Поединок со Змеем - Семенова Мария Васильевна. Страница 19

Целый год Перун провел на Земле, в закопченной кузнице Кия. Но наконец зафыркали у ворот крылатые скакуны, впряженные в чудесную колесницу, настало время прощаться.

— Ты меня научил всему, господине, — молвил Кий. — Вот, прими в подарок на память…

— Что это? — удивился Перун.

— Это огненный палец, — ответил кузнец. — В нем частица сути Огня. Все, чего он коснется, должно немедля ожить, если только оно не всегда было мертвым. Испробуй!

— Не откажусь, — сказал Бог Грозы. Вытянул из поленницы дубовый обрубок, примерился и чиркнул огненным пальцем. Метнулось, на миг ослепило белое пламя… и вот диво: давно высохшее полено в руке Перуна тотчас стало расти, выпускать зеленые ветви, потянулось к земной влаге толстенькими корешками.

— Хороша ли работа? — улыбнулся кузнец. Перун засмеялся впервые за целый год:

— Совсем кудесником стал!

Кий разгреб землю, делая ямку, и сын Неба бережно опустил в нее деревце:

— Пусть растет.

Дубок принялся и за одно лето вымахал в могучее, стройное дерево. Его так и прозвали — Перуновым дубом, стали чтить, оставлять на ветвях когда пестрые лоскутки, когда обыденные — вытканные за день — полотенца, прося о чем-нибудь Бога Грозы. Обнесли оградкой. Кончилось тем, что Кий надумал перенести кузню подальше. Начал облюбовывать место, и тогда вновь явился к нему Перун:

— Покажу, где ставить… Пора уже тебе железо ковать.

Он научил Кия искать по болотам руду — первородную кровь Земли-матери. Научил плавить ноздреватые крицы железа и крепко бить их молотом на наковальне, очищая огнем. Выучил, наконец, готовить упругую сталь и сочетать ее с вязким, мягким железом, чтобы не гнулись, не тупились и не ломались лемехи и клинки… Многими невиданными прежде искусствами овладел кузнец. И все это, конечно, под воркотню старцев, давно успевших забыть появление медных ножей на смену палицам и каменьям и собственное тогдашнее недовольство:

— Знай все новенькое придумываешь! Не отеческим законом живешь…

Но Кий знай упрямо ковал, и вот диво — железные ножницы и серпы на торгу расходились куда проворнее медных. И стихло мало-помалу ворчание стариков.

Однажды в темное новолуние Кий припозднился с работой и ковал заполночь, когда снаружи долетел женский голос:

— Кузнец, отвори! — и опять, сквозь звон молота: — Кузнец, отвори!

— Входи, кто там, — отмолвил занятый умелец. Он и в мысли не держал замыкать, запирать запорами дверь: от кого бы? В других краях, ближе к недобрым Горам, появлялись вроде нечистые на руку Люди, но здесь…

— Кузнец, отвори!.. — долетело в третий раз, и Кий, вытерев руки, открыл дверь. Незнакомая женщина ступила через порог, и вместе с нею ворвался такой ледяной холод, что даже пламя, плясавшее весело в горне, как будто испуганно съежилось. Но почти сразу Огонь выпрямился и взревел, и теперь уже женщина отшатнулась прочь, закрываясь рукой…

Кий усадил нежданную гостью и заметил, что она была на диво хороша: волосы — вороново крыло, сама — вбеле румяна, вот только глаз Кий никак не мог рассмотреть, все потупливалась. Но зато ресницы… Вздохнул Кий, вспомнил молоденькую невесту, вовсе невзрачную рядом с такой раскрасавицей… устыдился и покраснел. А та уже вынула из корзинки

мертвую птаху — комочек серого пуха, тонкие торчащие лапки:

— Разное о тебе бают, кузнец. Вот первая служба: сделаешь ли, чтобы мой соловушка снова запел?

— Попробую… — нахмурился Кий. Сжег в горне окоченевшее тельце, а невесомую толику пепла бросил в кипящее молоко и прошептал над ним, как научил Перун. И тотчас взвился из молока оживший соловушка — но к хозяйке почему-то не полетел: в ужасе заметался по кузне, потом выпорхнул в приоткрытую дверь. Женщина прянула было поймать, но под взглядом кузнеца промахнулась, Кию же вдруг причудилось, будто зловеще вытянулись ее пальцы и скрючились, точно хищные когти… Но только на миг. И вот все миновало, и прежняя раскрасавица извлекла из корзинки жестоко задушенного кем-то котенка:

— Сослужи и вторую службу, кузнец.

И все повторилось, и серый котенок тоже в руки к ней не пошел — запищал и всеми коготками вцепился в Киев кожаный передник, не оторвать.

— А вот и третья служба, — молвила женщина. И подняла наконец глаза, и глаза были, что две дыры — ни света, ни дна: — Сделай мне ледяной гвоздь — что ни кольнет, все чтобы непробудным сном тотчас засыпало! А тебя так награжу, как тебе и во сне ни разу не снилось…

Подошла раскрасавица и уж руки протянула — обнять оторопевшего Кия, наметилась устами в уста. Но кузнец опомнился:

— Какой гвоздь? Кого уколоть?..

— Реку, чтоб не шумела, — отмолвила, ступая следом, злая Морана. — Птицу, чтобы поутру не пела. Тучу грозную, чтобы дождь не лила. А тебе, Кию, старейшиной быть над всеми Людьми! Мужи, с кем ныне не ладишь, по шею в топком болоте руду станут копать! А жены, самые гордые, самые красивые, только слово скажи…

Но Кий уже дотянулся до наковальни и схватил большой молот-балду, сделанный когда-то нарочно для Перуна, одному ему по могуте:

— Пропади, негодная! Сгинь!..

И молот, помнивший десницу Бога Грозы, послушался молодого кузнеца, взвился в его руках высоко и брызнул золотыми искрами громовой секиры:

— Я служу Солнцу, Молнии и Огню, а не смерти и холоду! Пропади!..

Миг — и вместо красавицы оказало себя перед Кием когтистое чудище. Еще миг — и грянул молот в пустое место, где оно только что стояло. Молот ушел глубоко в землю и там крепко застрял, а от сбежавшей Мораны сохранилась в кузне корзинка. Кий осторожно взял ее клещами и бросил в огонь, и добрая лоза, из которой она была согнута, благодарно распрямлялась, сгорая. Когда же рассыпались угли, стал виден не то камень, не то неведомый самородок. Свирепое пламя горна так и не смогло его раскалить. Кий отнес самородок подальше и закопал под валуном, не забыв промолвить заклятие — из тех, что всегда произносят над кладами: чтобы лежал смирно и глубоко и никому не давался, только зарывшему…

Утром, умываясь в ручье, Кий заметил у себя на висках седину. А потом осмотрел дверь и понял, почему злая Морана не смела войти, пока он сам ее не впустил. Мешала ей железная полоса, скрепившая доски, мешали железные петли, железный засов, не заложенный, но касавшийся ушка на ободверине. С радостным удивлением догадался Кий, что нечисть боялась железа. Недаром Чернобог и Морана оказались словно заперты Железными Горами в Исподней Стране, изникали через единственный лаз…