Волкодав - Семенова Мария Васильевна. Страница 14

Пришлось Волкодаву раздобыть белой краски и подновить вывеску. Не уходить же из дому, ничем не отдарив за добро. Краска попалась отменная: он так и не сумел как следует оттереть её от рук и вычистить из-под ногтей. Зато денег оказалось более чем достаточно для того, чтобы купить Ниилит хорошую рубашку из тонкого льна, шерстяную сольвеннскую безрукавку, плетёный пёстренький поясок и кожаные башмачки-поршни. Не помешал бы плащ, но плащ, как и синие стеклянные бусы, пришлось отложить на потом. Хорошенько поразмыслив, Волкодав употребил оставшиеся деньги на просторную рубаху для Тилорна и ещё выторговал тонких стираных клоков – на повязки. Болячки и язвы, оставленные заточением, заживать не спешили.

Тилорн ликовал по поводу обнов едва не больше девчонки. Волкодав успел заметить, как радовала бывшего узника всякая мелочь, говорившая о возвращении к достойной человеческой жизни. Чего уж тут не понять. Гораздо удивительнее было другое. Осчастливив нехитрыми подарками Тилорна и Ниилит, Волкодав поймал себя на том, что и сам готов был улыбаться неизвестно чему.

– А себе ты что-нибудь купишь, господин? – смущаясь, спросила Ниилит.

Он пожал плечами:

– У меня всё есть.

В самом деле, его одежда ещё не собиралась разваливаться, а оружие, как и было обещано, Фитела ему дал. Волкодав сам выбрал прочное, с широким жалом копьё, могучий веннский лук, оплетённый берёстой, и два топора: один на длинном топорище – для рукопашной, другой на коротком – чтобы можно было метать. Не помешал бы и меч, но меч – оружие особенное, просто так его не дают и не берут.

Когда-то, очень давно, маленький мальчик из рода Серого Пса впервые задумался о том, как это, должно быть, горько и страшно – жить бездомным сиротой, у которого все пожитки вполне умещаются в полупустом мешке за спиной. А теперь он и сам вот уже двенадцатый год другой жизни не знал. И узнает ли – не у кого спросить…

Сидя на послушной лошадке, Волкодав придерживал копьё правой рукой, уперев его в стремя, и прикидывал, что на привале надо будет сделать для него петлю вроде тех, какими пользовались другие. Лук в налучи покачивался слева при седле, справа висел берестяной тул с двумя десятками стрел. Стрелы Волкодав тоже выбирал сам, следя за тем, чтобы ушко у каждой было выкрашено в свой цвет, смотря по тому, каков наконечник. Чтобы в бою можно было сразу выхватить нужную, не раздумывая и не ошибаясь.

День миновал без каких-либо происшествий. Дорога, не нарушенная ни переправой, ни буреломом, вилась между песчаных холмов, поросших добрыми соснами. Ветер шевелил пушистые ветви, пятна света и тени плясали по лесной траве, по вьюкам на телегах, скользили по лицу Тилорна. Некоторое время тот напряжённо хмурился, потом обрадованно заявил:

– Я уже различаю тени и свет! Даже очертания иногда!

– А я думал, тебя ослепили, – сказал Волкодав.

Тилорн улыбнулся.

– Нет. Это от плохой еды и… м-м-м… переживаний. Ты же, друг мой, кормишь меня столь незаслуженно хорошо, что я, чего доброго, не только вновь стану видеть, но и растолстею…

Волкодав вдруг почувствовал себя так, словно это ему, а не Тилорну предстояло вскоре прозреть. Необычное ощущение крепко засело в душе. И до самого вечера, пока они не выехали на широкую поляну у озера и Аптахар не распорядился устроить привал, Волкодав волновался неизвестно о чём и всё думал, что бы такое сделать, чтобы зрение поскорей вернулось к Тилорну. Ничему-то он, старый пёс, в жизни своей не научился.

На ночь телеги поставили в круг и на каждой с внешней стороны укрепили по два щита. Посередине круга поставили палатку для Фителы. Разложили костёр и повесили над ним железный котёл. Волкодав уже не слишком удивился, когда Ниилит взяла большую деревянную поварёшку и принялась хозяйничать у котла.

Он натянул свой полог возле колеса повозки, постелил покрывало, потом вынул из телеги Тилорна и, взяв на руки, унёс его за пределы круга.

– Смех и грех, – молвил калека, управившись со своими делами и пытаясь одёрнуть длинную рубаху. Ладони Волкодава обнимали его рёбра, без труда поддерживая тщедушное тело. – Смех и грех! – повторил Тилорн и смущённо вздохнул. – Когда лежу или когда ты вот так держишь, ну прямо сейчас горы сверну. А стоит попробовать… Поставь меня, пожалуйста, на землю, друг Волкодав.

Волкодав, подумав, чуть-чуть развёл ладони. Какое-то время Тилорн и вправду стоял, шатаясь из стороны в сторону и поводя руками. Потом его колени беспомощно подломились. Волкодав не дал упасть – подхватил и понёс обратно к костру.

– Не спеши, – посоветовал он Тилорну. – Куда торопишься?

– Мне так стыдно обременять тебя, – ответил тот. – Ума не приложу, что бы мы без тебя делали, друг мой! Хотя, правду сказать, поначалу я очень опасался за девочку…

Волкодав едва не споткнулся. Ему словно плеснули в лицо водой, холодной и грязной.

– Что? – спросил он, надеясь ослышаться.

– Я обидел тебя? – что-то почувствовав, неподдельно перепугался Тилорн. И торопливо принялся объяснять: – Я… ну ты же сам… ты – молодой, сильный мужчина, а Ниилит, как я понимаю, очень красива… я же тебя совершенно не знал… я боялся, что ты… Волкодав! Я обидел тебя?

Волкодав молча прошёл между телегами, уложил учёного под полог, укрыл шерстяным плащом. Тот всё ещё пытался что-то говорить и даже поймал его за руку. Волкодав выдернул руку и, мало что видя перед собой, ушёл на другую сторону лагеря, к берегу озера, где паслись стреноженные кони. И там долго стоял неподвижно, глядя на лёгкий туман, завивавшийся над водой.

Далеко за озером, за лесами алели, рея в прозрачном воздухе, снеговые зубцы гор. Их ещё озаряли лучи солнца, ушедшего за горизонт. Волкодав хорошо помнил, как его, напрочь отвыкшего от света, в лохмотьях, с многолетними шрамами от цепей на шее, запястьях и лодыжках, вытолкнули из пещеры на голубой горб ледника, под беспощадное морозное солнце. Вот тебе твоя свобода, сказали ему. Иди. И он пошёл, шатаясь, скользя босыми ногами по плотному снегу, зажимая ладонью рану в боку…

За спиной прошуршали шаги. Волкодав узнал походку Авдики и не стал оборачиваться.

– С девкой поссорился? – спросил молодой сегван и понимающе кивнул: – Бывает.

– Бывает, – сказал Волкодав.

– Слушай, венн… – Авдика помедлил, отвёл глаза, потом решился: – Знаешь, я что-то так и не уразумел, как это ты меня ринул намедни у Айр-Донна. Может, покажешь, если не жалко?

Волкодав пожал плечами. Ему было не жалко. Эта ухватка не входила в число запретных, которые нельзя передавать стороннему человеку. Он пересадил Нелетучего Мыша на холку своему коню, щипавшему травку неподалёку. Конь повернул голову, незлобиво обнюхал Мыша, с которым успел уже познакомиться, потом фыркнул и снова опустил морду к траве. Цепляясь за шерсть, Нелетучий Мыш забрался ему в гриву и принялся слизывать соль.

Авдика поднял копьё и, как тогда в корчме, наставил его на Волкодава. Венну почему-то вдруг померещилось в нём некое сходство с тем комесом, которого он убил одиннадцать лет назад… Наверное, всё дело было в светлых волосах и в причёске.

– Смотри, – начал он объяснять. – Левой отводишь остриё, вот так. Правой перехватываешь оскепище…

Древко снова начало неудержимо выворачиваться из рук молодого сегвана. Авдика попытался удержать, но вместо этого волей-неволей побежал кругом Волкодава. Потом ноги выскочили из-под него. «Смерч подхватывает и уносит соломинку». Авдика растянулся на земле, хохоча и поминая трёхгранный кремень Туннворна.

– Как, как ты меня? А ну, ещё раз…

Волкодаву же показалось, будто у края поляны остановился кроткий серенький ослик и с вышитого седла на них с Авдикой зорко и пристально посмотрела смуглая седая старушка.

Кан-киро веддаарди лургва, мысленно сказал ей Волкодав. Именем Богини, да правит миром Любовь. Вот видишь, Мать Кендарат, и у меня теперь есть ученик…