ТАСС уполномочен заявить - Семенов Юлиан Семенович. Страница 25

— В «Хилтоне». Шестьсот седьмой помер.

— Шестой этаж?

— Да. Направо по коридору.

— Я знаю. Хорошо, в девять я к вам подъеду.

Пол Дик сел рядом со Славиным, выругался, буркнул:

— Вы меня втравили в хреновую историю, Иван. В какой «макдоналдс» поедем?

— В тот, который находится рядом с домом, где жил Белью.

— Он жил в бидонвилле, там «макдоналдс» вонючий, как помойка, я же обсмотрел все вокруг.

— Я тоже хочу хоть одним глазом глянуть.

— Не темните, Иван. Что вам известно об этом самом Белью? — Пол Дик протянул Славину восемь долларов. — Держите, купите сами, я бы не удержался, выпил.

— Что это?

— Не валяйте дурака, я же проиграл вам, вы лучше меня почувствовали Джона — он, действительно, спросил про вас, как вы и предполагали. Объясните, что вам известно об этом деле?

— Ничего. Я могу предполагать только лишь. Видимо, Белью снимал комнату где-то возле вокзала…

— Порта. Но тоже шум, краны под окном работают день и ночь. Дальше?

— Видимо, в комнате у него были русские книги…

— Украинские. И открытки, много старых открыток…

— На столе лежал сухой сыр и половина батона, нет?

— Сыр был очень черствый, батона не было, крекер. Вы что, были в его комнате?

— Если бы я там был, Пол, меня бы уже допрашивали. Из чего его убили? Бесшумный пистолет?

— Нет. Его жахнули с портового крана, из снайперской винтовки, через окно. Он, между прочим, вышивкой занимался, у него там салфеточек полно, скатертей, дорожек. Петушки и курочки. Слушайте, что вы о нем знаете? Вы же неспроста стали искать его, Иван…

— Какие у него были книги, Пол?

— Я забыл… Нет, я записал, конечно, но блокнот у меня в номере… Стихи. В основном, стихи.

— Каморка, краны под окном, салфетки с петушками и стихи…

— Вы здорово классифицируете факты. Раньше у вас этого не было — из Нюрнберга вы гнали чистую информацию. С годами в вас появилось прекрасное своеволие, вы бесстрашно организуете разрозненные факты в мысль.

— Загоржусь. Полиции было много?

— Две машины.

— Пресса?

— Их пустили позже, когда кончился обыск.

— Что искали?

— Черт их знает. Намекали, что он ваш агент.

— Намекать девке можно, а в такого рода деле нужны улики.

— А что, разве их нельзя сделать?

— Смысл?

— Смысл есть; жил около порта, там идут ваши суда в Нагонию, здесь сейчас начинается кампания против этого, ну а Белью в бинокль подглядывал и сигналы подавал.

Славин рассмеялся.

— А — что? — продолжал Пол. — Важно бросить дохлую кошку, пусть ее подбирают другие; виноват всегда тот, кого облили дерьмом — ему же отмываться, в конце концов.

В «макдоналдсе» возле порта, в двух блоках от того третьеразрядного отеля, где жил Белью, было душно, Славина поразило, как много там было мух: синебрюхие, жирные, они летали медленно, словно перегруженные «юнкерсы», и так же нудно, изводяще жужжали.

— Выпьем кофе, — предложил Славин, — а обедать поедем куда-нибудь на воздух, ладно?

— Нет, положительно, вы знали этого Белью, он ваш шпион, Иван…

— Пол, нам нет надобности держать здесь шпиона, честное слово. Мы открыто сказали, что, если в Нагонию начнется вторжение, мы станем помогать Грисо всеми средствами, имеющимися в нашем распоряжении. Карты открыты, секретов нет; вообще, сейчас в мире мало секретов, все можно вычислить, только надобно головой поработать.

— В таком случае вычислите моего президента. Его курс.

— У вас есть свое мнение?

— Есть. Он слишком искренен, а это качество губительно для лидера, который обязан быть гибким.

— Если так, я могу спать спокойно. Но, по-моему, все обстоит иначе. Ваш военный бизнес дает на предвыборную кампанию немало денег, а он престижный человек и посему обязан рассчитаться с кредиторами. Как? Только военная промышленность может дать немедленную отдачу: сунь в производство нейтронную бомбу — вот тебе десять миллиардов реализованы, вот тебе долг погашен. Однако ему не дали запустить в серию нейтронную бомбу — слишком опасно, здравомыслящие американские политики — против; они, как и мы, понимают, что наши народы, как бы им ни мешали, все равно будут дружить — это реальная историческая перспектива, мы в нее верим. Когда не вышло с бомбой, ваш шеф попробовал перевернуться с мирными отраслями промышленности, получить деньги от них, чтобы вернуть долг военно-промышленному комплексу и — таким образом — соблюсти лицо. И он согласился на мирные переговоры. Но его, как известно, не во всем поддерживает конгресс. И он оказался между двух огней. А выбор делать надо, жизнь заставит, сами же американцы потребуют.

— Похоже, но я прав больше, чем вы, потому что можно было бы найти третий путь, ловкий, а он этого себе не может позволить…

Негр, который наливал кофе в картонные стаканчики, сказал Полу:

— А я видел вас сегодня, сэр.

— А я тебя нет.

— И вы меня видели, сэр. Вы выходили из квартиры, где убили Ивана.

— Кого?! — Пол изумился. — Какого Ивана?!

— Белью. Его настоящее имя Иван, он вынужден был называться Айвеном. Он же русский.

— Я тоже русский, — сказал Славин.

— О, простите, сэр, я никак не мог предположить, что вы русский, я думал, вы англичанин…

Славин достал пачку «Явы», вытащил сигарету, но прикуривать не стал — он вообще не курил, иногда только сосал сигарету, но и это бывало редко.

— Слушайте, а почему он здесь жил? Откуда русский в Луисбурге? Он ничего вам не говорил об этом?

— Нет. Он только пел, когда сильно надирался.

— Он всегда сильно надирался?

— Нет. Он стал особенно сильно напиваться, когда сюда начали заходить русские корабли. Ваши матросы часто пьют у меня пиво. Белью всегда сидел вон в том углу, где темно, и смотрел на них, а когда они уходили, начинал пить, а уж потом пел свои песни. Но его не били, нет, ему разрешали петь, его выгоняли только в том случае, если он начинал блевать…

— Ему разрешали петь, — повторил Пол Дик, — это очень гуманно, что ему разрешали петь, это вам зачтется на небесах. Дайте-ка мне виски со льдом.

— У нас испанское виски, сэр, виски «Дик», ваши люди не пьют его.

— Мои люди — кретины, зачем обращать на них внимание. Вы им не говорите, что это «Дик», лейте смело и ставьте под нос, только ударяйте донышком стакана так, чтобы немного виски выплескивалось.

— Спасибо за совет, сэр, я попробую. Не хотите ли сыграть в бильярд? У нас вполне пристойный стол и шары тяжелые.

— Слушайте, — спросил Славин, — а хоть раз этот самый Белью пел при русских моряках?

— Да, один раз пел, сэр, и очень плакал, когда пел, и они подарили ему открытки…

— Когда это было? — спросил Славин.

— По-моему, в декабре, сэр, но точно сказать я не могу. Я помню, что он потом выглядел каким-то испуганным, будто чего-то ждал все время.

Славин положил перед барменом открытки:

— Возьмите на память, только не позволяйте, чтобы вас убивали из снайперской винтовки.

— Спасибо за подарок, сэр, но я лучше откажусь от него — сейчас полиция спрашивает всех, кто знал Белью, а почтовых служащих увезли в отдел со всеми их книгами, проверяют письма и телеграммы. Всяко может быть, сэр, так что благодарю вас, но мы приучены бояться собственной тени…

«В декабре сюда пришли первые корабли. И наш Иван впервые увидел настоящих русских. И написал нам письмо. И долго не решался отправить. Все просто и точно. А потом, видимо, Глэбб его вычислил, как и я, и убрал его. И теперь только он один, Джон Глэбб, может ткнуть пальцем в фотографию того человека, которого вербовал».

…Когда Славин остановил «фиат» возле маленького полинезийского ресторанчика — столики вынесены на берег, под широкими плетеными зонтами тень, — Пол Дик вывалился первым, сразу же покрывшись потом.

— Погодите, — сказал Славин, — обернитесь, полюбуйтесь на «мерседес», который меня пасет. И запомните номер — он уникален, такого нет в каталогах здешней автоинспекции.