Лебединая дорога - Семенова Мария Васильевна. Страница 16

А позади катилась тележка, и из нее доносилось злобное хрюканье. С холма было хорошо видно ворочавшуюся темно-бурую спину.

— Хитер! — сказал Хельги. — Знает, не тронем!

Ему не надо было смотреть, чтобы узнать приехавшего.

— Это я его известил, — проговорил Эрлинг, и Хельги усмехнулся: мол, чего еще можно от тебя ждать. Но поссориться с братом он не успел, потому что Звениславка вдруг ухватила его за локоть, а потом и вовсе спряталась за его спиной. Хельги чувствовал, что она дрожала от страха, и готов был многое вытерпеть ради того, чтобы только она подольше стояла так, держась за его руку…

Всадники тем временем вплотную приблизились к холму и начали взбираться по склону. Халльгрим шагнул им навстречу.

— Здравствуй, Рунольв Раудссон, — сказал он хозяину серого жеребца. — Что тебя сюда привело?

— И ты здравствуй, сын Виглафа, — отвечал ему всадник. — Зачем ты спрашиваешь о том, что и сам знаешь? Или не хоронил ты нынче свою мать, Фрейдис дочь Асбьерна?

Седеющие космы лежали у него на плечах, нижняя половина лица пряталась в густой бороде. И только глаза зло и холодно смотрели на Халльгрима из-под надвинутой войлочной шляпы.

Но эти глаза сразу изменились, когда Рунольв посмотрел на вершину холма, на комья взрытого дерна.

— Быстро же ты зарыл мою старуху, сын Виглафа… А я бы совсем не отказался взглянуть, много ли прибавилось у нее морщин.

Такие слова и таким голосом от Рунольва Скальда можно было услышать единожды в жизни. Халльгрим понял это и сказал:

— Ты сам знаешь, что я тебя сюда не звал. Но раз уж ты приехал, будь гостем. Мы еще не все сделали здесь, что собирались.

Тогда Рунольв хевдинг спешился и махнул рукой своим молодцам. Те живо привязали коней, и работа возобновилась как ни в чем не бывало. Все вместе они привели в порядок вершину холма, а потом принесли с берега тяжелые плоские камни и отметили ими могилу, выложив контуры длинного корабля, обращенного носом на юг.

Вечером, когда собрали пир и внесли столы, и рабы прикатили заморский бочонок, и хмельной рог по обычаю отправился вкруговую, Рунольв Раудссон, хозяин Терехова, впервые заметил странно одетую незнакомку, сидевшую рядом с Хельги.

Он спросил:

— Кто это, Хельги? Никак ты женился? Хельги вздрогнул так, словно в него угодила стрела. Халльгрим ответил за брата:

— Нет. Это гостья.

Рунольв, по счастью, в дальнейшие расспросы пускаться не стал. А Звениславка глядела прямо перед собой и все видела темную внутренность сруба, и медленно остывавшую тушу коня, и несчастных рабынь, и саму госпожу, освещенную тусклым огоньком.

Вот приподнимается конь… Встают, отряхивают платья служанки… И Фрейдис садится в повозке, а горбунья берет в руки вожжи… Глухо ржет, ударяет копытом чудовищный конь… и растворяется перед ним бревенчатая стена.

Ледяным холодом тянет оттуда, из темноты. В последний раз вспыхивает и гаснет маленький светильник. Необъятная ночь заполняет все вокруг. Только шелестят во мраке шаги рабынь да поскрипывают колеса повозки, увозящей госпожу Фрейдис в далекий путь.

Рунольв со своими людьми прожил у братьев три дня, в течение которых ничего не произошло. А потом уехали, и он, и Эрлинг, — каждый к себе.

Нет бедствия хуже неурожая!

Бывает неурожай хлебный. Бывает недород скотный. И еще неурожай морской, когда рыба уходит от берегов. Поодиночке эти бедствия случаются почти каждый год, и люди поневоле привыкли с ними справляться. Но трудно выжить, если все три наваливаются разом…

Потому-то приносят в жертву конунга, оказавшегося несчастливым на мир и урожай. И чтут колдунью, умеющую наполнить проливы косяками сельдей. И самый бедный двор редко обходится без пиров, устраиваемых по обычаю — трижды в год.

Первый пир собирают зимой, когда день перестает уменьшаться. Потом весной — на счастье засеянным полям. И наконец, осенью, когда собран урожай и выловлена треска… Это жертвенные пиры. Плохо тому хозяину, которого бедность вынуждает ими пренебречь! Бог Фрейр, дарующий приплод, может обойти милостью его двор. А удача — оставить.

В Торсфиорде ни разу еще не забывали об этих пирах. Вот только соседей в гости здесь не приглашали. Рунольв пировал у себя в Терехове, Виглафссоны — в Сэхейме.

К старшим братьям приезжал еще Эрлинг, и Хельги принимал его ласково, ведь не дело ссориться в праздник.

Раньше в Сэхейм заглядывал иногда херсир по имени Гудмунд Счастливый, старый друг Виглафа Хравна. Тот, что жил на острове в прибрежных шхерах, в трех днях пути к югу. Однако теперь его паруса с синими поперечинами появлялись в Торсфиорде все реже. Шесть зим назад Гудмунд херсир потерял единственного сына Торгейра и с тех пор сделался угрюм…

А приезжал ли кто к Рунольву — того Виглафссоны не знали и не хотели знать.

Когда подошло время осеннего пира, Видгу по обыкновению послали за Приемышем. Видга посадил Скегги в свою лодку и спихнул суденышко в воду. Хельги сказал ему:

— Только пускай Эрлинг в этот раз не привозит с собой Рунольва!

Накануне праздника Хельги подарил Звениславке золоченые пряжки: скреплять на плечах сарафан, который здешние женщины носили составленным из двух несшитых половинок. Звениславка не торопилась заводить себе чужеземные одежды — однако застежки понравились. Каждая была почти в ладонь величиной, и между ними тянулась тонкая цепь. Другие цепочки свешивались с самих пряжек.

Можно привесить к ним игольничек, обереги, маленькие ножны с ножом…

С обеих фибул смотрели усатые мужские лица. Грозные лица… Хмурились сдвинутые брови, развевались схваченные бурей волосы, сурово глядели глаза.

Одно выглядело помоложе, другое постарше. Пряжки как бы говорили: смотри всякий, что за человек подарил нас подруге. Он такой же, как мы. Обидишь ее — не спасешь головы!

Хельги был вполне ровней этим двоим. Хотя, правда, ни бороды, ни усов не носил.

— Нравится? — спросил он Звениславку. — Носить станешь?

Она ответила:

— Спасибо, Виглавич…

Он опустился на лавку и велел ей сесть рядом. И посоветовал:

— Носи так, чтобы смотрели один на другого. Это Хегни и Хедин, древние конунги. Хедин полюбил дочку Хегни и увез ее от отца. Хегин погнался за ним и настиг, и девчонка не помогла им помириться. Тогда они повели своих людей в битву и полегли все до единого. Но девчонка была колдуньей и ночью оживила убитых. И я слышал, будто они по сей день рубятся друг с другом где-то на острове, а по ночам воскресают из мертвых!