С викингами на Свальбард - Семенова Мария Васильевна. Страница 38

Потом они увидели между холмами небольшой ледник, весь засыпанный пылью и сильно подтаявший на солнце. У одного края собралось целое озеро, и в нем шумно плескалось стадо гусей.

Здесь решили устроиться на ночлег. Правда, не из чего было сложить костер, но в мешках сыскались лососи, пойманные уже на Свальбарде и приготовленные в построенной Вагном коптильне, а рядом бежала чистая голубая вода – чего еще?..

У всех гудели усталые ноги, подзабывшие в плавании о дальних переходах пешком, но троим сразу спать не годилось. А ну пожалует в белой шубе грозный Хозяин Льдов, привлеченный запахом человека, или подкрадется, горбясь за валунами, потревоженный тролль!

– Первым будешь сторожить ты, – сказал Оттар Карку. – Разбудишь меня, когда солнце доберется до той горы. А ты, – повернулся он к Хельги, – посидишь после меня, пока солнце не встанет вон там. Запомнил?

Хельги кивнул и подумал, что Оттар выбрал себе самую трудную стражу – в середине ночи, когда всего сильнее клонит ко сну. Он хотел сказать, что не маленький и не нуждается в поблажках… но Оттар уже спал, с головой забравшись в мешок в поисках темноты.

.. .Хельги удивился спросонья недружелюбному тычку под ребра, разлепил веки и увидел над собой Карка. Правду молвить, глаза открылись с трудом, и он сразу подумал, что разбудили его слишком рано, не в очередь. Он не ошибся: бледно-желтое солнце, прикрытое легкой дымкой, висело как раз над первой вершиной из тех, что Оттар указал им накануне.

– Оттару досталось вчера не меньше, чем нам, – сиплым шепотом проговорил Карк, влезая в мешок. – Особенно на льду. Буди его сам, если не выспался, а я не стану.

Хельги промолчал, лишь злорадно отметил, что мешок у него был как раз подходящий, латаный-перелатаный и грязный, криво скроенный из вонючей лысой овчины… Сидел бы вместо Оттара сам и не перекладывал этого на других!

От обиды сон как будто пропал, но Хельги знал, что непременно задремлет, если не встанет. Он поднялся и тут же застучал зубами, поспешно натягивая штаны. Северный ветер отгонял тяжелые непогожие тучи, но зато сам был по-зимнему жесток. Накануне, пока они шагали в гору, да еще с мешками на плечах, холод ощущался как-то не так…

Хельги немного попрыгал на заиндевелых камнях, размахивая руками, но камни хрустели очень уж громко. Тогда он решительно разделся, подошел к увешанному сосульками краю ледничка, полюбовался немного таинственным светом, мерцавшим из глубины, – и шагнул под обжигающе-холодные струйки, весело катившиеся в озеро.

Видела бы мать, подумал он, вертясь и содрогаясь под частой капелью, от которой на груди и руках выступали жаркие пятна. Да, здесь никто не лез к нему с советами и предостережениями, не упрашивал одеваться теплее и ни в коем случае не ходить на лодке мимо Железной Скалы… Но странное дело: теперь, когда надоедливые заботы матери превратились в воспоминания, они растягивали его губы улыбкой вместо того, чтобы сердить… А может, он просто стал взрослым мужчиной?

Спросить бы Оттара, но Оттар, не знавший матери, вряд ли сумел бы что-нибудь подсказать.

К тому времени, когда солнце напоролось на вершину черной скалы, оплавило ее и осталось висеть, истекая золотой кровью, Хельги распластал второго лосося и принялся его чистить. Пожалуй, пора было будить остальных, и он запустил мелким камешком в Карка, потом в Оттара. Оба немедля проснулись, и Оттар вместо благодарности выругался:

– Всякий сопляк берется судить, сильно ли я устал!

Он не привык, чтобы ему возражали. Хельги отмолчался: он стерпел бы даже затрещину, на Оттара нельзя было обижаться, как не обижаются на старшего брата. Зато Карк смотрел на него в явной тревоге, ожидая отместки. Страх, достойный невольника. Древний Хегни, чье мужество не знало предела, сам пошел на казнь, не желая, чтобы вместо него убили раба. Карк, наверное, никогда и не слыхал про такое, рабы редко беседуют о чем-либо, кроме еды и работы. Он так и не понял, почему Хельги не стал его выдавать.

Сворачивая мешок, Оттар все смотрел на гусей, щипавших редкую зелень и громко гоготавших на том берегу. Хельги ждал, что Оттар предложит добыть впрок две-три птицы, благо каждый захватил с собой лук, – но Оттар вдруг сказал:

– Сколько гусей, а вот лебедя я больше не видел. Может, я последних застрелил возле Рогатой горы?

Они направились вниз по течению ручья. Вода в нем была мутная и неслась с бешеной силой, ворочая камни: думай дважды, прежде чем затевать переправу. Кое-где ручей проел в песчанике широкое глубокое ложе; в иных местах попадался гранит, и он с ревом пенился на порогах.

– Всего на пять ночей отпустил меня Ракни, – сказал Оттар. —

Надо нам поворачиваться, если мы вправду хотим увидеть что-нибудь, кроме этих камней!

Весело было идти вместе с ручьем, бежавшим под гору; сделалось еще веселее, когда впереди вновь открылось далекое море и гористые острова, черные на синем, с серебряными шапками ледников. Совсем другой берег, не тот, что провожал их накануне.

Этот склон смотрел к югу, на солнце. Перевал останавливал холодные ветры, и здесь росло куда больше зелени, чем в фиорде Вагна, шага нельзя было сделать, не наступив на цветок. Хельги впервые в жизни стало жалко их мять. И как не пожалеть белые, желтые, красные, ярко-лиловые звездочки, едва успевшие обрадоваться скудному солнечному теплу? Зря, что ли, они так прижимались друг к другу и к земле, собираясь в зеленые подушки, и на одном крохотном кустике можно было обнаружить сразу ягоды и цветы: то, что в других странах успевало свершиться за одно лето, здесь растягивалось на два, а то и на три. Надо будет собрать потом десятка два разных и захватить домой – показать матери. Мать любит цветы…

Путешествие по ручью кончилось неожиданно скоро. Сперва Хельги заметил, что птицы стали носиться так часто, как бывает лишь рядом с гнездовьями, а ведь до моря было еще не близко… Он едва успел подумать об этом, и цветущая тундра исчезла, ринувшись в бездну обрывом чудовищной высоты. На выступах слоистого камня кричали и суетились вездесущие кайры. Ручей с разбегу перелетал через кромку и падал вниз цельной струей. Шума ее падения нельзя было различить.