Иное решение - Семенов Андрей Вячеславович. Страница 43

Курс доподготовки был рассчитан на сорок полетных часов, из которых не менее шести отрабатывались в ночное время. Срок на доподготовку каждого курсанта отводился в четырнадцать дней. Понятно, что при такой нагрузке курсанты не вылезали из кабин, а инструкторы и техники не покидали аэродрома. Гул винтов не смолкал ни днем, ни ночью. Инструкторы и техники осунулись, живя постоянно возле самолетов. Сам фон Гетц ни разу не смог выбраться за пределы аэродрома за все время работы школы. Зато за двенадцать недель существования школы через нее было пропущено почти полтысячи летчиков! Такая работа позволила свести потерю среди пилотов на Восточном фронте до приемлемого минимума. Русских сбивали не просто чаще, а несопоставимо чаще!

Свыше трехсот пилотов люфтваффе сбили больше сотни вражеских самолетов. Трое – свыше трехсот!

Занятия в школе продолжались до весны. В апреле она была расформирована, и только в мае фон Гетцу дали наконец долгожданный отпуск. Решив блеснуть столичным шиком, Конрад попросил у командира эскадрильи на время штабной «мерседес» и катил по шоссе в сверкающем лаком и никелем штабном авто с военными номерами. Часть пути до дома пролегала по Польше, и Конрад проехал по тем самым местам, над которыми летал неполных два года назад. Программа онемечивания польских земель работала вовсю. В Познани он остановился, чтобы заправить бензин, и не услышал польской речи. Возле заправки прохаживался шуцман в немецкой униформе. Мимо проходили чиновники гражданской администрации генерал-губернаторства. Между собой они разговаривали на хох-дойч. Даже девушка-полька на заправке, подбирая и коверкая слова, говорила с ним по-немецки. «Ничего, – подумал фон Гетц. – Лет через пять выучат. А через двадцать и польский забудут».

Вызывала беспокойство встреча с отцом. Неизвестно, как он на этот раз примет сына. Последние восемь лет отец был непредсказуем в поступках и мыслях, однако на этот раз все обошлось. Приезд шикарной машины, вопреки ожиданию, не произвел на старика того впечатления, на которое рассчитывал тщеславный майор люфтваффе, будто такие машины день-деньской приезжали к барону и успели ему порядком поднадоесть.

Конрад нашел отца в кабинете. На обширном дубовом письменном столе были разложены статистические справочники, брошюры на экономические темы, таблицы и графики. Стопкой стояли тома военных теоретиков. На стене висела огромная физическая карта территорий от Бискайского залива до Сибири. Она была такая большая, что на ней уместились также Северная Африка, Палестина и часть Ближнего Востока. Отец курил, стоя у окна. По обстановке чувствовалось, что отставной полковник генштаба работал.

Увидев Конрада, он обрадовался.

– А-а! Здравствуйте, господин майор! – старый фон Гетц подошел и обнял сына. – Наслышаны, наслышаны о ваших подвигах.

У Конрада отлегло от сердца. Шесть лет назад они расстались более чем прохладно. Все эти годы его тянуло домой, он хотел и боялся приехать – еще неизвестно, как бы его встретил отец. Старик на дух не переносил нацистов и презирал Гитлера.

– Эльза, Генрих! – полковник крикнул прислугу. – Генрих, Эльза!

Тотчас явились пожилые дворецкий и экономка.

– Вы что, лентяи этакие, не видите, кто к нам приехал?! У вас наверняка еще ничего не готово, чтобы принять дорогого гостя!

– Господин барон, – обиделись слуги. – Обед будет через шесть минут в каминном зале.

– Ну, ладно, ладно, – смягчился хозяин. – Вам лишь бы попререкаться. Идем мыть руки, сынок, я думаю, ты успел проголодаться с дороги.

Дом фон Гетцев, который все в округе называли замком, был построен из красного кирпича, имел два этажа в семь окон каждый. Выстроен он был в старом прусском стиле еще дедушкой фон Гетца-старшего, добротно и на века. Дом не имел ни зубчатой крепостной стены, ни башен с бойницами, ни подъемного моста. Крепостного рва, впрочем, тоже не было. Сходство с замком ему придавали стрельчатые окна второго этажа, делавшие невысокое здание зрительно выше. Островерхая крыша как бы являлась продолжением взлета окон и устремляла всю постройку вверх. Со стороны дом не казался массивным и неуклюжим. Наоборот, он смотрелся легким и изящным, казалось, он вот-вот взлетит.

Во внутренней планировке комфорт и изящество были принесены в жертву практичности. Комнаты были небольшие, зато нашлись отдельные спальни для прислуги и одна для гостей. Самым большим был кабинет хозяина, располагавшийся на втором этаже, а «каминный зал», как гордо обозвал его добрый Генрих, был небольшой комнатой, примерно шесть на пять метров, в которой действительно стоял изумительный камин с мраморной крышкой и бронзовыми часами на ней. Когда Конрад был маленьким, ему нравилось играть в этой комнате, зимними вечерами сидеть у камина под треск горящих сухих дров, смотреть на огонь и слушать старые немецкие сказки, которые рассказывала Эльза.

XXVI

После обеда барон повел сына к себе в кабинет, отдав распоряжение ликер и кофе принести туда же. Пригласив Конрада сесть в кресло, сам он устроился на диване, стоящем у стены напротив карты, и не торопясь стал набивать трубку.

– Ну, «гордость Германии», – начал он. – Что ты скажешь о французской кампании?

Конрад подробно и честно рассказал все, что видел за четыре месяца пребывания во Франции, и обо всех боях, участие в которых принимал сам.

Отец молчал, обдумывая услышанное.

– Это единственная правильная война, которую Германия грамотно провела за последние пятьдесят лет, – подвел он итог. – Знаешь, Конрад, еще до Первой мировой у нас в генштабе находились офицеры и генералы, которые считали, что основной удар по Франции следует наносить не через Бельгию, а через Арденны! Да только кто их услышал?

Он подошел к карте.

– А ведь и школьнику понятно, – продолжил он, – что ключ ко всей Франции – Арденны. Сумей их преодолеть – и Франция упадет к твоим ногам, как спелое яблоко! Вот, – показывал он по карте. – Линия Мажино остается в стороне, открыты пути на юг, на запад, на Париж. Стратегическая инициатива захватывается нами с первых же часов вторжения, и французы всегда до полного своего поражения, будут запаздывать с ответными шагами. Рундштедт не пошел прямо на Париж, а ударил на север, в сторону Бельгии, Роммель пошел через Голландию, отвлек на себя часть сил – и вот вам результат! Все окончилось Дюнкерком, и в Париж мы вошли строевым шагом, как на параде, без всякого штурма и ненужных жертв среди мирного населения.

Он сел, раскурил трубку.

– С тех пор как я оказался ненужным новой власти, у меня мало источников информации. Кое-что рассказывают офицеры, приехавшие домой в отпуск, – барон кивнул в сторону сына. – Как ты сегодня. Но основную информацию приходится черпать из газет. С тех пор как твои лавочники пришли к власти, в Германии не стало нормальных газет, ни английских, ни французских, вот и приходится довольствоваться вашим официозом, в который я не позволяю Эльзе заворачивать продукты во избежание их порчи. Скажи, я правильно понимаю, что скоро будет еще одна война, и война эта будет на Востоке?

Конрад не стал рассказывать про школу доподготовки летчиков люфтваффе.

– Я думаю, все к этому идет. Нам необходимо жизненное пространство, – подтвердил он предположение отца.

– Жизненное пространство! – передразнил барон. – Мне лично вполне хватает того жизненного пространства, которое занимает этот дом, – барон стукнул каблуком в пол. – И на тебя этого жизненного пространства тоже хватит. И на жену твою, и на детей – моих внуков – на всех фон Гетцев этого жизненного пространства хватит.

– Мы должны думать обо всех немцах, – возразил Конрад.

– Мы? – переспросил барон. – «Мы» – слово никого ни к чему не обязывающее. Человек должен, человек обязан говорить «Я»! Ты какую должность сейчас занимаешь?

– Заместитель командира эскадрильи.

– И много людей у тебя в подчинении, если только это не военная тайна?

– Это военная тайна, но тебе скажу. Если брать вместе с обслуживающим персоналом, то около семисот.