засмеялся Кольцов.

— Вы же вели тогда пристрелку с этой «Совой». А мы водили, — напомнил Звягин.

— Ладно. И Руденко доложим все так, как оно есть, — сказал Кольцов. — Давайте сделаем последний замер и закончим работу. Не спеши, Акрам.

Помехи неожиданно пропали. И на экране отчетливо стала видна опушка леса и высохшая, еще в позапрошлом году разбитая молнией береза. «Вот и последний ориентир», — подумал Кольцов и снова, в который раз за этот заезд, поднялся из люка башни. Луна уже скрылась. Вокруг было темно. Только в стороне железной дороги сквозь дымчатую кисею тумана тускло просвечивало большое розовое пятно.

— А туман-то розовый! Никогда не видел! — удивился Кольцов. — Сколько же, однако, отсюда до этой березы?.

Вдруг в лучах светомаскировочного устройства перед танком словно из-под земли появился человек. Он бежал по дороге навстречу машине, размахивая руками и что-то крича. Ахметдинов резко затормозил. Танк, тяжело прижимаясь к земле, остановился. Только теперь Кольцов разглядел бегущего. Судя по форменной одежде, это был кто-то из железнодорожников. Он продолжал что-то кричать, но Кольцов не сразу разобрал в общем шуме, что именно пытается сообщить бегущий. Да и до этого ли ему сейчас было? Зазевайся Ахметдинов на какой-то момент, и от железнодорожника не осталось бы, как говорится, и мокрого места.

Кольцов перегнулся над башней и сам закричал:

— Вы что, ошалели, лезете под гусеницы?!

— Беда, братцы, там! Беда! Помогите! — кричал железнодорожник.

Капитан сорвал с головы шлемофон.

— Что случилось?

— Пожар на путях! Цистерна горит! — тяжело отдуваясь, продолжал железнодорожник и замахал рукой в направлении неясного розового пятна в тумане.

— Какая цистерна? — не понял Кольцов.

— Цистерна на путях! С нефтью! А сейчас пассажирский пройти должен! Помогите, братцы!

Кольцов вылез из башни на броню и протянул железнодорожнику руку. Он затащил его на танк и, уже немного успокоившись, попросил:

— Вы толком расскажите: где, что?

— Обходчик я, — проговорил железнодорожник. — Цистерна там и две платформы с лесом отцепились. Ну и, наверное, букса задымилась. А потом пошло, занялось. Мы кое-как растащили их. А дальше-то что? По путям-то вот-вот пассажирский пойдет!