Лебединая дорога - Семенова Мария Васильевна. Страница 51
А скальд ответил, поклонившись Торгейру:
— Я передам, Гудмундссон.
Холодный предрассветный ветер тормошил озерную воду, и во всю ширь, от края до края, бежали по ней злые быстрые волны.
Эрлинг Виглафссон прохаживался по палубе кнарра, наблюдая за работой своих людей. Одни натягивали канаты, устанавливая мачту, другие разбирали снасти, третьи вытягивали из трюма свернутое полотнище паруса… И прощай, торговый город на озере Лег!
Работал вместе со всеми и Этельстан. Англ был внешне спокоен, но двигался, точно во сне. Так, словно накануне его жестоко избили и теперь ему больно было двигать руками. Сын Ворона долго приглядывался к Этельстану, потом подошел.
— Что с тобой? — спросил он, тронув его за плечо.
— Ты похож на пьяного, Адальстейн, но ты не пьян.
Этельстан поднял на него глаза и опустил их опять. И ничего не ответил.
Эрлинг подтолкнул его:
— Я слыхал, ты вчера встретил знакомца…
— Это был лорд Годвин Эдрикссон, — угрюмо сказал Этельстан. — Он и мой отец ходили под знаменем славного короля Хейма… там, дома.
Эрлинг кивнул. Дело было сделано: Этельстан заговорил.
— Он рассказал мне, что дома жива моя мать. И жена, а ведь я все время думал, что ее замучил Рунольв… А еще он сказал, что наш король Элла, сын Хейма, пленил Рагнара Кожаные Штаны, когда тот грабил в Ирландии. Он велел посадить викинга в яму, и там его закусали гадюки.
— Вот как! — сказал Эрлинг. — Великим вождем был Рагнар Лодброк, и люди думают, что его сыновья удались в отца. Гроза идет на твоего Эллу конунга, Адальстейн.
Этельстан мучительно вздохнул.
— Рагнар спел в яме песню, в которой перечислил свои деяния, а перед самой смертью сказал так: отчего бы и не зарезать старого кабана, но пусть мясник опасается поросят. Лорд Годвин мне сказал, что его сыновья теперь собирают войско и…
Эрлинг его перебил:
— Так, значит, твой… Гудини ярл предлагал тебе поехать домой вместе с ним, а ты отказался. Я угадал? Этельстан внезапно рассвирепел:
— Чего ты от меня хочешь, Эрлинг Виглафссон?..
Эрлинг покачал головой:
— Не дело тебе кричать на меня, Адальстейн. Просто я теперь вижу, что ты больше принадлежишь своему Энкланду, чем мне. Так что иди-ка ты на берег, Адальстейн, покуда мы еще не снялись с якорей. Я так тебе велю!
— Отсылаешь? — спросил Этельстан. — Мне что-то не кажется, что я заслуживаю бесчестья, Виглафссон!
Но маленький Эрлинг расправил плечи и, кажется, даже вырос.
— Я хочу, чтобы ты был счастлив, Адальстейн, и не я виноват, если ты увидел в этом обиду! Иди! Или мне приказать, чтобы тебя выкинули за борт?
— Я никуда не пойду, — сказал Этельстан. — Ты дал мне свободу, и я буду идти за тобой, пока жив.
— Пойдешь! — отрезал Эрлинг, и оказалось, что это у него получалось не хуже, чем у самого Халльгрима. — Я дал тебе свободу, а твоя Страна Англов дала жизнь!
И кивнул Скегги, пробегавшему мимо:
— Принеси-ка сюда его котомку… Да, его! Скегги убежал, оглядываясь.
Принес пожитки англа и отдал их хозяину.
— У каждого своя дорога, — сказал Эрлинг. — Удачи тебе, Адальстейн.
— И тебе удачи, — отозвался англ так же тихо. — И ты вернись когда-нибудь в свой Торсфиорд. Я стану молиться за тебя, Виглафссон, и это поможет тебе не меньше, чем помогал мой меч…
Потом на кораблях подняли якоря.
Набирая ход, три лодьи одна за другой заскользили к воротам гавани — вновь пересечь озеро и скрыться в просторе холодного Восточного моря.
Этельстан стоял по колено в воде. В руках — кожаная котомка, у пояса — добытый в бою топор. Он смотрел на тот из трех кораблей, что шел посередине: на круглобокий медлительный кнарр. Он знал, что больше никогда его не увидит. Он возвратится домой, чтобы обнять там мать и жену, но одна часть его жизни отрезана навсегда. И ее будет не хватать.
В родном доме приснятся ему продымленные стропила Сэхейма, Эрлинг хевдинг и качающаяся палуба корабля…
Этельстан долго стоял неподвижно — до тех пор, пока корабли не скрылись из глаз. Город за его спиной понемногу просыпался: замычала корова, стукнула дверь, приплыл откуда-то запах только что испеченного хлеба…
Этельстан встряхнулся, словно просыпаясь, плеснул водой в лицо и зашагал к дому, где жил лорд Годвин Эдрикссон.
По великому морю Нево, из которого вытекала река, все еще бродили стаи льдин. И более всего они походили на остатки разгромленных войск, истаивающие под чужим солнцем, в чужой стороне… Ветер относил их на юг, и могучее течение реки непреодолимо увлекало вниз — не остановишься, не вернешься с середины пути! Пролетали мимо рокочущие пороги, проплывали коварные отмели устья… И открывался впереди широкий Хольмский залив — Котлино озеро!
Разные люди ходили по этим местам, и всякий называл их по-своему. Реку Неву и ту урмане переиначили на свой лад: Нюйя…
Льды уходили все дальше, мимо острова Котлина, мимо хмурых скал северного берега и песчаных кос южного — в солнечную синеву западного горизонта, на закат.
Шли и шли, и по дороге их делалось все меньше…
Три корабля стояли у западной оконечности большого острова, поросшего могучими соснами. Как назывался остров, не знал даже Олав кормщик. А местных жителей не было видно ни души. Олав, шедший этими местами в восьмой раз, клялся, что в прежние годы было точно так же… И тем не менее лес видел людей.
И недавно.
— Разбежались! — сказал Хельги, когда воины, ходившие в лес, нашли там торопливо загашенные костры.
— Это финны, а от них, как мне говорили, иного не следует и ждать!
Опытные люди, впрочем, не видели в этом ничего хо-: рошего и вслух говорили, что надобно было бы убраться : отсюда как можно скорей. Но лед шел и шел, и конца-; краю ему не было видно. Чудовищные льдины сталкивались друг с другом, с шипением ползли на берега…
Чтобы скоротать время, воины помоложе и мальчишки во главе с Видгой отправились в лес и притащили оттуда длинное бревно как раз такой толщины, чтобы выдерживало двух человек. Бревно установили на козлах в воде, там, где она достигала колен. Льдины сюда не лезли: не пускала длинная каменная гряда.