ТАСС уполномочен заявить - Семенов Юлиан Семенович. Страница 42

«Пекин, министерство иностранных дел.

Огано проинформировал меня о плодотворных совещаниях, которые он провел с известным вам Лоренсом. Огано во время этого совещания была обещана новая партия вертолетов, минометов и тридцать легких танков, которые, видимо, будут решать исход предстоящих в скором времени событий.

Ду Лии, посол КНР в Нагонии».

Пол Дик

«Наш корреспондент Пол Дик ведет этот репортаж из джунглей, которые выходят к берегу океана; здесь штаб-квартира армии генерала Огано, лидера националистов Нагонии.

— Мистер Огано, на кого вы опираетесь в вашей борьбе?

— Народ Нагонии поддерживает мои идеи — от мала до велика; народ Нагонии ненавидит Джорджа Грисо, этого интеллигентика, далекого от тех чаяний, которыми живет нация.

— Каковы чаяния нации?

— Свобода и независимость.

— Генерал, вас называют ставленником Пекина, как вы можете прокомментировать такого рода утверждения?

— Меня еще называют агентом ЦРУ. Продажные щелкоперы, купленные Москвой и Гаваной, пытаются бросить на меня тень. Я ненавижу американский империализм, ибо он является оплотом мировой реакции. Идеи Мао мне представляются весьма интересными, но это не значит, что я хоть как-то связан с Пекином. Моя борьба субсидируется народом; пожертвования идут от племен; мы вооружены не столько автоматами, сколько поддержкой нации.

— Грисо повторил уже дважды, что он готов сесть за стол переговоров и решить спорные проблемы миром. Как вы относитесь к этим его заявлениям?

— Я не верю ни одному его слову. Он реагирует только на одно — на силу. Я и стану говорить языком силы — таково желание нации, а я подчиняюсь лишь воле моих соплеменников, все остальное для меня — клочок бумаги.

Это говорит генерал Марио Огано мне, вашему корреспонденту Полу Дику; палящий зной, легкий бриз с океана; заросли тростника; армия Огано живет ночью; днем жизнь замирает — здесь опасаются неспровоцированного нападения войск Нагонии. Марио Огано — высок, крепок, на нем куртка хаки, на боку кольт, движется он стремительно; генерал спит в палатке, питается пищей народа — кокосовыми орехами и сыром.

— Генерал, как вы оцениваете позицию Вашингтона?

— Вообще или применительно к проблеме Нагонии?

— И так и эдак.

— Я не собираюсь скрывать свое негативное отношение к вашингтонской администрации. Иначе и быть не может, вами правят капиталисты, спруты большого бизнеса. Тем не менее в моей борьбе против Грисо, или — говоря шире — против Москвы, я готов вести переговоры даже с Вашингтоном. Что же касается позиции Вашингтона по отношению к Грисо, хочу заметить, что половинчатость никогда еще не приносила положительных плодов. Администрация до сих пор поддерживает дипломатические отношения с Грисо; ваша администрация до сих пор не признала мое движение единственным, представляющим мою нацию; ваша администрация до сих пор не ответила на мою просьбу о продаже оружия — конгресс, мне кажется, больше думает о возможной реакции Кремля, чем об интересах мира и демократии на африканском континенте.

— Правда ли, что вашу армию тренируют советники из Пекина?

— Идиотская ложь, в которой нет ни грана правды.

— Правда ли, что вы поддерживали контакты с людьми из ЦРУ?

— Если бы вы не были журналистом, я бы ударил вас — мы не прощаем обид! Как же я могу общаться с ЦРУ, если я служу одному лишь — национальному патриотизму?!

— Объясните моим читателям и слушателям, что для вас означает понятие национального патриотизма?

— Для меня это не понятие — для меня это сама жизнь. Национализм — высший смысл патриотизма. Я мечтаю, чтобы у Нагонии были свои самолеты — на наших, кажется мне, я никогда не разобьюсь; смысл патриотизма — в его индивидуализме, базирующемся на национальном чувстве. Я намеренно привел грубый пример, но вы, американцы, деловая нация, с вами надо говорить открыто: да, я не испытываю уверенности, когда лечу на самолете французской или британской авиакомпании; лишь когда человек летит на самолете своей страны, он обретает уверенность и бесстрашие. Вы не согласны со мной?

— Я обычно летаю на „САС“, генерал. Может быть, я плохой американец, но я не люблю летать на „Панамэрикэн“, там иногда заставляют молиться перед взлетом.

— Что ж, отсутствие национализма, подшучивание над ним может себе позволить гражданин высокоразвитой страны, для нас же национализм является оружием, отступление от него мы считаем предательством и караем за это по законам военного времени.

— В печати появились сообщения, что вы намерены выступить против Грисо в самое ближайшее время. Так ли это?

— Мы не собираемся нападать на Грисо, это ложь. Мы придем в Нагонию в тот день и час, когда нас призовет туда нация».

Поиск-VIII

«Центр.

Продавец римского филиала „Кук энд Стайн“ полагает, что серьги, фотографию которых я ему предъявил, были проданы летом прошлого года иностранцу, хорошо говорившему по-испански, хотя, видимо, его родным языком был английский.

Рыбин».

«Славину.

Срочно уточните, каким рейсом возвращался в Союз Дубов? Где он жил в Луисбурге?

Центр».

«Центр.

Дубов возвращался в СССР из загранкомандировки, во время которой он жил в доме для советских специалистов, через Рим в июле 1977 года. Провел в Риме три дня, получив транзитную визу на 72 часа в аэропорту. Из бесед с Глэббом складывается впечатление, что он весьма озабочен нападением на Зотова и его арестом. Однако его озабоченность просматривается слишком явно.

Славин».

Константинов, сопоставив все эти данные, поручил капитану Никодимову провести «встречу» с Дубовым. Тридцатилетний капитан нравился ему, в нем был особого рода стержень, крайне важный для контрразведчика: он не боялся опровергать сам себя, разбивал свои же доводы, казавшиеся ранее бесспорными, кое-кто бранил его за это — «торопыга»; Константинов, наоборот, отличал постоянно — думающий человек обязан сомневаться, нет ничего скучнее постоянной убежденности в собственной правоте.

Его-то, капитана Никодимова, добрый приятель Игорь Куценко работал в одном отделе с Дубовым. От Игоря Куценко капитан Никодимов узнал, что Дубов прилетел ночью, а утром, как обычно по субботам, пойдет в Сандуны.

— Мы имеем право, — сказал Константинов, — на основании возбужденного нами уголовного дела приступить к розыскным мероприятиям — время настало.

— Знакомься, Сережа, это мой приятель, на одной парте сидели.

— Никодимов.

— Дубов.

— Предпочитаете здешний пар сауне? — спросил Никодимов. — Следуете врачебным советам?

— Да я как-то к их советам не очень прислушиваюсь. Исповедую фатализм — что на роду написано, то от тебя не уйдет.

Куценко засмеялся:

— Капитулянство это, Серж.

— Как знаешь, только можно слушаться врачей, а сыграть в ящик от пьяного шофера. Разве нет? — обернулся Дубов к Никодимову. — Вас, простите, как зовут?

— Антон.

— А по отчеству?

— Петрович.

— Чуть не Павлович, — заметил Дубов. — Но все равно А. П. Мелочь, а приятно. Где работаете?

— В госбезопасности, а вы?

— Уважаю вашу фирму. У меня там есть знакомый. Майора Громова не знаете?

— Откуда он?

— Я чужие секреты не открываю, — ответил Дубов. — Т-сс, враг подслушивает — так, кажется?

Никодимов улыбнулся:

— Одно спокойное место — баня, можно душу отвести. Кто откажется от чешского пива — поднимите руки.

— Как ни горько мне тянуть руку, но придется отказаться, — сказал Дубов. — У меня сегодня голодный день, раз в неделю, как у йогов.