С викингами на Свальбард - Семенова Мария Васильевна. Страница 5
Хельги непременно добудет себе такой меч, когда его введут в род. И так уже он вполне достаточно отсиживался в Линсетре возле материной юбки, в то время как другие парни ходили на боевых кораблях начиная с двенадцати зим!..
Хельги думал нынче пополудни обогнуть вершину фиорда, а завтра утром постучаться в ворота Кетиля Аусгримссона. Денек выдался солнечный, и он сперва разделся до пояса, а потом, пожалев безропотную Буланку, слез с седла и повел ее в поводу. Викинг должен уметь ходить целыми днями не зная усталости. И бегать быстрее всяких коней.
Еще немного погодя ему показалось, что вполне можно было обойтись без сапог. Он разулся, и сразу стало веселее шагать, и подумалось, что праздник, ожидавший его через несколько ночей, впрямь должен был состояться. Исполинская зеленоватая чаша фиорда лежала по правую руку; горы на том берегу стояли по колено в воде. Быстрые облака скользили по склонам, заросшим корабельными соснами, и тени скатывались по кручам, стремительно падая в воду. Чистый воздух позволял видеть все камни вершин, а далекие хребты уходили в синюю дымку, поднимаясь выше и выше, и Хельги в который раз позавидовал морским орлам, кружившимся над фиордом. Им ведь ничего не стоило развернуть могучие крылья и взмыть в небо, в синюю бездну, откуда видны разом все пределы земли… Хельги нравилось смотреть на фиорд. Он никогда не пытался облечь это в слова, но сердце само собой начинало стучать гулко и часто, и что-то мучительно и блаженно напрягалось внутри. Однажды он спросил мать, так ли хорошо было на ее родине, в Гардарики. Мать вздохнула, отвела глаза и ответила:
– Много краше…
Хельги изумился этим словам, потому что как раз стояла ранняя осень и землю на каждом шагу расшивали искусные мастерицы, окрасившие свои нитки ярким ягодным соком, алым, темно-зеленым, лиловым и золотым!.. Он долго пытался вообразить красоту той далекой земли, где когда-то затеплилась искорка его будущей жизни… а потом понял, что мать все равно ответила бы именно так, даже доведись ей родиться на плешивом каменном острове, где нет ничего, кроме серых валунов.
С тех-то пор он стал усердно говорить на ее языке. А потом пошел в капище и поклялся на священном кольце, что когда-нибудь, став вождем, отправится в Гардарики. И не просто пойдет сам, но еще возьмет с собой мать…
Наверняка ведь ее порадует такая поездка.
Шаг у Хельги был размашистый, и к полудню впереди открылась вершина фиорда с ее песчаным бережком и тростниками в устье стремительной речки. Эта речка падала с нагромождения скал, и клокочущий водопад не замерзал даже в самые студеные зимы, лишь камни вокруг обрастали причудливыми кружевами. Русло реки пролегало по широкой долине, а дальше был перевал, открывавший дорогу в глубь страны. Этой дорогой старый Эйрик обычно ездил на тинг. Хельги пригляделся: через перевал медленно ползла туча, неповоротливая, сизо-белая, взбитая ударами ветра.
Хельги любил эту долину. Не в первый раз смотрел он на нее и всегда воображал себе битву Тора с великанами, и как какой-нибудь смертельно раненный исполин полз умирать к океану, в муках волоча свое тяжелое тело и расталкивая коленями горы, словно кучки песка…
Скоро им с матерью придет пора собираться на север. Хельги еще никогда там не бывал, но знал по рассказам, что в Халогаланде тоже были и водопады, и сверкающие вершины, отражавшиеся в фиордах, а сами горы выглядели куда круче и неприступнее здешних. Но он всегда будет здороваться с моря со знакомым фиордом Линсетра, и на душе станет делаться тесно и тепло, когда над горизонтом плечом к плечу вырастут Сын и Отец…
Двор Кетиля Аусгримссона стоял на южном берегу соседнего фиорда; два морских залива разделял длинный мыс, кончавшийся Железной Скалой. И если говорить правду, люди предпочитали не заглядывать туда без нужды. Если бы у Железной Скалы спрятался человек, изгнанный за худые дела, даже кровные мстители не поторопились бы искать его на мысу. Все помнили: такое уже случилось однажды. В первую же ночь через фиорд долетел отчаянный крик, и люди поняли, что это оборотни поймали беглеца и сожрали на ужин…
Хельги был не из трусливых и притом носил на груди оберег, но на мысу ему было нечего делать. Он пересечет его у самого основания, там, куда как раз падала тень вершины Отца. Потом выберется на полуденный берег Кетилева фиорда и стреножит на ночь коня.
А день удался жарким необыкновенно – как бы на ночь глядя не налетела гроза! Хельги еще завернул к пастухам, что стерегли скот на зеленых горных лугах. Тропа вывела его к продолговатому белому камню, поставленному торчком; раньше такие камни называли Мернирами, и бездетные клали им богатые жертвы. Эта вера давно пошатнулась, да и рановато еще было Хельги думать о детях… но все же он вытащил из сумки лепешку, разломил надвое и оставил половинку у подножия камня. Пусть мир и урожай пребудут в Линсетре!
Псы с лаем выскочили навстречу, но скоро признали Хельги и долго извинялись, виляя хвостами. Молодые рабы, не державшие зла на хозяйского воспитанника, встретили его приветливо, налили кислого молока и тут же пустились спорить, каких коров следовало зарезать для пира. Ибо халейги явятся в Линсетр самое малое двумя кораблями – это же какая уйма народу, и хоть бы один не горазд был крепко выпить и вкусно поесть!..
Когда Хельги распрощался с ними и двинулся дальше, он скоро обнаружил, что мухи, больно жалившие коров, привязались и к нему. Он взмок от жары, и крылатые твари липли к потному телу, стремясь полакомиться кровью. Хельги сломал молодую березовую ветку и отмахивался, пока не превратил ее в ободранный прут. И поскольку мухи не отставали, он решил, что неплохо бы выкупаться, смыть с себя пот.
Перед водопадом речка разливалась в круглое озерцо шириной в полсотни шагов. Речка текла с ледников, ее вода определенно была холоднее, чем в нежившемся под солнцем фиорде, и Хельги решил, что купаться стоило именно здесь.
Он постоял на берегу, вслушиваясь в размеренный рев падуна. Вода была настолько прозрачной, что сквозь толщу в рост человека виднелась скала – поток переливался через нее сплоченной струей, еще не успевшей вспениться и раздробиться.