Майор «Вихрь» - Семенов Юлиан Семенович. Страница 106

— Вы связывались с Центром?

— Нет.

— Очень хорошо, что вы ответили мне правду, — от вас был только один короткий перехват. Так что меняйте точку, она засечена.

— Где?

— Точно сказать не могу, но где-то к северо-западу от Кракова, километрах в тридцати.

«Верно, — отметил для себя Вихрь, — охотничий домик как раз там. Но ведь Аня не могла выходить на связь сама. В чем дело?»

— Это не наши люди, — сказал Вихрь, — тем не менее спасибо, учтем. Видимо, это партизаны или накладки вашей системы.

— Последнее исключите.

«А может, какое несчастье с Аней?! — вдруг мелькнуло у Вихря. — Девочка там одна! Короткая связь! Может, ее взяли там случайно?»

— Вы убеждены? — спросил Вихрь, закуривая. — Ваш аппарат в этом смысле безгрешен? Был сеанс?

— Был.

— С Центром я свяжусь сегодня же. Завтра я или мои люди передадут все относящееся к вам.

— Хорошо.

— Когда вы продумаете операцию с Краухом?

— К завтрашнему дню я что-нибудь надумаю. Отто будет знать. Он вам скажет... С Краухом надо сделать все так, чтобы было просто, без мудрствований... Видимо, на мудрствование у вас нет времени... Я попробую что-нибудь подсказать...

— Хорошо.

— До завтра.

«Может быть, Трауб показал на Тромпчинского? — ужаснулся Вихрь. — А тот привел их на явку в лес? Нет. Этого не могло быть. Тромпчинский никогда не сделает этого. Тромпчинский — железный человек, его не сломить. В городе его нет — надо срочно ехать за город, предупредить, чтобы он скрывался, и забирать Анюту. У Седого есть запасные квартиры».

Когда Вихрь рывком отворил дверь охотничьего домика, Аня поднялась и сказала Тромпчинскому, который стоял за спиной Вихря:

— Подожди.

— Нет времени, Аня, — сказал Вихрь, — обо всем — после.

— Пусть он выйдет, — снова сказала Аня, и Вихрь увидел в ее руке парабеллум.

— Выйди, Юзеф.

Кобцов вернул шифровку, покрутил головой, хмыкнул и сказал:

— Ссучились — очевидное дело... В этом случае мой хозяин не колебался бы в оценке всей этой катавасии.

— А ты? — спросил Бородин. — Как ты?

— Я себя от хозяина не отделяю.

— Знаешь, — медленно ответил Бородин, — я старался себя никогда не отделять от нашего дела, а в открытом афишировании своей персональной преданности руководителям есть доля определенной нескромности. Не находишь?

— Не нахожу.

— Ну, это твое дело, — сказал Бородин.

— Именно.

— Давай будем связываться по начальству.

— Это верно. Что им говорить?

— Как предлагаешь?

— А ты?

— Мы ж с тобой не в прятки играем.

— Хорошая игра, между прочим. Иногда — не грех.

— Тоже справедливо. Только там, — Бородин кивнул головой на шифровку, — люди. Им не до пряток — с нами. Они в прятки с теми играют.

— Слова, слова, — поморщился Кобцов, — до чего ж я не люблю эти самые ваши высокие слова... Люди! Люди, понимаешь, порождение крокодилов.

— Это хорошо, что ты классику чтишь. Только за людьми Вихря — дело. Спасение Кракова. И мы с тобой за это дело отвечаем в равной степени. Или нет? Я готов немедля отправить им радиограмму: пусть идут через фронт к тебе на проверку.

— Не лишено резона.

— Вот так, да?

— Именно.

— Хорошо. Сейчас я составлю две радиограммы. Первая: немедленно переходите линию фронта в таком-то квадрате — детали мы с тобой согласуем, где их пропустить. А вторую я составлю иначе. Я ее составлю так: обеспечьте выполнение поставленной перед вами задачи по спасению Кракова. Какую ты завизируешь, ту я и отправлю. Только подошьем к делу обе. Ладно? Чтобы, когда Краков взлетит на воздух, мы с тобой давали объяснение вдвоем. Ну как?

Кобцов достал пачку «Герцеговины Флор», открыл ее, предложил Бородину, и они оба закурили, не сводя глаз друг с друга.

«Ничего, ничего, пусть повертится, — думал Бородин, глубоко затягиваясь. — Иначе нельзя. А то он в сторонке, он бдит, а я доверчивый агнец».

Кобцов размышлял иначе: «Вот сволочь, а? Переиграл. Если я приму его предложение — любое из двух, тогда он меня с собой повяжет напрочь. Конечно, если немец Краков дернет, мне головы не сносить. Правда, нюансик один есть: если я Вихря вызову сюда на проверку, выходит, я оголил тыл. А если он перевербован гестапо и там всю операцию гробанет, тогда будет отвечать Бородин».

— Слушай, товарищ полковник, — сказал Кобцов, глубоко затягиваясь, — а какого черта, собственно, мы с тобой всю эту ерундистику с бюрократией разводим? Руководство учит нас доверять человеку. Неужто ты думаешь, что я могу тебе хоть в самой малости не доверять? Принимай решение, и все.

— Уходишь, значит...

— Я?

— Нет, зайчик.

— Вот странный ты какой человек. Ты ко мне пришел посоветоваться, так?

— Точно.

— Ну, я тебе и советую: поступай, как тебе подсказывает твоя революционная сознательность.

— А тебе что подсказывает твоя революционная сознательность?

— Она мне подсказывает верить тебе. Персонально тебе. Ты за своих людей в ответе, правда? Тебе и вера.

Бородин поехал к Мельникову. Тот выслушал его, прочитал обе радиограммы и написал на уголке той, что предлагала Вихрю продолжать работу: «Я — за. Начальник „СМЕРШа“ фронта полковник Мельников».

— Только Кобцову покажи, а то он уж, наверное, на тебя строчит телегу. И передай ему: полковника Берга, если он действительно под той фамилией работал в Москве, что передал Вихрь, я знал. Я с ним даже пил на приемах в Леонтьевском переулке, у них в посольстве. По внешнему описанию твоего Вихря — это он. Это очень серьезно, очень перспективно. Тут есть куда нити протягивать, тут можно в Берлин нити протянуть или куда подальше. Война-то к концу идет, вперед надо думать...