Противостояние - Семенов Юлиан Семенович. Страница 19

– Никакая, – ответила Журавлева, и что-то жестоко-презрительное промелькнуло в ее глазах.

– Как понять? – спросил Костенко.

– Пегая она… Крашеная…

– Минчаков с чемоданом пришел?

Журавлевы переглянулись.

– По-моему, без, – сказал Журавлев.

– Нет, с чемоданом, – возразила женщина. – Мы еще смотрели, не уместится ли там и наша посылка, ты что, забыл?

– Да, забыл, – сразу же согласился Журавлев.

– Что у него было в чемодане?

– Я не помню, – ответил Журавлев.

– Там были рубашки, – ответила женщина. – Белая и синяя. Бритва была, электрическая бритва, и новые черные туфли с длинным носком.

– Это все, что вы запомнили?

– Да.

– Вы первым браком женаты? – спросил Костенко.

– Да, – ответили Журавлевы одновременно.

– А Минчакова помните еще с Весьегонска?

– Да, – ответил Журавлев.

– Вы там дружили?

Журавлевы снова переглянулись.

– Он там был моим соседом, – ответила женщина, – очень услужливый человек Миша Минчаков; подвезти, помочь – всегда готов.

– Вы знали его еще до знакомства с вашим мужем?

– Да, а что? – тихо спросила женщина.

– У него в Весьегонске никаких романов не было? Увлечений?

– Он же очень маленький, невероятно страдал от этого, как ребенок переживал, что не вышел ростом, – ответила Журавлева. – Он ведь очень красивый… Когда сидел за столом и не видно было, какой он маленький, просто глаз от него не отведешь – так он был мил…

– Понятно, – задумчиво протянул Костенко. – Теперь давайте подытожим… Пришел к вам Минчаков в середине октября, точную дату вы не помните, видимо…

– Это была середина месяца, – сказала Журавлева. – Погодите, я ж накануне получала аванс, да, да, это было пятнадцатого или шестнадцатого октября…

– Значит, по вашей просьбе Минчаков перенес вылет на шестнадцатое или семнадцатое, так?

– Да, – ответила женщина и сделала маленький глоток из стакана; рука у нее теперь чуть дрожала. – Он поехал за Дорой…

– А в день вылета Минчаков приехал к вам вечером, взял посылку, и больше вы его не видели?

– Нет, – сказала Журавлева. – Не видали.

– Как вы упаковали посылку?

– В сумочке. Обшили материалом, крепко перевязали, нести удобно, совершенно не громоздко.

– Теперь постарайтесь вспомнить, о чем вы с ним говорили во время последней встречи?

– Да ни о чем, – ответила Журавлева. – «Спасибо, Мишенька, как погулял с подругой, когда вернешься, может, ее с собой возьмешь в море купаться?» Посмеялись – и все…

– Вы ему задавали эти вопросы, а что он вам на них отвечал?

– Ответил, что хорошо погулял, – сказал Журавлев, не отрывая глаз от жены, – сказал, что Дору с собою не возьмет…

– С ней, сказал, самолет не взлетит, – усмехнулась Журавлева, – такая она стала толстая, не следит за собой, хлеба ест по батону за один присест…

– Какая у вас девичья фамилия? – спросил Костенко.

– Кузина.

– А отчество?

– Сергеевна.

– Сколько времени Минчаков пробыл у вас в последний вечер?

– Он даже в квартиру не зашел, – ответила Журавлева. – Мы обмолвились парой слов на пороге…

Вернулся Жуков, кивнул Костенко, но садиться не стал.

– Что-нибудь новое?

– Да.

Костенко поднялся:

– Вы постарайтесь сегодня вспомнить все, что можете, начиная с того дня, когда познакомились с Минчаковым, – хорошо? Завтра с утра вы должны быть готовы к разговору, нас интересует все, абсолютно все…

Спускаясь по лестнице к машине, Жуков пробурчал:

– Ваш помощник, грузин этот, только что доложил из Москвы – по минчаковским аккредитивам он же, Минчаков, получил двадцать третьего октября деньги, все пятнадцать тысяч, в Адлере и Сочи.

– На экспертизу подпись взяли?

– Этого он не сказал.

– Взяли наверное… Теперь надо ваших в аэропорт отправлять, поднимать архивы билетных касс, что с минчаковским билетом сталось.

– Журавлевы дату точно назвали?

– А бог их знает. Надо смотреть начиная с четырнадцатого октября, день за днем…

– Нахлебаемся, – вздохнул Жуков. – Темное дело, просвета не вижу. Кобозевых этих самых Дор двенадцать…

– «Бульдозер» один, – усмехнулся Костенко. – Надо, чтоб ее сегодня же установили… А Журавлева покойника к Доре ревнует… И по пьянке он Спиридону не Дору называл, а Дину… И по инициалам одинаковы: ДСК.

3

Жена Жукова выглядела старше майора. В ней, однако, было заключено какое-то умиротворенное спокойствие – это сразу бросалось в глаза; весь облик женщины как бы располагал к тишине и отдыху.

– Молодцы какие, что вырвались, – сказала она, и не было в ее голосе ничего наигранного; она, конечно же, знала, что Костенко из Москвы, большой начальник, но встретила его просто, как, видимо, положено было в этом доме встречать мужа и его гостей.

– Пирожки со счем? – поинтересовался Жуков. – Лук с яйцом?

– «Лук с яйцом», – женщина добродушно передразнила мужа. – Сегодня мясо выбросили, говядину.

– Праздника вроде бы никакого не предвидится, а тут говядина, – Жуков пожал плечами.

Костенко тихо спросил:

– Как супругу в е л и ч а ю т, вы нас не представили.

– Она знает, как вас зовут, у всех сейчас на языке. А она – Ирина Георгиевна…

– Врач?

Жуков улыбнулся:

– Учительница. Замечали, у большинства сыщиков жены врачи или учителя?

Когда вернулись из ванной, Ирина Георгиевна уже разлила борщ по тарелкам, поставила на стол пирожки и горячую картошку, присыпанную луком.

– По рюмочке выпьете? – спросила она.

– Нет, – ответил Жуков, – в сон потянет, а у нас работы невпроворот.

– А ты чего за гостя говоришь? – сказала женщина. – Мильтон, одно слово!

Костенко рассмеялся:

– Ирина Георгиевна, второй мильтон тоже, увы, откажется – работы действительно много.

– Наше дело предложить, – сказала она. – Угощайтесь, пожалуйста.

– Борщ отменный, – сказал Костенко, – как украинец свидетельствую.

– Будто у нас борща не варят, – заметил Жуков. – Было б мяса поболее да сала, русские борщ вкуснее сделают…

– Тебе б все спорить, Леня…

«А я и не знал, что его зовут Леня, – отметил Костенко. – Бурею помаленьку».