Звезды как пыль (пер. И.Ткач) - Азимов Айзек. Страница 15
– Правитель никогда этого не допустит!
– Правитель допустит все, что угодно, да никто и не ждет его благословения.
Байрон представил себе Артемизию такой, какой видел последний раз. Волосы, убранные со лба, пышными волнами спадают на плечи. Чистая гладкая кожа, Черные глаза, алые губы. Высокая, юная, улыбающаяся…
Такое описание подходит сотням миллионов девушек в Галактике. Просто смешно позволять такой глупости как-то повлиять на его решимость.
Однако он спросил:
– Корабль готов?
Лицо Джилберта сморщилось от внезапной улыбки. Но прежде чем он смог произнести хотя бы слово, послышался стук в дверь. Не мягкое жужжание фотолуча, не легкий щелчок пальцами по пластику, а именно стук, сопровождаемый звоном металла и оружия.
Стук, повторился, и Джилберт сказал:
– Вам лучше открыть дверь.
Байрон так и сделал. Два человека в форме вошли в комнату. Первый деловито отсалютовал Джилберту, потом повернулся к Байрону.
– Байрон Фаррил, именем наместника тиранитов и Правителя Родии вы арестованы.
– В чем меня обвиняют? – спросил Байрон.
– В государственной измене.
Выражение бесконечной горечи исказило лицо Джилберта. Он отвернулся.
– Хинрик оказался проворней, чем я ожидал. Забавно, забавно!
Это был прежний Джилберт, смеющийся и равнодушный. Брови слегка приподняты, как будто он рассматривал нечто отвратительное и в то же время интересное.
– Следуйте за мной! – приказал стражник. В руке его Байрон увидел нейронный хлыст.
Глава восьмая
Женские юбки…
У Байрона пересохло в горле. В честном бою он запросто уложил бы на лопатки каждого стражника, у него просто руки чесались! Возможно, он справился бы и с двумя. Но у них хлысты, и стоит ему шевельнуть рукой, как они пустят их в ход. Он сдался. Выхода не было.
Но тут Джилберт сказал:
– Пусть он возьмет свой плащ.
Байрон удивленно взглянул на маленького человека. Тот прекрасно знал, что никакого плаща у него не было.
Стражник почтительно щелкнул каблуками и хлыстом указал Байрону на шкаф:
– Вы слышали милорда? Возьмите свой плащ.
Байрон медленно отступил к книжному шкафу и присел на корточки, ища за стулом несуществующий плащ. Он напряженно ждал.
Для стражников визиосонар был просто каким-то странным прибором, утыканным кнопками. То, что Джилберт нежно перебирает пальцами эти кнопки, им ни о чем не говорило. Байрон же напряженно сконцентрировался, уставившись на нейронный хлыст и не позволяя своему мозгу воспринимать никаких посторонних образов.
Но сколько же можно ждать?
– Вы нашли свой плащ? Встаньте! – приказал вооруженный стражник.
Он сделал нетерпеливый шаг вперед и внезапно остановился. Глаза его сузились от изумления и перестали следить за Байроном.
Вот оно! Байрон выпрямился и прыгнул, схватив стражника за ноги. Тот с шумом упал, и Байрон железной хваткой зажал его руку, державшую хлыст.
У второго стражника тоже было оружие, в данный момент совершенно бесполезное. Свободной рукой он дико колотил по воздуху прямо у себя перед глазами.
Джилберт звонко рассмеялся:
– Фаррил, вас что-нибудь беспокоит?
– Я ничего не вижу, кроме хлыста, – прохрипел Байрон. – Он теперь у меня.
– Прекрасно. А сейчас уходите. Они не смогут остановить вас. Их мозг полон несуществующих видений и звуков.
Джилберт увернулся от сплетенных в тесный клубок тел, катившихся прямо на него.
Байрон освободил руку и ударил снизу вверх. Удар пришелся по ребрам. Лицо стражника исказилось от боли, тело согнулось. Байрон встал, держа в руках хлыст.
– Осторожнее! – вдруг воскликнул Джилберт.
Но Байрон обернулся недостаточно быстро. Второй стражник обрушился на него и свалил на пол, подмяв под себя. Это была слепая атака. Невозможно было понять, что он видит сейчас перед собой. Несомненно было одно: Байрона он не видел. В горле у стражника клокотало.
Байрон извернулся, пытаясь ухватить выпавшее оружие, и увидел пустые глаза, глядевшие на невидимый для других ужас.
Байрон напряг ноги и попытался высвободиться, но тщетно. Трижды его бедра касался нейронный хлыст, и всякий раз Байрона передергивало от боли.
Клокотание стражника перешло в слова.
– Я вас всех! – орал он с безумным видом.
Очень бледное, почти невидимое мерцание ионизированного воздуха обозначило траекторию нейронного хлыста. Луч описал широкую дугу и коснулся ноги Байрона.
Байрон словно вступил в расплавленный свинец; словно на ногу ему упал целый гранитный блок; словно его укусила акула. Внешне с ним ничего не произошло. Лишь нервные окончания, управляющие болевыми ощущениями, были на пределе. Большего не сделал бы и кипящий свинец.
Дикий, душераздирающий крик вырвался из горла. Байрон даже не заметил, что борьба кончилась. Осталась только одна всепоглощающая боль…
Однако рука стражника в это мгновение разжалась. Когда Фаррил заставил себя открыть глаза, он увидел сквозь слезы, что его противник пятится к стене, что-то отталкивая от себя обеими руками и глупо хихикая. Первый стражник по-прежнему лежал на спине, раскинув руки и ноги. Он был в сознании, но молчал. Глаза его следили за чем-то невидимым, тело слегка дрожало, на губах пузырилась пена.
Байрон заставил себя встать. Хромая, он подошел к стене, Удар рукояткой хлыста – и стражник упал. Потом назад, ко второму, который не сопротивлялся. Теряя сознание, он по-прежнему следил за чем-то взглядом.
Байрон сел, стараясь не задеть ногу, снял с нее ботинок и носок и с удивлением оглядел неповрежденную кожу. Он дотронулся до нее и застонал от нового прилива боли. Потом взглянул на Джилберта, который уже оставил свой визиосонар и утирал ладонью впалую щеку.
– Спасибо за помощь.
Джилберт пожал плечами:
– Скоро придут другие. Идите к Артемизии. Пожалуйста! И поскорее!
Байрон больше не перечил. Ноге стало легче, но она казалась распухшей. Он надел носок, сунул ботинок под мышку, отобрал у стражника второй хлыст и заткнул его за пояс.
– Что вы заставили их увидеть, сэр?
– Не знаю. Этого я не могу контролировать. Я лишь включил прибор на полную мощность, остальное зависело от их комплексов. Не теряйте времени на разговоры. План у вас?
Байрон кивнул и вышел. Коридор был пуст. Быстро идти Байрон не мог, мешала нога.
Он посмотрел на часы и вспомнил, что так и не успел перевести их на родийское время. Они по-прежнему оказывали стандартное межзвездное время, используемое на кораблях, где сто минут составляют час, а тысяча минут – день. Поэтому число восемьсот семьдесят шесть, горевшее розоватым светом на холодной металлической поверхности циферблата, ни о чем ему не говорило.
Во всяком случае, на этой планете, по-видимому, стояла глубокая ночь или период сна (если они не совпадали), иначе коридоры не были бы такими пустынными, а рельефы на стенах не фосфоресцировали бы без зрителей. Он коснулся одного из них – это была сцена коронации – и обнаружил, что рельеф двухмерный. Но создавалась полная иллюзия внутреннего пространства.
Байрон вдруг поймал себя на том, что стоит у стены, пытаясь изучить незнакомый эффект; спохватившись, он торопливо устремился вперед.
Пустота коридоров была еще одним доказательством упадка Родии. Теперь, став мятежником, он обостренно подмечал все симптомы упадка. Будь Дворец центром независимого государства, он был бы полон охраны и днем и ночью.
Байрон взглянул на чертеж Джилберта и свернул направо, поднимаясь по широкой витой лестнице. Когда-то здесь шествовали процессии…
Он остановился у двери и коснулся фотосигнала. Дверь чуть приоткрылась, а затем распахнулась.
– Входите, молодой человек.
Это была Артемизия. Байрон скользнул внутрь, дверь быстро и неслышно закрылась. Он взглянул на девушку, но ничего не сказал. Его смущало, что рубашка у него разодрана, один рукав болтается на ниточке, сам он извозился в пыли, а на лице наверняка вспухают фонари.