Противостояние - Семенов Юлиан Семенович. Страница 82

– Я снова и снова задаю себе этот вопрос. И задаю оттого, что, если просчитался, неверно нарисовал психологический портрет Кротова, пошел не за н и м, тогда проиграл я, а со мною и мои коллеги, которые взяли на веру мою версию. Действительно, существует иное вероятие: преступник – возраста предпенсионного, набит деньгами и золотом, вполне может затаиться где-то в глубинке, такое бывало. Но я возражаю себе: «Он слишком много знает и хорошо помнит свое прошлое, чтобы затаиваться здесь».

– Что вы подразумеваете под «прошлым»? – поинтересовался советник. – Войну или преступления, совершенные в последние месяцы?

– Вы поставили точный вопрос, – ответил Костенко. – Я рад, что вы так хорошо меня поняли. Конечно, он помнит войну, он помнит победу, он читал в газетах, как чекисты постепенно выявляют предателей, полицаев, карателей. Он помнит свой п р о и г р ы ш, понимает, что его ждет, если он попадется. Но он во время войны жил на Западе, он помнит Германию, он поэтому писал в Израиль своему знакомцу: «Без денег там делать нечего». И он копил, все эти годы он копил золото.

– Зачем ему было убивать ювелира Кротову? Свидетель?

– Да.

Советник закурил:

– Но я, простите, не вижу логики в его визите к ней…

– Логика – абсолютна. Всего у нескольких людей на земле остались его фотографии и письма. Родители умерли; он тем не менее навел справки: осталась приемная сестра, жив дядька, с которым родители не дружили, жива ювелирша, вдова двоюродного брата. И все ведь, больше никого нет… Их он посетил, украл фото и письма – тщательно уничтожал следы. А с Кротовой произошел скол: ее в ы з в а л и. Золото, камни, серебро, возможность хищений, разговоры со следователем, изъятие фотографий и писем, удивление ее по поводу пропавших фотографий родственника, «погибшего в боях за нашу Советскую Родину». А то, что его уже м о г у т искать, Кротов понимает. У него в запасе была осень и зима. В своих размышлениях он, видимо, отвергал вероятие преследования, пока трупы убитых им людей были под снегом. Он, видимо, полагал, что в его таксомоторном парке могли и не обратиться в милицию – текучесть рабочей силы, сами знаете, проблема; у руководителей руки связаны, нечем д е р ж а т ь рабочего, категория материальной заинтересованности и личной материальной ответственности перед обществом еще не отлилась в бронзу. Видимо, все эти месяцы Кротов готовил операцию ухода, очень тщательно, скрупулезно, выбирая оптимальный вариант.

– Петрову он ликвидировал, оттого что боялся свидетеля? – спросил советник.

– Не знаю. Причина не до конца понятна мне. Эксперты разошлись во мнениях: одни считают, что Петрова была беременна, другие не согласны, ее нашли, когда жарко уж было, началось гниение… Может быть, боялся, что с беременной трудно будет переходить границу, женщина в особом положении, возможны непредвиденные срывы… Я допускаю такое вероятие, но в этом вопросе сам хожу впотьмах, версии не имею, отвечаю вам как на духу…

– Вы советовались с нашими юристами-международниками? – спросил первый секретарь, до той поры молчавший. – Если будет решено снестись с консульством ФРГ, это предстоит делать мне. Я хочу быть во всеоружии.

– Да. Заключение юристов в деле, вы его прочтете. По поводу убийства Минчакова и Петровой – улики бесспорны.

– А Милинко?

– Тоже.

– Видите ли, товарищ Костенко, – сказал советник, – вы поставили такой вопрос, которого в практике еще не было…

Костенко усмехнулся:

– Потому-то и пришел именно к вам.

– Моего товарища спросит его коллега из консульского отдела посольства ФРГ: «А почему, собственно, вы обращаетесь к нам с этим вашим в н у т р е н н и м делом?» Что прикажете ответить?

Костенко нахмурился, молчал тяжело, долго, потом сказал:

– А что, коли он уж границу на брюхе переполз? Дать ему спокойно там жить?

Советник покачал головой:

– Ваше предположение, что он п о й д е т в Западную Германию, тоже представляется мне весьма априорным… Вы говорите, что, судя по книгам, которые он выписывал в библиотеке, он восстанавливал немецкий язык. Но ведь с немецким можно жить в Австрии или Швейцарии. Наконец, в Штатах есть целые немецкие районы, где в основном поселились б ы в ш и е…

– Верно, – легко согласился Костенко. – Меня мучат эти же вопросы, но все-таки я остановился именно на Западной Германии… Дело в том, что по характеру, – судя по расспросам тех, кто его помнит, – он тяготел к тому лишь, что знал, нового боялся, а все те страны, которые вы назвали, – внове ему. Он, видите ли, книг не читал, с детства это у него, говорил: «Гулливера быть не может, выдумки это»… Если он ушел… Страшно говорить… Если ушел или намерен уйти, то лишь туда, где бывал ранее… Это вписывается в его психологический портрет.

– Исследуем ту возможность, которая вам представляется самой неприятной, – сказал первый секретарь консульского управления. – Допустим, что Кротов ушел в ФРГ. Но он обязан там объявиться вполне открыто, заявить, что просит политическое убежище, чем-то свою просьбу мотивировать. Пока этого не было. С чем же я сейчас пойду к западногерманскому коллеге?

Кротов сидел в аэропорту. Был он в спортивной куртке, джинсах и кедах, рядом поставил теодолит и плоский красно-белый метр – изыскатель, одно слово. При погрузке в багаж теодолит могут ненароком поломать, знаем мы наших умельцев, кидают как попало, не берегут государственное добро, лучше сам понесу. Не сдал и металлический чемоданчик с инструментом – если при выходе на поле будут пропускать через таможенную «п и щ а л к у», пусть пищит, инструмент п и щ и т – понятное дело; пистолет спрятан в углублении, под инструментарием, кто додумается к у р о ч и т ь фирменный чемоданчик?!

Он приехал в аэропорт заранее; в тюбетейке, бородатый, очкастый геолог-изыскатель; перед этим зашел в старый подвал, съел хачапури, выпил бутылку «Боржоми», попросил заварить двойную порцию кофе; чувствовал себя напряженным, каждую мышцу чувствовал.

Он внимательно наблюдал за тем, кто регистрировался на его рейс. Он ждал, чтобы среди пассажиров появилась какая-нибудь старуха с внучком, он очень надеялся на это, или беспомощный дед с клюкой – тоже подходит.