Дипломатический агент - Семенов Юлиан Семенович. Страница 36

3

Невысокий, крепкий в плечах, похожий на отца скорее общим обликом, чем лицом или голосом, наследник Акбар-хан любил беседовать с эмиром. Образованность Акбара была случайной и складывалась из занятий с муллами, чтения корана и разговоров с иностранцами. Он был очень понятлив. Ум его проявлялся не в широких, разносторонних познаниях, но в умении цепко схватить все новое, что встречалось ему где бы то ни было.

Дост Мухаммед любовался сыном, когда тот, быстро расхаживая по кабинету, рубил воздух ладонью и отрывисто бросал сердитые фразы:

— Я знаю, что кизыл-баши, да и вообще большинство людей персидской партии при дворе неискренни. Почему ты терпишь неискренность их, отец? Ты, сильный и храбрый. Почему?

Дост Мухаммед засмеялся:

— Горячность не делает чести мужчине, сын мой. Если я начну смещать кизыл-башей, занимающих высокие посты, об этом узнает народ. Какая же будет вера мне и моим помощникам? Излишняя жестокость никогда не приносит пользы. Зачем мне сейчас смещать кизыл-башей, когда я знаю каждый их шаг? Они ничего не могут сделать помимо меня. Они не согласны со мной? Пусть. Я не могу велеть им соглашаться во всем.

— Но ведь они не любят тебя, — горячился Акбар-хан. — Они говорят, что ты излишне крут и суров!

— Вот и хорошо. Слышать это из их уст для меня блаженство. Помнишь, как писал Казем-хан? «Я сгораю в огне, но вы вьетесь вокруг меня мотыльками, не в силах оторваться от мен».

Дост Мухаммед подошел к сыну и обнял его за плечи. Никогда афганцы не выражают своих чувств открыто, кроме одного чувства — гнева. Отец всегда старается скрыть любовь к сыну грубоватой, мужской шуткой. Но сейчас они были одни: отец и сын, эмир и его наследник.

— Послушай, сын мой, — сказал Дост Мухаммед задумчиво, — мы живем с тобою в трудные дни. Я не знаю, что будет через месяц или два. Поэтому выслушай то, что я скажу тебе. Ты будешь хорошим эмиром, если главною твоей заповедью будет заповедь справедливости. Если ты справедлив до конца — убей. Но если ты справедлив — оправдай даже тогда, когда оправдание будет неугодно тебе. Если ты справедлив — одари; но если ты справедлив — брось в темницу. Чем должна измеряться твоя справедливость? Не отношением к женам или к детям. Не отношением твоим ко мне, отцу твоему и повелителю. Справедливость — это целостность государства нашего, сила его и самостоятельность. Это справедливость! Если у тебя будет везир, который говорит тебе открыто и честно о том, что неприятно тебе, терпи его и люби. Люби, если даже не можешь любить. Такой везир не продаст себя неверным. Если начальник, ведающий финансами и налогами у тебя будет скряга, береги его, он друг твой и раб, потому что не помышляет о благости личной и о том, как относишься к нему ты, сильный в мире правоверных. Если одна из жен будет ласкаться к тебе сверх меры, изгони ее. Она неверна и продажна. Женщина не знает любви. Если к тебе придет неверный из другой страны и станет говорить, что ты самый сильный и мудрый государь, не верь ему, он лгун и в душе прячет черную мысль. Больше всего цени у людей честность в глазах и резкость на словах. Помни стихи Казема:

Вошел адъютант. Поклонился, скользнув быстрым взглядом по лицу наследника.

— Что тебе? — недовольно спросил Акбар-хан.

— Ваше высочество, к его величеству прибыл господин Бернс с делом чрезвычайной важности.

— Пусть войдет через несколько минут, — сказал эмир.

Когда адъютант вышел, Дост Мухаммед подошел к столу.

— Я говорил тебе все это потому, что скоро отправлю письмо, — он указал пальцем на большой лист бумаги, — прочти его.

Акбар-хан взял бумагу и начал читать.

Дост Мухаммед внимательно следил за выражением лица сына, когда тот читал.

Отложив письмо Акбар-хан опустился перед отцом на колени и поцеловал его руку.

4

Опустив глаза, Джелали смотрел, как вода из кружки падала на землю. Жара была так сильна, что даже капли воды поднимали пыль. Джелали сполоснул лицо из родника, встал с колен и пошел дальше. До кабульской дороги оставалось верст пять.

Чайхану около развилки выстроили совсем недавно. Наверху пили чай, а внизу жарили кебаб и гушт. У входа было повешено старое, с синими пятнами зеркало.

Джелали посмотрел на свое отражение и строго заметил мальчику-слуге, что зеркало лжет. За последний год Джелали поседел, и ему неприятно было видеть это.

Владелец чайханы вышел навстречу гостю. Узнав Джелали, он приложил руки к груди.

— Салям алейкум, непобедимый.

Джелали было приятно, когда его узнавали, и поэтому он улыбнулся чайханщику особенно приветливо.

— Салям алейкум.

— Как здоровье?

— Спасибо, как твое здоровье?

— Спасибо, как здоровье твоих сыновей?

— Спасибо. Интерес такого человека, как ты, приносит удачу.

— Идешь в Кабул?

— Да.

— И снова победишь всех в пахлевани [13]?

— Думать так, не испробовав силы рук противника, — похвальба. Да и потом твое зеркало… — Джелали кивнул головой в угол. — Я увидел много белых волос в моей голове, а это признак ума, но не силы…

Чайханщик по достоинству оценил столь мужественное остроумие. Хлопнул легонько ладонью о стол. Подбежавшему мальчику-слуге сказал:

— Принеси нам чаю. С сахаром в кусочках, не слишком мелко колотых.

Большая головка сахару — угощение для самых знаменитых путников. Джелали знал это. Поэтому благодарность его была столь искренна, что чайханщик даже закрыл глаза от восторга.

…Каждый раз, когда Джелали подходил к мазари-шерифским воротам, у него начинали потеть ладони от волнения. Он приходил в Кабул вот уже пятнадцать лет подряд, но каждый раз его ослепляли огни иллюминаций, зажженные в честь праздника, и оглушали голоса многих тысяч людей, пришедших со всех концов страны.

Джелали допоздна гулял по городу, заходил в лавки, присматривая подарки сыновьям и внукам. А когда с Гиндукуша спустились белые облака и хлопковыми горами навалились на город, Джелали спустился к реке, расстелил на теплых, прогретых дневным солнцем камнях свою бурку, лег, укрылся полой и уснул.

Рано утром он уже был на огромной площади Чамане, как раз в том месте, где всегда собирались самые известные в стране борцы. Соперником Джелали оказался Ибрагим Али — молодой парень из Газни. Он был на полголовы ниже Джелали, но шире в плечах. Когда они вышли на середину поля, зрители дружно зааплодировали.

Джелали поклонился и, подтянув кушак, обернулся к противнику. Тот смущенно улыбался и не знал, куда деть руки. Джелали заметил, что у парня толстые губы.

«Это признак доброты души, — подумал Джелали, — таким, как он, нельзя бороться».

Парень почесал затылок и, широко расставив ноги, стал в исходную позицию.