Горение. Книга 3 - Семенов Юлиан Семенович. Страница 36

То, что дни империи сочтены, Турчанинову стало ясным еще в девятьсот пятом, когда он столкнулся с Дзержинским лицом к лицу; Джордано Бруно можно было сжечь, но ведь идея не боится пламени; раз сформулированная, она становится вечной категорией, ее торжество – вопрос времени; идиотизм инквизиции, как бы ужасен ни был, понятие преходящее, тогда как опережающая шаблонность представлений, бытующих в данный исторический период, – категория постоянная; раз мысль состоялась, значит, состоялась, она рано или поздно обречена на победу над тем, что изжило себя.

Просмотрев последние выпуски газет, столбовой дворянин Турчанинов еще раз горестно подумал о несчастной России, которую ждут горькие времена; стоять в стороне – преступно по отношению к моему доброму, доверчивому, терпеливому, талантливому народу; единственная возможность принести ему пользу, хоть как-то реализовав себя, – возобновить контакт с поляком Дзержинским. Иного пути нет. Поляк – надежда России? Хм-хм!

Письмо, отправленное по одному из тех адресов, что Юзеф назвал ему, когда прощались в Варшаве, видимо, не дошло, хотя было совершенно безобидным по содержанию. Второе также осталось безответным.

Лишь третье письмо попало адресату; Юзеф ответил, что он тронут весточкой от милого «Анджея», осведомлялся, как тот устроился, не нужна ли помощь с «учебниками», советовал посещать лекции парижской профессуры, связанные с «абстрактными науками», и сообщал, что «Мацей» ныне довольно часто занимается «математикой» в «технологичке», прилежен точным наукам, «вы его помните, он провожал вас на железную дорогу».

Это «Рыдз», понял Турчанинов. Высокий парень с очень румяным лицом, именно он отвез меня на вокзал, чтобы передать тем, которые затем переправили через границу в Татрах. Нашел его легко, в библиотеке «технологички», потянулся было с объятием, но Рыдз тактично уклонился; руку тем не менее пожал крепко, дружески.

– Юзеф сказал, чтобы я наладил с вами связь, вот я и пришел, – сказал Турчанинов.

– Замечательно, Анджей, – ответил поляк, собирая в потрепанную матерчатую сумку свои книги. – Пошли выпьем кофе. Угощаю я, мама перевела денег…

– А я получил недельный заработок… Берегите деньги мамы, отдадите товарищам. Или вернете старушке.

Рыдз усмехнулся:

– У старушки, которой всего сорок пять лет, мильон, Анджей. Она у меня банкирша… Так что с ней все в порядке. Кстати, Юзеф просил вас взять еще один псевдоним – на всякий случай. Он предложил «Ядзя». Не возражаете?

– Конечно, нет. «Ядзя» так «Ядзя».

– Юзеф будет использовать этот псевдоним лишь в самых крайних случаях, когда дело особенно секретное и отлагательств не терпит.

Они вышли на бульвар, присели за столик уличного кафе; Рыдз поинтересовался:

– Не голодны? А то можно спросить ветчины.

– Ветчины? – Турчанинов улыбнулся. – От ветчины не откажусь, это стало для меня деликатесом.

– Скажите, Анджей, вам не приходилось встречаться с Меньшиковым или Бакаем?

– Разве они здесь поселились?

– Да.

– Я слыхал, что Бакай свободно ездит в Россию…

– У нас нет такой информации. Нам доподлинно известно, что они сейчас сотрудничают с Владимиром Львовичем Бурцевым… Кстати, когда вы служили в охране, не приходилось знакомиться с его наблюдательным формуляром?

– Что-то видел… Он ведь сам до девятьсот пятого года работал в терроре?

– Вроде бы так… Во всяком случае, он это утверждает…

– Да, да, он был в терроре… Потом, после манифеста семнадцатого октября, отошел от партии, в ЦК эсеров по этому поводу достаточно много говорили…

– В негативном плане?

– Как сказать… Пытались понять побудительные мотивы… Он ведь скандалист, этот Бурцев… Знаете, уж если есть истовые правдолюбцы, так только в России, вроде боярыни Морозовой, – хоть на смерть, но обязательно с двумя перстами над головой…

– А кого в охранке знали из эсеровских лидеров?

– Всех… Думаю, всех наиболее заметных…

– По памяти можете перечислить?

– Попробую… Чернов, Гоц, Авксентьев, Зензинов, Савинков, Дора Бриллиант…

– А еще?

– Стеблов, Аргунов, Мякотин…

– А еще?

– Больше не помню…

– Попробуйте вспомнить…

– Нет, положительно в ум другие имена никак не идут…

– А Евгений Филиппович Азеф? – пробросил Рыдз, отхлебывая кофе из тяжелой чашки. – Эта фамилия проходила в документах?

– Азеф? Которого Бакай и Бурцев обвиняли в провокации?

– Не знаю… Видимо…

– Нет, Азеф в материалах не проходил. Я достаточно много работал по эсерам, переработал много бумаг о ЦК, но эта фамилия в документах охраны не мелькала…

Рыдз мягко улыбнулся:

– Анджей, пожалуйста, не употребляйте в разговоре со мной слово «охрана». В этом застенке изнасиловали мою сестру… И она сошла с ума. А когда ее вылечили, повесилась… Будучи беременной… Для меня нет понятия «охрана». Только «охранка». И никак иначе. Ладно?

– Конечно, конечно, – ответил Турчанинов, ощутив тягостное неудобство.

– Не сердитесь, если я был резок, хорошо?

– Да разве это можно назвать резкостью? – Турчанинов пожал плечами. – Вы сказали вполне по-европейски. Я исповедую именно такую манеру разговора: с самого начала определить все своими именами, тогда легко иметь дело с собеседником, ничего недосказанного.

– Спасибо, Анджей… Теперь мне бы хотелось передать вам еще одну просьбу Юзефа… Не сочли бы вы возможным посетить Бурцева?

– Это нужно для вашей партии? Или для Юзефа лично?

Рыдз закурил.

– Неразделимые понятия.

– Конечно, готов… Хотя, в отличие от Меньшикова и Бакая, я оказывал такую помощь Юзефу… вашей партии, которая – по законам империи – подлежит суду… Скорее всего, военному… Я ведь преступил присягу, так что охран… охранка, включив меня в розыскные листы, вполне может потребовать моей выдачи и у французской полиции, если узнает о моих контактах с Бурцевым.

– Я встречусь с Бурцевым и объясню ему вашу ситуацию… Думаю, он отнесется к вашему особому положению с пониманием…

– Да, такой визит был бы весьма уместен.

– Хотя, – Рыдз снова улыбнулся своей мягкой, женственной улыбкой,

– я тоже в розыскных листах, ушел из-под виселицы…

– Тогда не надо! Ни в коем случае, – воспротивился Турчанинов. – Я все устрою сам, спишусь с ним, договорюсь о встрече на нейтральной почве, вам рисковать нельзя.

– Спасибо, Анджей, это так трогательно… Тем не менее сейчас я отвечаю за вашу безопасность, а не наоборот… Давайте увидимся здесь же завтра, в девять. Вас это время устроит?

– В десять. Я сдаю свой пост в девять… Я теперь служу ночным портье, смена кончается не ранее девяти пятнадцати… Пока все передашь сменщикам, то да се…

– Денег на жизнь хватает?

– Вполне, благодарю.

– А на ветчину? – Рыдз снова улыбнулся. – Юзеф уполномочил меня передать вам некоторую сумму…

Лицо Турчанинова замерло.

– Видите ли, я какой-никакой, но русский дворянин… Я не умею принимать вспомоществование от кого бы то ни было. Так что просил бы вас более к сему предмету не возвращаться. Завтра в десять, здесь же, честь имею.

– Минуту, – остановил его Рыдз. – Вы напрасно сердитесь, Анджей. В нашем обществе взаимная выручка не считается обидной… Мы живем несколько иными, скажем так, нравственными категориями… Они основаны на абсолютном доверии друг к другу… Вам, возможно, понадобятся деньги для работы… Для нашей работы. Вот в чем дело. И это не есть какая-то подачка… Или, тем более, оплата услуги… Рациональная оценка сложившейся ситуации, всего лишь… Ваше бывшее звание в охранке ротмистр?

– Точно так.

– Никаких документов, удостоверяющих вашу личность, не сохранилось?

– Все сохранилось, как же иначе… Иначе на острове Сен Луи note 13 не дадут продления вида на жительство.

– Но вы здесь обосновались не под своим именем?

– Конечно. У меня вполне надежный паспорт, – Турчанинов усмехнулся, – выкраден из охран… охранки…