Огарева, 6 - Семенов Юлиан Семенович. Страница 26

— Владислав Николаевич, — пропел Романов. — Если вы позволите, я пойду, у меня совещание назначено.

— Да, да, благодарю вас, Василий Силыч.

«А чего ж ты кандидату наук пропуск не отмечаешь? — подумал Пименов, посмотрев вслед Романову. — Все. Обложили, бесы».

— Пропуск у секретаря отметьте, — сказал Костенко.

— Я помню, — ответил Романов и вышел.

«Или паникую? Может, паникую? Может, не обложили? Может, этот длинный черт и вправду кандидат?»

— Так вот, я Налбандовым интересовался.

— Да, да, понимаю. А что вас интересует? Работник он хороший. Передовик.

— Нет, я интересуюсь, где он сейчас?

— Болен. Поехал в командировку и заболел. — Пименов чуть улыбнулся. — Я-то думаю, он сердцем заболел. Влюбчивый он.

— Вы его не навещали?

— Где?

— А он где сейчас?

— А я не знаю.

— Давно болен?

— Да уж с неделю.

— А кто его замещает на фабрике?

— Этот, как его… Афонин. Отставник, серьезный товарищ. Вы что, на Афонина думаете? Нет, кремень, а не человек, честнейший партиец.

— Вы его в прошлый раз не назвали.

Зазвонил телефон.

— Костенко слушает.

— Слава, — пропел Романов, — ты трубочку прижми к уху, мил человек, прижми. Интересный у тебя сегодня клиент, Слава. За ним — большое дело стоит. Я тут копии экспертизы еще раз поглядел. Пименов-то покойного Проскурякова, видно, крепко за кадык держал. Ты бы попросил ваших ребят поспрошать в главке о покойничке. У них сговор был, Слава. Да, да, входите, Иван Гаврилович. Ну, до свидания, дорогой, ко мне, вишь ли ты, тоже гость пожаловал.

— Скажите, товарищ Пименов, — положив трубку, неторопливо продолжал Костенко, — как же так — столько времени Налбандова нет, а у вас никто даже о человеке не побеспокоится?

— Так молодой он, товарищ Костенко, у кого такого не бывало.

— Что, прекрасная полячка?

— У него? Полячка? — Пименов подался вперед. — Иностранка?

— Вы вообще-то хорошо Налбандова знали?

— Неплохо.

— А почему ни разу меня о нем не спросили?

— Я? А почему я должен вас спрашивать?

— Товарищ Пименов, вам ведь не случайный прохожий предъявлял фотографию Налбандова на опознание, а сотрудник милиции. Предлагали вам его опознать по фотографии?

— Предлагали.

— И вы даже после этого не обеспокоились его судьбой?

— А я и не думал, что у него полячка какая.

— Нет у него полячки, у Лжедмитрия была, — сказал Костенко и положил перед Пименовым паспорт Урушадзе с фотокарточкой Налбандова. — По чужим документам жил в Москве ваш технический контроль.

— Неужели он? Неужели, подлец, расхищал добро? — спросил Пименов и неуверенно посмотрел на Костенко, стараясь угадать по его глазам, чего ждать дальше.

— Пожалуйста, постарайтесь припомнить: часто ли раньше этот Налбандов так задерживался в командировках?

— Нечего вспоминать: никогда у него такого не бывало.

— А в связи с чем вы так часто отправляли в Москву начальника отдела технического контроля?

— Я? Я не отправлял.

— А кто отправлял?

— Мой заместитель.

— Но вы-то об этом знали?

— Я? Знал. Но в мелочи я не входил — едет, значит, надо. Он уезжал, между прочим, в такие дни, когда продукция не шла. Не нужен он тогда был, ну и уезжал. С высшим образованием, инженер, пусть посмотрит на новшества, потом пригодится.

— Новшества он смотрел за счет государства?

— Ну тут таить нечего, за свои деньги он не ездил. Это, конечно, вы правы, непорядок.

— Это нарушение финансовой дисциплины, за это к ответственности привлекают. И последнее: я тут посмотрел ряд документов. Странное получается дело. Проскуряков вам за три года выделил станков больше, чем всем остальным фабрикам.

— А вы посмотрите, сколько раз он мне отказывал. Проскуряков-то! О покойнике не полагается говорить плохо, но ведь сколько я просиживал у него в приемной, сколько раз от ворот поворот получал!

— Я эти отказы читал. Вам отказывали в ерунде. Или в явно завышенных просьбах. А получали вы самый дефицит, в котором у Пригорской фабрики и нужды-то не было.

— Я даже не знаю, как на такой вопрос ответить, товарищ Костенко.

— Подумайте.

— Да и думать нечего. Странный этот вопрос. Недоверие я в нем вижу.

— Правильно видите.

— Это как же так?

— Да вот так. Зачем вам нужны были станки, для которых в цехах даже места не было?

— А кооперация на что?

— То есть?

— Я с мастерскими кооперировался, пока до реконструкции фабрики еще далеко.

— Выход продукции был чей: ваш или мастерских?

— Этого я сейчас точно не помню. Вы ж протокол пишете, — с потолка отвечать не стану. Позвольте, я свяжусь сейчас с заводом и представлю вам официальную справку по поводу этих станков.

— Пригорска приходится ждать три часа, линия загружена.

— Так я срочный разговор закажу. Дело-то экой оборот неприятный получает. И с Налбандовым этим вы меня огорчили. Когда мне показали фото, я, конечно, сразу его узнал, а наш начальник райотдела милиции меня успокоил. «Ничего, — говорит, — страшного с ним не случилось». А сейчас все одно к одному. Ох, господи, и сердце вон сразу прижало. У вас валидола нет, товарищ Костенко?

— Увы.

— Я хоть до аптеки дойду, если позволите.

— Пожалуйста. Здесь, на улице Герцена, есть аптека, это рядом.

3

Однако Пименов не вернулся к Костенко. Не появлялся он и в гостинице. Костенко обзвонил все больницы и морги — Пименова там не было. В девять вечера был объявлен розыск Пименова, но утром следующего дня из Пригорска позвонил начальник милиции и, чуть усмехаясь, сообщил, что ему не совсем понятно, зачем объявлять розыск Пименова, если он сейчас у себя в кабинете проводит экстренное совещание.

— Что за совещание? — поинтересовался Костенко. — Тема?

— Тема нужная — о борьбе с разгильдяйством. Из районной плановой комиссии пригласил людей, от нас, из горисполкома — всех шерстит, говорит, что его под позор подвели.

— Понятно, — задумчиво сказал Костенко и осторожно притронулся к ребрам — их намяли ему сегодня в клинике Иванова, и постоянная тупая боль теперь разошлась по всему животу. — Понятно, — повторил он. — Значит, вот что. Вы за ним, пожалуйста, смотрите как следует.

— То есть?

— Ну как мы смотрим? Неясно? Наблюдение за ним пустите.

— Так он же возвращается в Москву. Он сказал, что прилетел на три часа совещание собрать, документы приготовить — и мигом обратно.

— Вот вы его до самолета и доведите.

— А санкция?

— На меня сошлитесь.

— Сослаться, конечно, можно, но ведь документа нет. Вы меня правильно поймите, товарищ Костенко. Что за ссылка без документа? Кто ее к делу приобщит?

— Хорошо. Положите трубочку, я сейчас перезвоню и дам вам официальную телефонограмму.

— Только учтите. Пименов у нас в области — уважаемый человек. Всегда в передовиках и на Доске почета… Я должен райком поставить в известность.

— Поставьте, это разумно во всех смыслах. И скажите, что я его привлекаю к уголовной ответственности. Завтра я вам вышлю копию постановления.

«А может быть, мне сейчас надо лететь в Пригорск? — подумал Костенко, положив на рычаг телефонную трубку. — Ведь он туда ринулся не для того, чтобы совещание провести — это, как божий день, ясно. Налбандов-Урушадзе. Ей-богу, он за этим туда полетел. За чем же еще? Неужели он рассчитывал за день документацию подчистить? Наивно это, он человек деловой. Только Налбандов. Уговаривать будет, чтобы Налбандов взял все на себя. Где Налбандов? Его же нет. А может, он скрывается у Пименова дома? А что, если директор решил скрыть его навсегда, — очень заманчиво возложить на покойника всю вину за хищение. Нет, хозяйственник такого уровня на мокруху не пойдет, не должен Пименов идти на убийство. Он что-то другое предложит. А что?»

Костенко снова связался с Пригорском.

— Слушайте, майор, у меня к вам еще одна просьба. О Налбандове у вас нет никаких новостей?