Инквизитор - Семенов Сергей "Ssereys". Страница 53

14

Борис никогда раньше не догадывался, что чувство голода может быть столь нестерпимым. Впрочем, и голодать так долго ему раньше не приходилось. Измотанный стрессами последних суток, организм требовал немедленного восполнения энергии, но взять ее было совершенно неоткуда. Дабы не возникало искушения, Борис заблаговременно выскоблил холодильник и закопал подпорченные продукты в саду возле хутора, на радость червям и жукам. Теперь он был защищен от потенциального отравления, но легче не становилось. Присмиревший было к середине дня желудок, теперь дал о себе знать с новой силой, возмущенно клокоча и подавая сигналы в виде отвратительных голодных отрыжек. Стараясь хоть как-то убить время и отвлечься, Борис включил телевизор, но вскоре поспешил выключить, ибо словно по заказу в эфире шли передачи, рассказывающие о вкусной и здоровой пище.

Колдуна не было уже несколько часов. Уставшее наблюдать за происходящим внизу безумием солнце медленно клонилось к закату, не спеша погружая хутор и окружающий его лес, в сумрак. В довесок к основным неприятностям, коих уже было немало, появились комары. Орды комаров. Откуда эти кровососущие твари проведали о появлении на хуторе человека, Борис мог только предполагать, однако ночка обещала быть веселой. С задорным писком эти мелкие аэровампиры свободно влетали и вылетали в разбитые окна, нагло осваивая новую территорию. Почему их не было в первую ночь, гадать некогда. Нужно было срочно придумать способ, как дожить до утра и не превратиться в покрытый несметным количеством волдырей обескровленный труп. Дед Андрей сказал, что жизнь Бориса очень важна. Значит, нужно за нее побороться.

Занавешивать окна бессмысленно. Когда Борис осознал весь ужас комариного вторжения, внутри дома насекомых было уже ничуть не меньше, чем снаружи. Правда, не везде. Значит, нужно было просто отыскать комнату, в которую этих тварей набилось меньше, чем всюду, и подготовить ее к ночевке.

Но сделать этого парень не успел. Солнце наконец коснулось своим обжигающим краем верхушек деревьев на горизонте…

…Неожиданный порыв ветра рванул и без того растрепанные, изодранные пулями шторы на окнах, заставляя их биться в истерике.

Небо вдруг стало на секунду малиновым.

Затем сиреневым.

Затем зеленым, с искрящимися точками голубых звезд на нем.

Редкие облачка вспыхнули радужными разводами и исчезли.

Настороженно умолкли птицы.

Испуганно притихли кузнечики.

В деревне одна за другой в тоскливом отчаянии завыли собаки.

Дом внезапно наполнился тихими звуками и шепчущими голосами.

Откуда-то сквозь полумрак помещения начало пробиваться лиловое свечение, мягко разливавшееся по комнатам.

Борис испуганно озирался, не понимая, что происходит. Он уже насмотрелся чудес за сегодняшний день, но к их новым проявлениям готов был слабо. К тому же его никто не предупреждал о подобном. Дом словно сошел с ума. Пол стал зыбким, потолок навис тяжелой глыбой, готовой, как казалось, в любой момент рухнуть вниз, отчего совершенно неожиданно Борис оказался на грани припадка клаустрофобии. Воздух превратился в вязкий кисель. Пространство затрепетало.

Почувствовав легкое головокружение, Борис схватился рукой за стену и с ужасом увидел, как пальцы его руки легко погружаются в дерево, ставшее вдруг пластичным, словно теплый воск. Отдернув руку, молодой человек попятился, пока не наткнулся на противоположную стену. Вздрогнув, будто его ударили током, он обернулся, разглядывая довольно отчетливый отпечаток своей спины на обоях. Дом словно плавился. Свечение усилилось, бешено меняя цвет, пока не стало ровным золотистым сиянием. И без того неразборчивые голоса превратились в монотонный шум, шум стал гулом, гул – музыкой. Манящей и дурманящей одновременно.

Солнце еще секунду держалось на небе и вдруг рухнуло за горизонт, погрузив небеса во мрак. Да так быстро, что растерянные звезды, сиявшие голубым, мигнули и погасли, обнажив абсолютно черное полотно небес. И Борис даже не удивился, что видит это, будучи в доме, вдали от окон, на первом этаже двухэтажного дома. Он вообще забыл обо всем, пытаясь понять, как ему вырваться из внезапного безумия, бушующего вокруг. Ноги сами несли его прочь, но одна комната сменяла другую, та следующую, двери раскрывались перед ним и с грохотом захлопывались за его спиной. Одна, вторая, третья, пятая… Это было просто невозможно! Дом вдруг оказался бесконечным лабиринтом, из которого не было выхода. И каждый раз, когда Борису казалось, что за следующей дверью будет крыльцо, он понимал, что снова попал на кухню. Или в спальню. Или в гостиную. Он был заперт в кошмаре, и сам оказался частью этого кошмара. Он бежал, что было сил, спотыкался о какие-то предметы, опрокидывал стулья, столы, и все это повторялось снова и снова. Бесконечно…

Пока, наконец, он не увидел нужную дверь. И не остановился как вкопанный, опасаясь приблизиться к ней.

Дверь была тяжелая, массивная, сделанная из чего-то, больше всего напоминающего горный хрусталь с пульсирующими серебряными прожилками внутри. Словно вены, по которым текла ртуть. Странно, но дверь находилась там, где раньше стоял книжный шкаф. У Бориса была хорошая зрительная память. Он не мог ошибиться. Но не столько пугало сейчас появление необычной двери, сколько присутствие человека за ней. Таинственной темной фигуры, чьи контуры едва угадывались в золотистом тумане по ту сторону. И человек медленно приближался.

Борис ждал. Он хотел бежать, но понимал, вернее, знал, что какую бы дорогу он сейчас не избрал, она все равно приведет его сюда. Ибо не было для него сейчас в этом мире больше ничего. Только тяжелая хрустальная дверь.

Человек с той стороны подошел к преграде, разделяющей их, осторожно коснулся ладонью гладкой поверхности хрусталя и тут же отдернул руку, удивленно взглянув на Бориса. Самое поразительное заключалось в том, что Борис на самом деле не видел лица незнакомца. Только размытое золотым туманом пятно. Как же тогда он мог знать, какие эмоции отражаются на лице неожиданного гостя?

Тем временем, словно не веря самому себе, темный человек вновь протянул руку к двери и коснулся холодного хрусталя. Почему холодного? Борис не мог сказать. Просто знал это.